Читать интересную книгу Прогнозист - Борис Яроцкий

Шеф по утрам, как правило, в хорошем здравии: не рыдает, не показывает своим ближним, как он страстно любит президента.

Штора слегка колыхнулась, в дверях - Тоня. - Как спалось? - Как после выпивки. - Что снилось? - Женщина. - Приятная? - Не разобрался. - Тогда подъем, и - в бассейн. Тебя заждалась Дарьяна. - А что Ананий Денисович? Он уже на Арбате. - Он знает, что мы здесь? - Ему это ни к чему... Но ты поторопись. У нас тоже впереди рабочий день.

В бассейне Дарьяна Манукяновна резвилась, как моржиха - с шумом и фырканьем. Увидела Фиделя Михайловича - из-под резиновой шапочки улыбнулась глазами-маслинами.

Завтракали спешно: надо было торопиться. Но хозяйка отпускала их неохотно. Настроение у неё - превосходное, как будто не Фидель Михайлович, а она вырвалась из бандитского плена и теперь наслаждалась свободой.

"Сказать ей, что отыскался Сузик?" Решил: пусть это скажет не он, а Тоня, и то не сейчас, Алик мог и соврать. Вот когда товарищ полковник наведет о нем справки...

Но наводить справки не потребовалось. Вскоре после отъезда гостей приехал Аркадий Семенович. Всю ночь он провел в ожоговом центре.

32

Будь на месте Дарьяны Манукяновны любая другая женщина, узнай она страшную новость о сыне, рвала бы на себе волосы: это, дескать, её бог наказал. Но Дарьяна Манукяновна это же Дарьяна Манукяновна - отцовская кровь: умеет в любой ситуации не падать духом.

Так поступила и сейчас. Видимо, рассудила: кто такой сын? - человек. И коль человек не способен отвернуться от удара судьбы, значит, наша действительность, где все перетекает от нищеты к богатству и наоборот, ему не по плечу.

Поэтому первое, о чем она спросила, было: - Он выживет? - Должен выжить, - с долей неуверенности ответил Аркадий Семенович. - Стоит за его жизнь бороться? - Вы же мать... - Я его готовила к большому бизнесу... Выходит, мои надежды рухнули? - Я бы так сейчас вопрос не ставил. - И что мне предпринять? - Увидеть Сузика. И как можно быстрее. - Хорошо. Я только чашечку кофе...

Дарьяна Манукяновна собралась быстро. Кофе она проглотила как спирт. Аркадий Семенович за компанию пил не спеша. Кофе был обжигающий. Пил отхлебывал маленькими глотками. Недоумевал: "Почему не интересуется, нашел ли я Фиделя Михайловича? Командировка была по её настоянию". Объяснение напрашивалось как бы само собой: ей не до аналитика, коль сын в беде.

В ожоговом центре, уже зная, что они спасают наследника известного предпринимателя и племянника олигарха, спешно готовили пострадавшего к операции. Требовалась пересадка кожи.

Сузик был при полном сознании. Увидел мать - узнал, глаза его повлажнели. Но глаза матери оставались сухими и строгими. - Как же это тебя угораздило?

Сузик, уже не забинтованный, разжал уста. Медленно заговорил: - Как?.. Я бежал включать пожарную сигнализацию. Огонь догнал меня, окатил... Кто-то накрыл меня брезентом... Но сам сгорел... Катя сказала... Потом. - Катя? Кто такая? - Жена моя. - Ты - женат? Она кто - из работяг? - Из работяг, мама. - Тебе мало элитных девочек?

Сузик попытался улыбнуться. - Эх, мама! Элитных можно только трахать...Для жизни они не годятся...

Присутствовавший при этом разговоре хирург, кряжистый мужчина, уже в летах (ему предстояло сейчас оперировать), дернул Аркадия Семеновича за рукав, отвел в сторону, сердито шепнул: - Уведите ее! Немедленно!

Хирург был всецело прав: такую мать к своим детям лучше не допускать. - Дарьяна Манукяновна, - тихо сказал Аркадий Семенович. - Сузика ждут в операционной.

Она взглянула на своего врача, как смотрит недовольный начальник на нерасторопного подчиненного. - Кто будет оперировать? - Профессор Лушпа. Это который?

Аркадий Семенович показал на сердитого мужчину в белом халате. Халат у него не сходился на спине. Спина была голой. - Я вам верю, - сказала Дарьяна Манукяновна, небрежно взглянув на толстяка. - За благополучный исход отблагодарю. - Спасибо...Наш долг - спасти... - Любой долг оплачивается, - напомнила известное.

Лозинская привыкла к тому, что врачи приезжают к ней, а не она к ним. Врачи для неё - прислуга, исключение разве что профессор Герчик, и то лишь потому, что он врачует элиту.

По дороге домой Дарьяна Манукяновна возмущалась: - Это же надо! Какую-то девку - в жены...

Аркадий Семенович держал сторону Сузика: - А девчонка, доложу вам, красивая. - Она - русская? Конечно, не элитная. - В глубинке элитные не водятся. - Ну да... - Дарьяна Манукяновна едко усмехнулась. - Я, дура, вышла за полукровку, а он оказался идиотом. - И передразнила: - "Люблю президента! Люблю президента!" Каждый, кто услышит такое несуразное, скажет если не в глаза, то за глаза: "Чекнутый". Хотя таких в президентскую команду берут с удовольствием. Такие для президента - лекарство. Вы заметили, доктор, когда всенародно избранного расхваливают, аж садятся на задницу, он сам себе пытается переставлять ноги. - Я его редко вижу, сдержанно ответил Аркадий Семенович.

Дарьяна Манукяновна игриво преломила бровь: - Что - вас уже больше туда не приглашают? - Пока нет. - Ну и не печальтесь. Лечите моего. И чтоб его реже видел Фидель Михайлович. А то чего доброго и умный свихнется. Если Фидель Михайлович отыщется, - обронил Аркадий Семенович. - А что его искать? Вчера они у меня гостили. - Он - в Москве? - А где же ему быть? Тогда зачем я... - и не досказал.

Досказала она: - И вы отлучались не напрасно - привезли Сузика.

Новость, что Фидель Михайлович нашелся, так обрадовала Аркадия Семеновича, что он тут же попросил Дарьяну Манукяновну подбросить его на Арбат - в докторе она сейчас не нуждалась. Всю ночь её врачевал Фидель Михайлович. У неё болели кости. Ничего подобного она не испытывала за все годы замужества. Да что замужества! И в девичестве на лучших курортах Европы её так не врачевали.

Праздничное настроение омрачалось тяжелым состоянием сына. Но её не покидала уверенность: доктора - тот же Лушпа - разобьются в лепешку, но Сузика поднимут на ноги. Ведь она, мать пострадавшего, отблагодарит: деньги, они и убивают и возвращают к жизни. Убивают, конечно, наверняка, а вот возвращают далеко не каждого. Нобель пытался излечиться тоннами золота, Онасис - миллиардами долларов. Не получилось... Это она знала: здоровье не купишь, поэтому лучше его как можно дольше не терять.

К утру нынешнего дня она помолодела лет на десять.

33

Не скоро, уже в апреле, когда Москва почти окончательно освободилась от снега и приняла весенний вид, Аркадию Семеновичу удалось затащить Фиделя Михайловича к себе домой.

Все это время Фидель Михайлович был загружен срочной неотложной работой - подсчитывал теневой капитал предпринимателя Тюлева. Деньги были разбросаны по многим коммерческим банкам - хранились на счетах мифических вкладчиков. И вот их нужно было выявить. Операция удалась. Постарались агенты товарища полковника: принесли в зубах то, что хранилось не столько в сейфе алчного Банкира, сколько под его черепной коробкой. Но, пожалуй, самым существенным документом оказалось личное впечатление от лесной тюлевской империи: аналитик увидел его рабов и теперь знал им истинную цену. Что бы и как бы там ни толковали, а капиталы умножаются главным образом людьми подневольными.

Да, капиталы Тюлева умножались трудом его каторжников. Именно Тюлева можно было сравнить с печально легендарным Гулагом. Но там хоть, пусть показная, но соблюдалась законность: за ударный труд человека могли освободить. Здесь каторжника освобождала от каторги только смерть. Даже тем, кому удавалось совершить побег, не мог уйти от пули тюлевского гвардейа. А гвардейцы, как известно, прошли через "Кресты".

Фидель Михайлович сравнивал капитал Тюлева с капиталом Лозинского. Ананий Денисович явно уступал Александру Гордеевичу. Но у Анания Денисовича был брат в правительстве. Для теневика это то, что для картежника козырный туз. Козырные побивают любую некозырную карту.

В бизнесе главный козырь - силовые структуры. Они были у Януария Денисовича, разумеется, законные. Но они и у Тюлева будут, если народ, который продолжает безмолствовать, изберет его, но не в Государственную Думу, Дума - это мизер.

Мечтания соперника Лозинского Фидель Михайловаич знал от людей, обслуживавших тюлевскую империю. Империя как раковая опухоль незаметно разрасталась. В России - в тюрьмах и колониях - уже находилось более миллиона зэков. Каждый год выходило на свободу около ста тысяч. Каждый восьмой становился служителем тюлевской империи. В России уже не было ни одного райцентра, не говоря уже о крупных городах, где бы не легализовались тюлевские гвардейцы.

Им и предстояло поднять россиян - сагитировать - за избрание президентом своего, кровного, русского, питерского православного спонсора бедных, рачительного хозяина, доказавшего на деле, что его предприятия эталон подъема национальной экономики. И... ох уж он и расправится с прозападными кланами! Он заставит их вернуть наворованное и спрятанное за бугром. Он будет их по-русски - к ногтю. Как насосавшихся крови вшей. О, это будет деятель! Петр Первый! Столыпин! Его будут славить поэты, ставшие вдруг православными. В нем воплотится русская национальная идея.