Читать интересную книгу Прогнозист - Борис Яроцкий

Что бросилось в глаза Аркадию Семеновичу: Егора Донатовича окружали молодые парни, они тоже были в рабочих, испачканных сажей спецовках. Оказалось, это были сыновья Коновалова-старшего: Дмитрий, Никита и Николай - Катины братья.

Катя, встревоженная, тяжело дыша, прибежала уже к самому трапу вертолета, когда санитары на руках заносили Сузика. Маленькая, в серой болоньевой курточке на искусственном меху, она тоже, как и отец, и её братья, смотрела на профессора с надеждой и болью.

"Любит Сузика".

С Сузиком прощалась, не скрывала слез, сняв варежку, нежно гладила бинты, приговаривала: - Поправляйся... поправляйся...Я буду ждать... Буду!

"А девчонка-то - красивая..."

Ее личико, мокрое от слез, было, как на иконе, скорбное и прекрасное. Как показалось Аркадию Семеновичу, её глаза излучали какой-то дивный загадочный свет. Он невольно сравнил эту поселковую девчонку со своей Кларой, в них угадывалось что-то общее, прежде всего, взгляд. Когда дочка видела Фиделя Михайловича, её глаза, но не серые, как у Кати, а черные, как у матери, большие, ласковые, излучали такой же дивный, но далеко не загадочный свет.

"Ах, женщины!.." Он завидовал Сузику, а ещё больше - незнакомой Кате Коноваловой. Не тронь Клару тот великовозрастный развратник, была бы и Клара с судьбой, как у Кати - жила бы, веря в свое счастье.

Уже в Пулково, в ожидании рейсового на Москву, в медпункте аэропорта, Аркадий Семенович спросил сопровождавшего их поселкового врача (звали его Миша): - Егор Донатович что-то недосказал? - Коноваловы хотели узнать о дальнейшей судьбе комбината. - То есть? - Вы там в Москве ближе к правительству. Вам, наверное, известно, что наш хозяин собирается комбинат продавать? - О продаже не слышал. - Как же! Продает англичанам. Вот уже которую неделю поселок бурлит. Начали увольнять рабочих. Остановили два цеха. Только непонятно, зачем хозяину было поджигать целлулозный? Без него комбинату - крышка. - А что рабочие? - Рабочие не сдадутся. Свой комбинат будут защищать. Может дойти до оружия. Своего, русского, ещё потерпят. Тем более, что он пообещал искоренить бандитизм. - И кто же так смело пообещал? - Аркадий Семенович не удержался от изумления. - Ваш хозяин? - Да. Александр Гордеевич Тюлев. Недавно выступал по телеку. Сказал, что комбинат собирается продавать не он, а ему приказала губернская власть. Но он ещё подумает. А с бандитизмом, сказал он, покончить не сложно. Он так и выдал в эфир: это, говорит, как два пальца обоссать. После такого заверения многие рабочие его зауважали. Слабый по натуре сильно не выразится. Он решительный... - Конечно, решительный, - согласился Аркадий Семенович. Говорить о том, что хозяин комбината не кто иной как вор в законе, не было смысла. В поселке судят не о том, о чем ходят разговоры, судят о поступках того же хозяина.

Прислушивался ли к их разговору Сузик, по его глазам было не понять. Он смиренно лежал, изредка просил пить и врач в прорезь марли просовывал ему трубочку, давал глотнуть лимонного сока.

В самолете Сузику стало совсем плохо. Пришлось вводить обезболивающее.

В полночь Сузика доставили в ожоговый центр. И бригада хирургов приступила к своим обязанностям.

Аркадий Семенович намеревался было позвонить Дарьяне Манукяновне: присутствие матери облегчило бы страдания сыну. Ведь сын вряд ли догадывался, что это она, его родная мать, его отправила в тайгу на перевоспитание.

Аркадий Семенович не позвонил - не насмелился прерывать её здоровый сон. Он не предполагал, что в эту ночь Дарьяна Манукяновнва глаз не смыкала - сама не спала и не давала уснуть молодому и сильному мужчине.

31

В то время, когда Аркадий Семенович в сопровождении врача поселковой больницы доставлял Сузика в ожоговый центр, Дарьяна Манукяновна принимала гостей - свою верную и безотказную подругу Антонину Леонидовну и её мужа Фиделя Михайловича.

В гостиной Антонина Леонидовна тихо спросила: - Что-то не видно хозяина? Мы же по его приглашению.

Хозяйка взглянула на подругу с упреком, но не осуждающе.

- Не нужно было шефа поить коньяком.

Гостья усмехнулась: - Он сам распорядился. Вот - свидетель, - показала на Фиделя Михайловича. - А ты для чего там? Не хитри. Знала о последствиях. - Он что - опять рыдал и признавался в любви к президенту? - У него одна пластинка... - Ну прости, - извинилась подруга. - Повод неординарный. Как было не послушаться?.. Он - спит? - Дрыхнет. - А что мы? - Будем веселиться. Повод, сама говоришь, неординарный.

Вскоре на столе появился коньяк, но почему-то на этот раз была скудная закусь: нарезанные дольками лимоны, черная икра и черный хлеб.

Дарьяна Манукяновна сидела рядом с гостем, следила, чтоб он добросовестно пил и так же добросовестно закусывал, расспрашивала гостя, как он бежал из бандитского плена и словно ненароком, как бы случайно мягкой подошвой своей маленькой ступни попадала на ступню Фиделя Михайловича, при этом заглядывала ему в глаза, пытаясь за стеклами очков уловить его взгляд.

Антонина Леонидовна на мужа - ноль внимания, полностью предоставив его своей подруге.

От назойливого заигрывания хозяйки Фидель Михайлович испытывал неловкость. Вот сейчас проснется Ананий Денисович, выйдет из спальни и увидит, как его супруга воркует над гостем - служащим его фирмы и...

Гость представил: что же будет? По всей вероятности, шеф открыто возмущаться не станет. Он с улыбкой пожмет своему служащему руку, будет, как и его жена, угощать коньяком, а завтра даст поручение товарищу полковнику ликвидировать аналитика и даже укажет причину смерти - инфаркт миокарда. И этого служащего похоронят, конечно, с почестями, как недавно похоронили Андрея Лукьяновича Красия, бывшего офицера особого отдела танковой армии, лазутчика вора в законе Тюлева.

Спасибо Аркадию Семеновичу - просвещает. Единственно, о чем он помалкивает, но до чего Фидель Михайлович дошел своим умом, - так это о том, что ещё ни один служащий этой фирмы не умер своей смертью - как будто все тут безнадежные инфарктники. Впрочем, это объяснимо: у каждого есть сердце, и оно, как любые часы, в любой момент может остановиться.

Ближе к полночи, приняв солидную дозу коньяка, Фидель Михайлович почувствовал, что он пьян. Такое с ним случалось редко, в чем он однажды признался Кларе, но случалось. Значит, не исключением будет и сегодняшняя выпивка.

"Домой не поеду...", - подумал, поднимаясь.Его шатнуло. - Тоня, нам пора... - А может, заночуете, Фидель Михайлович. - Это голос Дарьяны Манукяновны. Голос - как сквозь вату. - Как Тоня.

Тоня возражать не стала. Она ввела мужа в спальню. Как он раздевался он уже не помнил. Упал в постель - словно провалился.

Проснулся - не сразу сообразил, где он: то ли в своей однокомнатной во Внуково, то ли в высотке на Котельнической. Но и там и там постель источала запах не такой, как здесь. К тому же здесь окна были плотно зашторены. Даже городские огни где-то там, за непроницаемой шторой.

Рядом - дыхание женщины. Тоня?.. Положил руку на грудь. Грудь крупная с тугими сосками. У Тони вообще нет сосков - турецкие контрразведчики выжгли раскаленным оловом. Здесь, на пышной груди, сосок с мизинец. У Тони грудь гораздо меньше, но плотней. А эта - как студеннь. А может, после крепкой выпивки все кажется крупней? У Тони и живот намного меньше и не очень мягкий, и ноги не такие толстые, и не такие податливые. Он только шевельнулся - а нога уже под его бедром.

И когда он навалился на мягкий толстый живот, ощущая под собой гутаперчевые груди, он окончательно убедился, что это не Тоня. Та в подобных движеньях стремительна, как эстрадная танцовщица. Эта - шевелилась не очень, но скоро её тело покрылось испариной и вся она источала пронзительно тонкий аромат приятных незнакомых духов.

Тоня пахла своим крепким здоровым телом. А эта... Зачем её к нему подсунули? Выходит, все это: и приглашение в гости, и обильная выпивка под скудную закусь - все было подстроено?

Женщина скоро выдохлась - устало отвечала на его движения.

Уснул он под утро и уже не пьяным, а вполне протрезвевшим.

Проснулся, открыл глаза: солнечные лучи упирались в тяжелые плотные шторы. В спальне было светло. Высокие ребристые потолки с нарисованными розовыми ангелами напоминали собой купол собора. На стенах - виды африканских джунглей. Мебели - никакой, за исключением разве что несуразно широкой кровати из красного дерева и в обрамлении бронзы овальное трюмо.

Откуда-то из-за портьеры доносилась тихая музыка.

"Если есть рай, то примерно такой", - невольно подумал Фидель Михайлович, продолжая обозревать спальню. Злость на Тоню не проходила. Он ещё ночью понял, где он. Чувствовал себе неловко. Спать с женой шефа, когда шеф где-то рядом, по-другому чувствовать себя не будешь. К тому же побаливала голова.

Шеф по утрам, как правило, в хорошем здравии: не рыдает, не показывает своим ближним, как он страстно любит президента.