— Ну когда уже? — приземлившись на лавку, Инна вытянула ноги и глянула поочередно на меня и на Вадима.
— Думаю, через полчаса-час, — я присела с ней рядом. Опустила взгляд на ладонь, покрутила кольцо на пальце, и тревога моя усилилась. Действительно, почему так долго?!
Дети крутились возле нас и, пользуясь тем, что мы отвлеклись, пытались обляпать друг друга мороженым. А я не могла ни остановить это безобразие, ни даже выдавить улыбку.
— А ну прекратите! — вместо меня строго сказала Инна. — Артем, Яна! Еще раз увижу что-то подобное, сладкого не получите неделю!
Малышня немного угомонилась, мороженое стало использоваться по назначению, а я измученно посмотрела на Вадима. Тот, приблизившись, положил ладонь мне на плечо и ободряюще сжал.
— Надо было отложить открытие, — вздохнула я.
Снова глянула на центр. Олег лично отбирал врачей для него. Как и для первого, открытого осенью в Ессентуках. Нет. Отложить открытие было бы проявлением слабости и неуважения к трудам всех тех, кто был к этому центру причастен. Не говоря уже о людях, вынужденных ездить на тяжелую многочасовую процедуру по три раза в неделю в соседний город и ждущих сегодняшнего дня, как личного праздника. Но этот день… Я едва не застонала от разъедающей душу неизвестности.
— Ты сама знаешь, — нельзя, — сурово возразил Вадим.
Знаю.
Я шумно выдохнула, и как раз в это самое мгновение услышала разрезавший секундную тишину возглас Яны:
— Папа! Папа приехал!
Я мигом встала, обернулась. Действительно, к центральному входу подъехало такси, но с чего дочь решила, что это папа, понятия не имею.
— Яна! — попыталась её остановить, но было поздно, — Янка побежала к машине.
Я тоже прибавила шаг. На дорожке передо мной лежало выпавшее из её рук мороженое. Подтаявшее, оно оставило на земле светлую лужицу, и я, заметив её, почувствовала дурноту. Тревога достигла апогея. Глубоко, нервно вдохнула и поспешила дальше.
Дверца открылась, и из такси действительно появился Олег. Олег и огромный белый медведь. Я прикусила губу, чтобы удержать слезы. Я стала слишком эмоциональной. Слишком…
— Папа! — Яна тут же оказалась на руках Олега, прижалась к нему, обхватила за шею.
Глаза стали совсем мокрыми. В очередной раз эти контрасты: он, сильный, надёжный, и Янка в своем конфетно-розовом платье… Не знаю, как Олег умудрялся удерживать и Яну, и этого медведя, но это ему удавалось. Найдя меня взглядом, он улыбнулся.
Я сбавила шаг, оттягивая мгновение. Мгновение, когда он должен был сказать мне, как все прошло. Одновременно боясь и желая этого больше всего на свете.
— Скучала по мне? — спросил Яну Олег.
— Очень, — не задумываясь, ответила та. — Ты говорил, что уедешь на три дня, — оказавшись снова на дорожке, Яна задрала голову, не спуская взгляда с Олега.
Я остановилась, не доходя до них несколько шагов. Как бы сильно я ни хотела обнять мужа, понимала — для них обоих этот момент не менее важен, чем для меня. Яна стала называть Олега папой совсем недавно несмотря на то, что относилась к нему давно как к самому настоящему отцу. Случилось это пару месяцев назад. Олег просто вернулся вечером домой, а Яна подошла к нему и серьезно спросила: «Папа, ты будешь ужинать? Мама приготовила тебе ужин.» Вот и всё. Так просто, будто так оно и должно было быть с самого начала. Хотя… наверное, это и было именно так. С самого начала. Я уже и не представляла, что было бы, не появись Олег снова в нашей жизни.
— Прости, — улыбнулся Олег Яне и вручил медведя, — просто этот дружок прицепился ко мне и просился со мной к тебе. Пришлось немного задержаться.
Яна наморщила лоб, скептически поджала губы, а я не сдержала смешок. Да, Олег, ребенку в семь лет такие сказки не зайдут.
— Ладно, прощаю, — складочка на лбу разгладилась, а лицо ее украсила широкая улыбка. — Пойду Артёму покажу, — подхватила медведя за шею и, с героическим усилием держа так, чтобы он не касался земли, направилась к продолжающим сидеть на лавочке Вадиму и Инне.
Оставшись наедине, мы посмотрели друг на друга. Я боялась даже вдохнуть — не то что что-то спросить или хотя бы сделать к нему шаг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Это сделал Олег. По-мужски уверенно преодолел разделявшее нас расстояние и, обхватив за талию, прижал к себе.
— Как же я скучал, — шумно вдохнув у моего виска, он отпустил меня и снова вгляделся в глаза. — Как прошло открытие?
— Олег, — серьезно смотрела на него в ответ. Как он может спрашивать меня об открытии, когда я жду от него совершенно другого? Как он может меня вообще о чем-то спрашивать?! Разве сейчас может быть что-то важнее того, что должен сказать он сам?!!
Сжала его запястье, пытаясь найти ответ в глазах. Но то ли он специально не показывал мне больше, чем хотел, то ли я была слишком вымотана неизвестностью и ожиданием, понять ничего я не смогла. И это вдруг напугало меня так сильно, что стало трудно дышать.
— Ладно, — только теперь я заметила в его руках розу. Красивый цветок с крупным тяжелым бутоном на толстом шипастом стебле. Такой же белый, как шерстка медведя. Олег достал из портфеля скрепленные степлером документы. Поколебавшись мгновение, скрутил их в трубочку и, сунув в неё розу, с ухмылкой протянул мне. — Хотел купить тебе букет побольше, но подумал, что тебе и так надарили сегодня на год вперед. А один цветок, говорят, лучше передает красоту…
Я взяла сверток. Наши пальцы соприкоснулись, и я поняла, что мои — холодные. Такие холодные, как будто я долго держала руки под ледяной водой.
— Не знаю насчет этого, но в бумагу бы ни один из тех веников, что мне предложили, точно не влез.
— В бумагу, — одними губами повторила я, забирая документы — результаты анализов. Бумагу!
Вытащила розу и дрожащими пальцами развернула лист. Вчиталась. Взгляд мой бегал от строчки к строчке, я пыталась увидеть то, что хотела, то, что убедило бы меня, что все в порядке, что эта зараза больше не вредит ему, что он… что он, черт возьми, здоров! Но не могла. Не понимала ничего. Подступившие слезы мешали читать и я, сдавшись, подняла глаза на мужа.
— Просто скажи мне, — едва слышно, с надеждой. — Скажи, что все в порядке, Олег. Умоляю, скажи.
Мой голос дрожал, как и руки. Голос сипел. Каждая секунда промедления забирала остатки сил. Олег… Крепкий, надежный. Он просто не может… Не может не справиться. Потому что он… Он не может! Потому что он мой, потому что я его. Он заставил меня стать его, а, может быть, так просто было предначертано свыше. Может быть, он просто сделал так, чтобы предначертание воплотилось в жизнь. Все уже не важно, кроме одного — этих проклятых документов, в которых значится приговор нам обоим.
— Все в порядке, — улыбнулся он. — Риск рецидива остается, но в данный момент я здоров, Алина. Лечение помогло.
— Господи, — всхлипнула, прижала ладонь ко рту. — Олег! — подалась к нему, прильнула, уже не пытаясь сдерживать слезы. Волна облегчения накрыла меня, голова пошла кругом, а ноги стали ватными. Смятая между нами бумага зашуршала, я вдохнула его запах. Еще и еще, питаясь им, позволяя наполнять меня. Я дышала только рядом с ним так: полно, с наслаждением.
— Эй, — Олег поддерживал меня, а я понимала — отпустит — рухну на землю. — Лина, все хорошо.
— Хорошо, — глухо выдавила я, утыкаясь ему в грудь. — Все хорошо…
Этот год мы прошли вместе, плечо к плечу. Без него я бы не справилась с центром, без него я бы вообще ничего не смогла сделать. Он был моей силой, моим воздухом, а я… Я со своей стороны делала все, чтобы он понимал, чтобы чувствовал — он не один. У него есть семья. И мы вместе с ним пройдем через все трудности. Именно я нашла информацию об экспериментальном лечении рака в Германии. Сославшись на командировку, взяла билет и вылетела в Мюнхен ранним утром вторника, чтобы все узнать, а, вернувшись тем же вечером ближе к полуночи, призналась, что соврала. Что не было никакой командировки. Этой же ночью я рассказала обо всем Олегу. И вот теперь…