В нем витал дух живой веры в Промысл Божий, что было ощутительно для всех знавших его и ясно свидетельствуется его творениями. Он признавал, что жизнь человека, всецело предающего себя водительству Провидения, располагается по некоторому Божественному плану, первообраз которого начертан в священных событиях избранного народа Божия. Смотря на иноческую жизнь как на странствование по земной пустыне и приготовление ко входу в обетованную землю вечности, он учил, что надо соглядать эту вечность еще при настоящем земном существовании, чтобы обеспечить себе блаженное вступление в нее за пределами гроба. Это было не простое, поверхностное уподобление, а сознание, приобретенное духовной деятельностью, разительные удостоверения чего он видел на себе самом.
Часто, когда естественный источник его благих желаний иссякал от зноя страстей и бурь житейских, в нем неожиданно являлись новые ключи благодатных мыслей, внезапно истекавшие и обновлявшие изнемогшие силы; горечи жизни растворялись благодатной силой терпения и перерабатывались в ощущения духовно — радостные, приятные для духовного вкуса.
Он имел особенный дар смотреть на все духовно: малейшие случаи, ничтожные, по — видимому, обстоятельства часто получали у него глубокий духовный смысл и всегда находили отголосок в нравственном учении, которым он руководился, они доставляли обильную пищу его уму и сердцу и нередко в дивной гармонии слова изливались из его духовно — поэтической души. Таковы его произведения «Блажен муж», «Чаша Христова», «Песнь под сению креста», «Плач инока» и многие другие.
Из таких особенностей духовного призвания и настроения явствует, что высказываться письменно было душевной потребностью архимандрита Игнатия. Тщась раскрыть сущность монашеского жительства, архимандрит Игнатий подвизался олицетворить в себе самом и живописью слова изобразил другим духовную красоту нравов древнего египетского монашества, которое было образцом и целью его духовного подвига.
Иночество по учению и примерам святых отцов, преимущественно египетских, было с детства заветной его мыслью. Руководимый этим учением, он питал беспримерную в наше время любовь к киновиальному иночеству, и эта любовь была вполне осмысленная. Он смотрел на новоначалие иноческое как на основание аскетической науки, где зарождаются и развиваются монашеские нравы, а вообще на монашество как на науку из наук.
В таком духе он наставлял всякого расположенного ко вступлению в иночество и силой собственного стремления к своим высоким образцам производил могущественное влияние на юные, не испорченные жизнью души. Он охотно принимал таких в духовное родство с собой и руководил опытным словом своим, которое столь было действенно, что обращало сердца, изменяло нравы многих.
Способностью принимать исповедь помыслов, что составляет весьма редкое явление в наше время, архимандрит Игнатий обладал в совершенстве; многосторонняя опытность, глубокая проницательность, постоянное и точное самонаблюдение делали его искусным в целении душевных струпьев, к которым он всегда прикасался самым тонким резцом духовного слова. Умея владеть собой во всяких случайностях жизни, не падая духом в самых стеснительных обстоятельствах, он сообщал ту же твердость и тем, которые исповедовали ему свои помыслы: угнетавшая печаль после исповеди у него казалась им пустым призраком.
Правильное воззрение на страстную природу человека, плод многолетнего самонаблюдения, изложенное им в статье «Отношение христианина к страстям его»[107], служило источником утешения для духовных питомцев, оно заставляло их при откровении помыслов высказываться с полной свободой, доверием и безбоязненно, они всегда слышали ответ, вполне примиряющий их с самими собой. Часто пример из собственной жизни, приводимый старцем, или указание на какое — либо в книгах описанное событие так близко подходили к исповедуемому случаю, что не оставалось никакого сомнения или недоумения в душе исповедующегося — ученик всегда уходил с утешением от старца.
Исповедь помыслов новоначальным иноком старцу всегда лежала в основах монашеского жительства, она входила как непременное условие в круг духовного воспитания архимандрита Игнатия.
Борьба с помыслами мучительна, особенно в начале подвига, когда еще нововступивший не навык ратовать против них орудием молитвы. Настроение себя по назиданию книги полезно и необходимо, но недостаточно. Трудно юному управить себя по духовной стезе, не имея в виду примера, а враг особенно сильно ратует именно на тех, которые избирают монастырь с прямой целью спасения, отвергая все мирские преимущества и выгоды, для таких — то духовное руководство живым словом, при исповеди помыслов, истинная находка, оно служит оплотом против наветов врага и делает собственную волю устойчивой. Все это хорошо в том случае, когда старец настолько мудр и опытен, что в состоянии уразумевать открываемые помыслы и постигать их причины и следствия, иначе его совет будет действовать разрушительно, как неверно поданное лекарство.
Благоустроению духовного быта новоначального содействует и то обстоятельство, когда старец его находится во главе управления. Где многоначалие или зависимость старца, там несвобода духовных отношений. Архимандрит Игнатий соединял в себе и то и другое, т. е. и мудрость духовную и внешнюю власть, а потому жительство под его руководством и в его обители было драгоценным приобретением для искавших монашествовать разумно.
Несмотря на свою болезненность, он принимал на себя труд ежедневно выслушивать исповедь помыслов, у учеников его было даже обыкновение вести дневную запись их, и они открывали свои помыслы чистосердечно, с прямотой, потому что старец был способен принимать такую исповедь бесстрастно. Польза от исповеди помыслов была для всех очевидна. При этом старец не подвергал учеников своих тягостным испытаниям, а сообразовался с физическими способностями каждого и умственным развитием, так что состояние под его духовным водительством было даже льготно, как в физическом, так и в нравственном отношениях.
Вот мнение самого архимандрита Игнатия об исповеди помыслов, основанное на строгом следовании учению святых отцов: «Все отцы согласны в том, что новоначальный инок должен отвергать греховные помыслы и мечтания в самом начале их, не входя в прение, ниже в беседу с ними. В особенности надо так поступать по отношению к блудным помыслам и мечтаниям.
Для отражения греховных помыслов и мечтаний отцы предлагают два орудия: 1) немедленное исповедание помыслов и мечтаний старцу, 2) немедленное обращение к Богу с теплейшей молитвой о прогнании невидимых врагов. Преподобный Кассиан говорит: завсегда наблюдай главу змия, т. е. начала помыслов, и тотчас сказывай их старцу. Тогда ты научишься попирать зловредные начинания змия, когда не постыдишься открывать их, все без изъятия, своему старцу. Этот образ борьбы с бесовскими помыслами и мечтаниями был общий для всех новоначальных иноков в цветущее время монашества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});