Сезар уверял, что это нормально, и что у них с Даной было также. Но у нас с Викой уже был ребенок, и это требовало совершенно другого отношения друг к другу. Ответственность была выше. Я не мог подвести обоих. Только объяснить себе глубоко внутри, что я отложил собственного ребенка взамен на подкидыша, было сложно. Отчасти поэтому я его и забрал сегодня утром на прогулку, чтобы отшелушить все городские эмоции и разобраться в себе прежде всего. Сработало. Теперь я смотрел, как подкидыш осваивается в новом мире, и чувствовал то приятие, которого мне не хватало.
Но вдруг нервы дернуло, будто по оголенным проводам прошелся сильный заряд. Я облизнулся, пробуя запах, а в груди уже задрожало низкое рычание. Мы гуляли с малышом на поляне за оврагом, отделяющем участок моего дома от леса. Когда на поляну вышла запыхавшаяся Вика, меня выбросило из зверя. Страх причинить ей вред прочно засел после той ночи на крыше. Я поднялся на ноги. За мной следом обернулся в человека и медвежонок.
— Рэм, — крикнула Вика и направилась в нашу сторону. За ней показалась Нира.
Я подхватил ребенка и направился к своим вещам, нахваливая мелкого. За собственными переживаниями от меня не укрылось, что и он тоже был взбудоражен — впервые в настоящем лесу, и столько всего незнакомого.
— Доброе утро, — выдохнула Вика, запыхавшись.
Смотрела при этом так, будто бежала нас спасать. Ну, или ребенка от меня.
— Доброе, — вручил ей его, а сам подхватил штаны. Не успел их натянуть, к нам подошла Нира и затараторила в своей манере о том, что они завтракали и соскучились, и, не найдя причин отложить визит, бросились нас искать. Вика, правда, переживала не только гипоксию, но еще и шок от того, что Нира вообще не стеснялась моего голого зада. — Так и какая оса вас укусила?
— Никакая, — растерялась Вика, настороженно касаясь шеи.
— Вика переживала, что вас долго нет, — нашлась сестра.
— Возьмешь племянника? — предложил Нире, и та настороженно глянула на Вику. Спелись уже за утро.
38
— Пойдешь к Нире? — глухо выдавила Вика подкидышу и протянула его сестре.
Но за утро не только они спелись, но и мы, и мелкий не смог воспротивиться, хоть и переживал за маму. Я тоже переживал. И мне было до чертиков любопытно, что же ее так подорвало в мою сторону. Поэтому, сейчас отведу подальше в чащу, и, если ответ мне не очень понравится, там же и накажу… При этой мысли сердце разогналось в груди, а Вика вдруг запнулась о корень, полетев прямо в мои руки. Я подхватил ее, устроил удобней и понес с поляны:
— Рассказывай, — приказал.
Кого я обманывал? Я решил заняться своим воспитанием, а не ее. Сила воли, что б ее, трещала по швам.
— Доброе утро, Рэм, — обхватила меня за шею, и теперь чуть не споткнулся я сам.
— Доброе? — остановился, чтобы посмотреть ей в глаза. Откуда такая смелость? — Зайчик, ты ли это?
Вика прыснула и как-то по-новому пошевелила пальчиками на моем плече:
— Твоя бывшая — хороший стрелок, ты знаешь, да?
— О, ты решила, что она выйдет пораньше на меня поохотиться? — Я усадил ее на высоко расположенное бревно и оперся руками с обеих сторон. Поскрипывания сухой сосновой кроны над головой показалось треском собственной выдержки.
— Она мне показалась натурой решительной, да, и очень на тебя обиженной, — стоял на своем мой зайчик.
— Наверное, поэтому она сидит под домашним арестом.
— Злишь ее еще больше? — удивленно хлопнула глазами.
— Нет, наказываю за глупости, — понизил я голос. — А ты снова недооцениваешь меня.
— Ты боишься ее, Рэм? — услышала она то, что хотелось ей.
— Нет. А ты слишком привыкла все контролировать, Вика.
— Ну я не могу просто так забыть о своих привычках.
— Я понимаю…
Что-то новое было в разговоре между нами. А главное — дикая агония вожделения схлынула, оставив только нежность. Я еще некоторое время испытывал ее взглядом, потом стянул с дерева, подхватив под попу, и понес дальше. И она вцепилась в меня еще крепче:
— Куда мы?
— Покажу тебе кое-что.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мы идем в поход? — нервно хихикнула она.
— Какие ты термины знаешь, — усмехнулся я.
— Дети любят играть «в поход», Рэм. В детстве это была моя любимая игра. Я водила детей в воображаемые походы по детской площадке за веранду.
— Какая умница, — улыбался я. — В поход тоже сходим. Тут есть, что посмотреть.
— А это не опасно?
— А в твоей игре это было не опасно?
— Еще бы, — усмехнулась она. — За дырявой горкой нас всегда ждал воображаемый медведь.
— Ну видишь, как тебе повезло. Медведь теперь на твоей стороне.
— Но были еще волки…
— Волки к медведю не подходят…
— Тогда ты прав, мне повезло.
— Ну наконец-то ты это признала.
Я нес ее по тропе, которой тут довольно часто бегают, но Вика, кажется, ее не замечала. Было трепетно показывать ей свой мир и смотреть самому, как она растворяется в нем, как солнечные зайцы прыгают по ее волосам, плечам, как смешивается ее запах с запахом леса. Натянутые желанием нервы, наконец, остыли. Я дышал полной грудью, жалея, что не могу унести ее на целый день, уложить где-нибудь на траву и просто смотреть, как уснет. А когда ее кожа напитается запахом леса, вернуть в кровать…
— Как тебе у меня дома? — завидел впереди цель нашего маленького похода.
— С высоты медведя очень даже, — выпрямилась она в моих руках и сорвала зеленую шишку с ветки.
Надо было видеть ее лицо, когда она обернулась вперед. Мне даже показалось, что Вика из детского дома, наверняка, вот также смотрела на главную цель своего воображаемого похода. Она спустила ноги и шагнула к крайним деревьям, стоящим на скале.
А дальше далеко внизу блестело озеро, подернутое легкой дымкой в белой россыпи птичьих стай над поверхностью воды.
Я не мешал — отошел на шаг, любуясь ее эмоциями. Вика в своей манере взрывалась ими внутри, а когда опустилась на камни и обняла колени, я приблизился и сел так, чтобы видеть ее профиль.
— Можешь не говорить, — смотрел в ее большие от восторга глаза.
— Мне казалось, что Смиртон — самое прекрасное место на земле, — тихо заговорила она. — Его ночные огни и кварталы с высотными зданиями с детства поражали воображение и казались верхом совершенства. Я смотрела на фотографии леса, гор, озер, изучала сухие результаты исследований твоего мира, разобранного на молекулы, но понятия не имела, что в собранном виде оно так… Я ничего не знаю о твоем мире, Рэм.
— Молчи, — улыбнулся. Как же я был доволен эффектом! Как ребенок, не иначе. Вика улыбнулась в ответ, смущенно закусив губу.
«Ну иди ко мне в руки», — смотрел на нее, гипнотизируя. Но ничего не выходило — сидела-ежилась на ветру, но воспользоваться благами, что я готов был дать, не догадывалась. И мне это нравилось. Проблемы в том, чтобы самому затащить ее к себе на колени, не было.
— Зайчик, — шепнул ей в ухо.
— Почему ты бросил свою медведицу? — посмотрела на меня вдруг пристально Вика. — Она сказала, боялся за нее…
— Да, боялся. Потому что она не спасала. — Викины объятья незаметно выцвели, стали неуверенными. Плохо у нее усваивалась нежность и слова о том, что она — единственная. Я бы даже сказал — отторгались.
— А если я не спасу, — а вот теперь снова сжала плечи сильнее.
— Захочешь — спасешь, — поймал ее взгляд.
39
— А она разве не хотела?
— Вряд ли…
— Ну почему? Прибежала же вчера…
— Не все понимают, наверное, что значит быть с кем-то полностью, до последней капли, не прося ничего взамен… Она привыкла требовать. Прямо как вчера.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Но я же тоже попросила Денвера, — тревожно всматривалась она в мое лицо.
И тут мне показалось, что проблема в другом. Она не ревнует. Она боится не оправдать надежд.
— Ты ничего не просишь для себя, Вика.
Она замолчала надолго, но здесь это меня полностью устраивало. Я соскучился по дому. По видам, запахам… И тем более хотелось насладиться новыми оттенками привычного в ее обществе.