— Испугалась, — глянула на него. И решила, что стоит попробовать говорить правду до конца: — Нервничаю. Сильно.
— Я же говорил — не стоит.
— Я помню. А еще ты обещал рассказать, что произошло.
Он выкрутил руль и плавно тронул машину со стоянки.
— Келлер сказал, что у него запрет матери на вывоз ребенка.
— Матери?! — воскликнула я. — Так она жива?
— Не знаю. Но он не знал, что я в курсе, чей это ребенок.
— И? — не спускала взгляда с его напряженного профиля.
— И все. Конфликт оказался исчерпан.
— Но ты так не думаешь, — заметила я.
— Он угрожал, да, — глянул на меня Рэм, останавливаясь перед шлагбаумом. Система просканировала предъявленные им карты, и проезд открылся.
А я завороженно уставилась на лес у самой дороги и полотно с желтым разделителем… Как моя жизнь — до и после.
— Эй…
Вздрогнула, когда мою ледяную ладонь сжала его горячая.
— Ты в моем мире, — пристально посмотрел на меня он. — Тебе нечего бояться. Просто… будь…со мной.
Стоило неуверенно кивнуть, его ладонь исчезла, оставляя тепло.
И снова он не просил меня отдаваться с потрохами, просто быть рядом.
Сезар уже скрылся за изгибом дороги. Рэм надавил на педаль, и я задержала дыхание. Он чуть приоткрыл форточку, и легкие наполнило непривычными запахами. Города будто и не существовало, а с обеих сторон дороги стеной встал лес. Говорили, он не был опасен когда-то, когда мы жили на этих землях. Но даже в самых древних моих генах не хранилось этой памяти. Пейзаж был однообразен и устрашающ. В глубине деревьев сгущался таинственный полумрак, казавшийся обманчиво безмолвным. Неожиданно восприятие мужчины, для которого этот неизведанный мир — дом, неуловимо изменилось. Я скосила на него взгляд и всмотрелась в черты, мысленно стыкуя его со своим восприятием мира. Пожалуй, здесь я быстрее залезу ему на колени в поисках надежной поддержки…
Захотелось устроиться уютней, и я скинула кроссовки и скрутилась на большом сиденье, устраиваясь с комфортом.
— Знаешь, если бы мы поговорили сразу, было бы проще… Я имею в виду в начале знакомства, вместо твоих приказов и угроз.
— Мы пытались, кажется, — не отрывал он взгляда от дороги.
— Мне звонил Келлер.
— Я знаю, он звонил при мне.
Разговор не клеился. Вернее, я не говорила того, что следовало.
— Ты был прав, Рэм, — сделала новую попытку.
Он бросил на меня короткий взгляд и вернулся к дороге.
— Келлер опасен, — продолжала я неуверенно. — Я боюсь, что его угрозы не пустые…
Хотелось добавить, что боюсь и за него, но слова так и не сорвались с губ.
— Вика, я живу в этих угрозах постоянно, — спокойно заметил он.
— Мне жаль.
На этот раз его взгляд был более долгим — пустая прямая дорога позволяла. Да, я помнила, с чего мы начали — с признания в моей ненависти к таким, как он, и страхе. Я ведь изучала их как вероятную угрозу. Мне было интересно понимать тех, кого нужно бояться. И теперь жалела об этом.
— И давно? — задал он резонный вопрос.
— Наверное, с тех пор, как просила у тебя прощения.
— Поразительные перемены, не находишь? — довольно усмехался он, вернув взгляд на дорогу.
— Согласна. Никогда бы не подумала, — пожала плечами.
— Что таких, как я, можно жалеть?
— Да. Я боялась вас. И тебя.
— Ты и сейчас боишься.
— Так заметно?
— Очень. Дрожишь, как заяц. Но в моем мире так нельзя. Особенно перед теми, с кем сегодня встретишься. Животные чувствуют страх. А мы чувствуем ярче.
— Я знаю. Я же вас изучаю, Рэм.
— Мне все интересно, почему ты так полагаешься на подопытных, при этом ни разу не высунув нос в естественную среду обитания? — скосил на меня ехидный взгляд.
— Так меня и пустили, — закатила глаза.
— Ну так я тебя пускаю, если не заметила.
— Ну ты же изначально лил мне в уши сказки, что тебе нужен мой опыт.
— Он мне все еще нужен.
— Да? — вздернула я брови. — И как же этот «дрожащий заяц» будет тебе передавать опыт?
— «Заяц» привыкнет, перестанет дрожать, — усмешка Рэма стала теплее.
Мы обменялись одинаково довольными взглядами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я сделаю все возможное, чтобы вам помочь, — заверила. Теперь эти слова казались вполне уместными, и признаться стало проще.
— А мне? — ловил на слове.
— И тебе, — выдохнула, чувствуя, как горят щеки.
Я закусила губу и отвернулась к лесу. Он, показалось, даже просветлел. Стали попадаться освещенные полянки светло-салатного цвета на фоне темной густой листвы. Когда дорога ненадолго выпрямлялась, можно было рассмотреть тяжелые облака над вершинами гор. Этот мир поражал воображение масштабами и дикой красотой. Она давила и размазывала своей силой. Рэм снова был прав — мои теории и неопытные знания могут беспощадно разлететься о суровую реальность.
Часа через три мы остановились у кафе на перевале, откуда открывался еще более поражающий вид на долину внизу. Место было тихое, как и сама дорога. За все время нам навстречу попалось всего две машины. И здесь тоже не было аншлага — оба столика на веранде пустовали. Хозяин приветствовал Рэма, как старого знакомого. Мужчину звали Данаем, и он был сразу за всех — повар и официант. Завидев ребенка в руках Рэма, удивленно вздернул брови:
— Какой серьезный маленький мальчик! Будешь пемикан?
34
— Он еще не знает, что это, — усмехнулся Рэм, а я насторожилась.
Вскоре выяснилось, что пемикан — сушеное или вяленое мясо, порезанное на полоски. И Денвер вцепился в него с таким энтузиазмом, будто всю жизнь ждал этой встречи.
— Полезно для зубов, — объяснял, умиляясь, старик. — Что ж вы его без пемикана так долго растили?
Рэм сцеживал усмешку в кулак, а я тянула губы в смущенной улыбке:
— Я не знала.
— Олений медвежата любят больше всего, — продолжали мое просвещение. — Жуй-жуй… надежда ты наша!
Пока Денвер наверстывал упущенное с пемиканом, Рэм пригласил старика присоединиться за обедом:
— Рассказывай.
— Тихо было последнюю неделю, — присел он за столик. — И меня больше не трогают.
Только тут я заметила, что левая рука у него висит вдоль тела.
— Хорошо, — кивнул Рэм.
— Прости, но я скажу, — ты был с самого начала прав. Намерения Раина договориться с этими недоносками по-хорошему были ошибкой. Звери не понимают человеческого языка, только силу. А то, что они творят — суть звериные деяния.
Я с любопытством слушала, пытаясь догадаться, о чем речь.
Как бы многие люди ни думали, но оборотням на своих территориях жилось нелегко. Были такие, кто воевал с жестокими соседями. И причин разногласий могло быть множество.
Видимо, то, про что рассказывал хозяин кафе, из этой области.
— Пусть знают, что у медведя есть наследник, — улыбался Данай. — И им на эти земли никогда не сунуться.
Когда мы вернулись в машину, я воззрилась на Рэма в ожидании, и он не подкачал:
— Для всех — ребенок мой.
— Ты очень вовремя меня об этом предупреждаешь, — не сдержала я сарказма. — А если твой брат будет против?
— Он будет, — и Рэм надавил на педаль.
Мы приблизились к массивным металлическим воротам, когда уже вечерело. Они сразу разомкнули створки и медленно открылись, являя мне большую площадку, вымощенную камнем. Несколько дорог расходились вглубь поселения, утопающего в зелени, а на самой площадке собралась небольшая толпа. Джип Сезара был тоже здесь.
— Не нервничай, — сжал мою руку Рэм, как только заглушил двигатель. Только подобные призывы зачастую действовали наоборот. Он обошел машину и открыл двери с моей стороны, подавая руку: — Я сам возьму ребенка.
Я осмотрелась. Здесь было непривычно тихо, поэтому оживленные беседы встречающих слышались хорошо. Сезар сразу шагнул к нам, а за ним потянулись несколько женщин и мужчин. Одеты все вполне по-человечески — джинсы, юбки, свитера и футболки. Когда одна девушка выступила к Рэму, я напряглась. Желание спрятать от них Денвера казалось едва контролируемым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})