Я обхватываю ее за талию и сжимаю пальцы.
— Не отдам, — тянусь к ней.
Лина пытается отодвинуться, но я крепко удерживаю ее. Прижимаю к своим ногам.
— Ты же не сможешь без меня, Лина, — шепчу, уже касаясь губами нежной теплой кожи на шее. Все сводит, когда я губами ощущаю, как часто бьется тоненькая венка. Все чаще и чаще. — И я не смогу. Без тебя не смогу. А Данила? Ему же нужен отец. Ты же видишь, он тянется ко мне. Я хочу воспитывать своего сына. Не тайком. Лина. Я хочу быть с тобой.
Я уже целую ее в шею, спускаюсь ниже.
— Мэт, — хнычет она. Разумом понимает, что нельзя, но я же вижу, как мурашки пробегают по коже от моих прикосновений.
— Давай уедем? — шепчу я.
Чуть ослабляю хватку на талии и просовываю руки ей под майку.
— Уедем и забудем.
Когда пальцы касаются ее кожи, словно разряд прошибает внутри. И в брюках уже давно тесно. Разве это нормально? Может, и нет. Но плевать.
Лина моя. Она уже моя. Я ее сделал своей.
Руки идут все выше и выше, пока большими пальцами я не касаюсь нижнего белья. Мы оба замираем.
Оба понимаем, что это как рубеж.
И тогда я встаю вместе с Линой и несу ее в гостиную, на диван. Аккуратно кладу и сам нависаю над ней.
Мы долго смотрим в глаза друг другу, пока я не набрасываюсь на нее с поцелуем.
Я целую ее впервые за долгое время. Целую не целомудренно в щечку, а жадно, сгорая от желания — целую ее в губы.
Сильно впиваюсь, вспоминая их вкус. Жалобные стоны Лины тонут во мне. Я не дам ей уйти. Не сейчас.
Пусть потом мы оба пожалеем, но сейчас… не отпущу.
Несмотря на ее попытки остановить меня, беру майку за низ и тяну ее. Кладу ладонь на живот. Он сразу напрягается. Поднимаю и свою майку и ложусь на Лину. Наконец, наши тела соприкасаются. И это такой кайф.
— Лина, — отпускаю ее губы и опять целую шею. — Моя Лина…
— Мэт… подожди… — она хватает мои руки, пытается остановить их, а они уже вспоминают знакомые изгибы.
— Лина, давай просто помолчим, — прошу я. — Ты же понимаешь, что это неизбежно.
— Но, Мэт…
И я опять накрываю ее губы. Лишаю возможности спорить.
И вот, когда мы уже готовы переступить ту самую черту, оба готовы! У меня в кармане начинает вибрировать телефон.
Я матюкаюсь, но останавливаюсь. Смотрю на экран. Звонят из больницы, где лежит Виктор.
— Да, — недовольно бурчу я, наблюдая, как Лина поправляет майку на себе и пытается выбраться из-под меня.
— Нам надо срочно переговорить, — слышу знакомый голос врача. — Приезжайте. Сейчас. Очень срочный разговор. Дяде вашему стало хуже. И нам надо принять решение.
28. Мэт
В больницу я приезжаю один. Лина остается дома с Данилой.
Пока еду, пытаюсь успокоиться, прийти в себя. Жалею ли я о том, что чуть не случилось только что на диване? Нет.
Но понимаю, что вернуться к тому, на чем мы остановились, будет сложно. Зная Лину. Но я уверен, что и она не устоит. Я же чувствую реакцию ее тела.
Плевать на условности! Если нам хорошо вместе, то не послать ли всех остальных с их правилами и предрассудками?!
В больнице сразу же иду в кабинет врача.
— У меня плохие новости, — говорит он, даже не здороваясь. По его лицу я понимаю, что вопрос действительно серьезный и срочный. — У Виктора отказали почки.
— Почему? — хмурюсь я.
— Такое случается. В его состоянии. Организм не справляется, а искусственное поддержание не способно полностью заменить его.
— И что же теперь делать? Должен же быть выход.
— Он есть, — кивает доктор. — Пересадка.
— Хорошо. Делайте.
— Если бы это было так просто, — горько ухмыляется доктор. — Мы не можем пересадить почку от чужого человека. Только от родственника.
Пристально смотрит на меня.
— В чем суть операции? — уточняю, понимаz, какого решения он ждет от меня.
— Садитесь, — показывает на стул. — Мы забираем одну почку у донора — родственника и пересаживаем ее Виктору. Родственник остается со второй почкой. Это практически никак не повлияет на его организм.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Практически? — щурюсь я.
— Да. Для мужчин вообще без последствий, но у женщин эта операция может сказаться на ведении будущей возможной беременности.
Я сижу, сложив руки и положив на них подбородок.
У Виктора, получается, только три родственника: я, дед и Лина. У меня ни на минуту не возникает сомнений, кто именно должен стать для него донором.
— Я согласен, — произношу вслух.
Уже на следующий день я ложусь в клинику. Виктор так и не пришел в себя. Единственный шанс для него — пересадка.
Сомневался ли в правильности принятого решения? Нет. Я ничего не взвешивал, не вспоминал прошлые обиды. Если я мог спасти чью-то жизнь, то обязан сделать это.
Лина поддержала меня. Я внутренне порадовался нашему единодушию. Несмотря ни на что, она сохранила душевную теплоту.
Пока больше всего меня беспокоила Стелла. После нашего последнего разговора я не видел ее. И следователь тоже не мог никак с ней связаться.
Но деваться ей было некуда. Из страны ее все равно бы не выпустили. Когда-никогда, а ее найдут.
Подготовка к операции заняла три дня. Меня полностью обследовали, взяли анализы. Оставалось только ждать.
Каждый день ко мне приходят Лина с Данилой. Я все больше привязываюсь к этому сорванцу. Он задает так много вопросов, что порой голова идет кругом. Но все отходит на второй план, когда теплые пухлые ручки обвивают мою шею и Данила громко чмокает меня. То в щёку, то в нос. В душе все сжимается. Щемит. Требует большего.
И я еле сдерживаю себя, чтобы не назвать его сыном.
С Линой мы избегаем разговоров о том, что произошло накануне. Как будто каждый из нас боится вспомнить ту ошибку. Именно так считает Лина. Ошибку.
У меня другое мнение.
Что бы не случилось, мы будем вместе. Я так решил и Лине придется смириться.
В конце концов, есть варианты. Например, сделать новые документы. Мне или ей. И переехать туда, где нас никто не знает.
Я найду возможность быть с ней.
И Данила вырастет здоровым. Все с ним в порядке. Я уверен.
Сегодня последний день перед операцией. Я сижу в палате и жду, когда придут Лина и Данила. Наверное, я даже скучаю по ним.
Наконец, дверь открывается и в комнату вбегает Данила.
Сразу ко мне, запрыгивает на кровать и обнимает.
Потом заходит и Лина.
— Даня! Ты зачем убежал? Нельзя! — говорит строго. — Слезь с кровати.
— Оставь, — отшучиваюсь я. — Ничего страшного не произошло. Как вы? Ты созванивалась с доктором? Когда они смогут осмотреть Данилу? Я бы тоже хотел присутствовать.
— На следующей неделе, — отвечает Лина. — Я волнуюсь, Мэт, — опять грустит.
— Не надо, Лина. Я уверен, что все будет в порядке. Посмотри на него, — улыбаюсь. — Его энергии на всех хватит. Я уверен, он абсолютно здоров! Но проверить не мешает, раз были такие подозрения. Иди к нам.
Лина подходит и садится рядом с Данилой.
И тут в палату входит взволнованный доктор. Кидает взгляд на Лину с Данилой. Потом на меня.
— Что-то случилось? — спрашиваю я, потому что вижу, что его явно что-то беспокоит.
— Нам надо поговорить, — серьезно произносит он. В руках у него какая-то папка. — Наедине.
Лина с готовностью поднимается с кровати, берет за руку Данилу, но я останавливаю ее.
— У меня нет секретов от своей семьи, — отвечаю доктору. — Что случилось? Что-то с Виктором?
— Не совсем, — говорит он уклончиво.
— Не тяните, прошу. Что там?
— Понимаете, мы не можем провести операцию, — как-то загадочно произносит доктор.
— Почему? В чем причина? Вы же говорили, что все получится.
— И получилось бы. Но вы не можете быть донором своему дяде.
— Почему это? У меня что, какие-то болезни обнаружены?
— Нет-нет, со здоровьем у вас полный порядок. Но… как бы это сказать…
— Скажите прямо. Мы взрослые люди, — нетерпеливо произношу я.