Открываю дверь в квартиру и в меня влетает Данила. Хватаю его подмышки и приподнимаю.
— Ты чего? — спрашиваю, внимательно разглядывая.
— Там монстр! — показывает он мне пальчиком в комнату.
Быстро шагаю туда. Кто еще там приперся?
Но в комнате никого не оказывается.
— Где монстр?
— Он улетел, — улыбается Данила. — А ты боишься монстров?
— Я боюсь людей, — отвечаю. — Где мама?
— Там, — показывает на дверь ванной.
Я сажусь на диван и Данилу сажаю себе на колени.
— У тебя что-нибудь болит? — интересуюсь, рассматривая его.
Он мотает головой.
Черт. Вполне нормальный здоровый пацан. Хотя я где-то читал, что некоторые болезни проявляются в гораздо более позднем возрасте.
Кручу его в руках, осматривая, и он начинает гоготать от щекотки. Я подыгрываю и, уложив его на диван, щекочу.
Детский смех заполняет комнату.
— Ты уже пришел? — доносится голос Лины. Поворачиваюсь — она стоит в халате с мокрыми волосами.
Заметив мой взгляд, сильнее запахивает полы халата и еще туже затягивает узел на поясе. Опускает взгляд.
А я не могу отвести взгляд от нее. Сейчас, в этом обычном махровом халате, она кажется мне такой соблазнительной. Мне так хочется притянуть ее к себе и просунуть руку под полы халаты.
Мокрые волосы обрамляют красивое лицо Лины.
Черт. Я не представляю, как смогу жить со всем этим и знать, что не могу прикоснуться. Черт!
От этих мыслей меня отвлекает Данила. Он поднимается с дивана, обнимает меня ручонками и чмокает в щеку. Потом сползает на пол и бежит к маме.
Я сижу, немного ошалев. Он в первый раз поцеловал меня. Тру пальцами место поцелуя.
Смотрю, как Лина гладит Данилу по голове. Садится на корточки перед ним и целует. И я тоже хочу!
Поэтому встаю и иду к ним. Сажусь рядом и целую Данилу в другую щеку. Он улыбается от такого количества внимания. Поворачивается и целует сначала Лину в губы, потом меня. А затем вдруг резко убирает лицо и наши с Линой губы касаются друг друга.
Я замираю. Не хочу, чтобы это мгновение кончалось. Тянусь к Лине, сильнее прижимаясь губами.
— Не надо, Мэт, — шепчет она и отстраняется.
Я матерюсь про себя, но отступаю.
Встаю и отхожу, чтобы немного прийти в себя. Ко мне подбегает Данила и начинает тереться о ноги.
— Лина, — говорю я, пальцами зарываясь в мягкие волосы на голове Данилы. — Что со здоровьем Данилы? Почему он в больнице был?
Лина громко вздыхает. Встает и произносит:
— Я не хотела это рассказывать. Думала, что лишнее. И так слишком много плохого связано с этим человеком.
— С кем, Лина? Ты про Виктора сейчас?
Кивает.
— Я не знаю, что ты еще сейчас мне расскажешь, но знаешь, — беру на руки Данилу и подхожу к Лине, — мне очень сильно не нравится одно. То, что ты пыталась скрыть от меня что-то. Опять. Это плохо, Лина. Очень плохо.
— Прости… — тихо произносит она. — Но он ведь дядя тебе. И мне… — отворачивается. — Вдруг он все это хотел во благо? Он же знал про нас…
— Что, Лина? Что еще случилось?
— Понимаешь, я хотела, как лучше… Он убедил меня… Однажды Дане стало плохо. Виктор помог с лечением, отвез в дорогую клинику. Даня быстро пришел в себя. И я почти забыла об этом. Но в один из дней пришел Виктор и сказал, что врач повторно посмотрел анализы Дани и там есть подозрения на серьезное заболевание. Я испугалась. Он повез нас в клинику. Пока проводили полное обследование Дани, Виктор все наседал и наседал, пытаясь выяснить, кто отец ребенка. И я… я призналась. Прости, Мэт, — стирает слезы со щеки.
— За что? — не понимаю я. — Перестань. Что показали анализы?
— Врач сказал, что у Данилы не радужные перспективы, — всхлипывает. — Я была в шоке. У него же никогда не было проблем со здоровьем. Понимаешь? Получается, я не досмотрела? Я плохая мать?
— Что ты говоришь? — хмурюсь я и прижимаю ее к себе.
— А потом пришел Виктор. Он сказал, что договорился с клиникой. Что они будут лечить Даню. Но взамен я должна выполнить ряд условий. И я согласилась… Прости, Мэт.
— Перестать общаться со мной? — догадываюсь я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Молча кивает. Мне хочется вдарить в стену кулаком. Со всего размаха. Но нет, нельзя. Данила испугается. Он и так переводит взгляд с меня на маму и обратно. Он уже боится. Чувствует агрессию и злость. Я провожу рукой ему по волосам, пытаясь успокоить.
— И еще кое-что, — произносит Лина.
— Что?
— Виктор сказал, что я должна выйти замуж за Алекса. Что так будет лучше для всех. Ведь с тобой нам нельзя… Мэт…
Поднимает на меня взгляд. Я смотрю в эти заплаканные глаза.
— И ты согласилась?
— Ради Дани, — кивает. — Я бы согласилась на все. Тем более, когда узнала про нас с тобой. Но я не хотела этого, Мэт! Правда!
С надеждой смотрит в мои глаза.
— Я знаю, знаю, — шепчу ей в волосы.
— Мэт, — тихо произносит Лина, уткнувшись мне в плечо, — можно я спрошу?
— Конечно.
— Твой отец. Владимир. Можно я так буду его называть? Мне так легче.
Одобрительно моргаю.
— Владимир. Как так вышло, что ты старше меня? Ведь он встречался с моей мамой еще до отъезда заграницу. Я не понимаю, Мэт…
— Эх, Лина, — вздыхаю я. — Если бы все было так… То и проблемы бы не было. Мы же не знаем, как было на самом деле. С тех времен остались только два свидетеля. Ирина и Виктор. Первая знала все со слов сестры, твоей матери. А второй… второй вряд ли расскажет правду. Ты просто забыла. Я рассказывал тебе. Мы переехали в Америку, когда мне пять было. Получается, Владимир уже был женат, когда встречался с твоей матерью… Так бывает. Прости…
Весь день мы проводим вместе. Я внимательно слежу за Данилой. Ну, здоровый пацан! Откуда в нем болячки?! Выйдя на кухню, звоню и договариваюсь со знакомым врачом об обследовании сына.
Сына. Я постепенно называю его про себя именно так. Уже не по имени, а сыном. Когда же я скажу это вслух? Как он отнесется к этому?
За день Данила так устает, что вырубается прямо у меня на руках перед телевизором. Вообще, в последние дни он как-то сам первым идет на контакт. Очень часто подходит ко мне первым, лезет на руки. Пытается что-то рассказать. Трогает мою щетину и тянет волоски на руках.
Я понимаю, что ему просто не хватало мужского внимания. Он же жил с мамой и Ириной. И сейчас похоже на то, что он всячески пытается компенсировать себе все эти годы отсутствия общения с отцом. Хотя даже еще и не знает, что я его отец.
Отношу его в кроватку и еще долго смотрю, как он удобнее устраивается и мерно сопит.
Иду на кухню. Там сидит Лина. С чашкой кофе и смотрит в окно.
Я тоже наливаю себе крепкий напиток и сажусь рядом.
— Что же будет дальше? — задумчиво спрашивает она, продолжая смотреть на ночное небо. — Как дальше, Мэт? — переводит взгляд на меня.
В ее глазах сейчас столько отчаяния. Столько боли. И безнадеги.
Она опустила руки. Сдалась. Смирилась.
Правильно ли это? А есть ли выбор?
Я придвигаюсь к ней еще ближе и теперь наши коленки соприкасаются.
Кладу руки ей на плечи. Стараюсь не поддаться искушению обнять ее, прижать к себе.
— Дальше все будет хорошо, Лина, — говорю и сам не верю в свои слова.
Как может быть хорошо, если мы не можем быть вместе?!
— Мы можем уехать, — почти шепчу. — Туда, где нас никто не знает. И никто не будет знать нашу тайну.
Нет, сдержаться у меня не получается. Я приподнимаю Лину и сажаю себе на колени. Утыкаюсь ей в плечо.
По телу сразу же проходит волна. Откуда такая реакция, если… Так не должно же быть! Но я ничего не могу с собой поделать.
— Не надо, Мэт, — просит Лина, убирая мою руку со своей ноги. — Так нельзя. Это неправильно.
— Я не могу больше слышать про «неправильно», — хриплю я и поднимаю на нее взгляд. — Не могу, Лина! Все вокруг неправильно, но что делать мне? Что? Ты в моем доме. Рядом. Рядом, но не вместе. Ты представляешь, как мне тяжело? Я ведь вернулся за тобой. Но за тобой как за своей женщиной. Я не отдам тебя никому. Слышишь?