– Подожди, Лусинда, – Дэн легко похлопал по ее маленькой головке, словно отталкивая теннисный мячик, – ты подарена Арабелле, она и покормит тебя, привыкай.
Немного прихрамывая, Арабелла перешла на срез огромного дерева, стоявший посреди хижины. Как только она села и взяла в руки тыкву, обезьянка стремительно примчалась к ней и, усевшись на ее колени, принялась сосать самодельную соску.
– Прелесть, – держа в одной рукой тыкву, Арабелла другой рукой гладила Лусинду по голове. – Дэн, откуда она у тебя?
– Мать Тин-Тин узнала, что ты поранилась, и передала ее тебе в утешение. Ее принес в дар племени охотник из соседней деревни, которого они недавно приютили: соплеменники выгнали его из своей деревни, он в чем-то там пошел им наперекор; я уже успел познакомиться с ним. Вот смотри.
И Дэн раскрыл ворот рубахи, показывая Арабелле висевшее на шее ожерелье из ракушек, зубов и каких-то плодовых косточек. Она вздрогнула – именно такое она видела вчера на шее у толстого негра.
– Дэн, откуда оно у тебя? – встревоженно спросила она, будто пропустив мимо ушей все, о чем он ей только что-то говорил. Кормя Лусинду, она действительно не слышала Дэна – из ее головы никак не уходило вчерашнее происшествие.
– Ты же не слушаешь меня! – воскликнул Дэн, но тут в хижине потемнело, и в дверном проеме показалась старая Тин-Тин с широким глиняным блюдом в руках.
Она вошла в хижину и с необыкновенным достоинством на высохшем лице, испещренном узором тонких морщин и татуировки, протянула Дэну блюдо. Это достоинство, с которым она предлагала им скромный завтрак, поразило Арабеллу. Она попросила Дэна поблагодарить Тин-Тин за Лусинду. Дэн перевел. Тин-Тин улыбнулась и, потрепав подскочившую к ней Лусинду по загривку, что-то сказала.
– Она говорит, что ее люди уже привыкли к Лусинде. Теперь эта барригудо – их талисман, – быстро переводил Дэн. – Тин-Тин рассказала мне, что раньше у них жил большой орел-гарпия, но не так давно он сдох, и Лусинда пришлась кстати.
Тин-Тин вышла, а они уселись возле украшенного черно-красным орнаментом блюда и с удовольствием позавтракали. Тин-Тин принесла им рагу из гигантской фасоли и горького перца, обрамленное по кругу всевозможными дарами тропического леса.
Дикое какао оказалось плодами с белой, кислой и как бы шипучей мякотью; еще Дэн узнал по виду сладковатые орехи токари, ягоды с дерева апама и зерна лесного кажу. Арабелла брала из его рук все новые и новые лакомства, и все они казались ей необыкновенно вкусными.
Ей захотелось пить – и Дэн, ненадолго выйдя из хижины, вернулся с большой стеклянной бутылью, видимо, принесенной кем-то из города. Бутыль была наполнена какой-то желтой прозрачной жидкостью. Арабелла вопросительно взглянула на него.
– Пока ты спала, Тин-Тин посвятила меня в некоторые правила здешнего быта. Во-первых, пищу имеют право готовить только их женщины. Тин-Тин, или кто-нибудь из ее помощниц, будут приносить нам блюда два раза в день, так у них принято. Во-вторых, банановую бражку они пьют вместо воды, которая сейчас уже становится редкостью: скоро пересохнут каналы и река Тана, вблизи которой мы находимся. Кстати, деревня называется Мбаламбала… – Арабелла попыталась быстро повторить это слово-эхо вслед за Дэном, но не смогла, потом попробовала еще раз, опять не выговорила и рассмеялась. Повторив название деревни еще раз, Дэн продолжал: – Но зато этот угодный их богам напиток может пить каждый, когда и сколько вздумается. Там, на поляне, зарыт огромный глиняный чан. В нем покомо готовят «напиток симбы». Знаешь, кстати, почему та слониха так неистово барабанила по нашему баобабу? Она была пьяна.
Арабелла недоверчиво подняла брови:
– Ты, наверное, думаешь, что меня можно дурить как угодно? Повелитель слонов и крокодилов! Расскажи лучше, откуда у тебя это ожерелье.
Дэн, который возмущался, когда Арабелла ему не верила, вскочил на ноги – словно передразнивая его, Лусинда сделала то же самое – и стал показывать, как слоны наполняют ямы водой и выплевывают туда пережеванные бананы, чтобы на следующий день полакомиться свежей брагой.
Вдоволь нахохотавшись, Арабелла достала из рюкзака бубу – красного цвета, с черными силуэтами каких-то мифических африканских героев – и, переодевшись, попросила Дэна принести хоть немного свежей воды, чтобы умыться, а сама принялась обматывать правую ногу липким листом, который тоже передала для нее Тин-Тин.
Когда они вышли из хижины, Арабелла изумилась тому, как ярко раскрашены жилища покомо. Хижина, в которой они поселились, была полностью разрисована: стены покрывали схематично выполненные рисунки красного и черного цветов – женщины, орлы, дети, жабы, собаки, большие непонятные четвероногие, какие-то зигзагообразные линии. Обойдя хижину вокруг, Арабелла стала разглядывать крышу. Ее украшали вырезанные из дерева фигурки – рыбы, ягуары, квадраты и полумесяцы. Она коснулась одной из рыб рукой: дерево было горячим. А ее плечо за несколько минут, проведенных на солнце, успело сильно покраснеть. Пришлось снова нырнуть в хижину и замотать бубу по-другому – так, чтобы были закрыты руки.
Когда Арабелла снова высунулась наружу, то увидела в кустах – кажется, в тех самых, из которых выглядывал ночью толстый негр, – долговязую негритянку, бедра которой были обмотаны яркой синей холстиной. Присев на колено, она натягивала огромный лук. Повернувшись в ту сторону, куда она целилась, Арабелла пригляделась и через мгновение увидела, как в нескольких десятках метров от них в траву упала лань со стрелой в боку.
Дэн сидел на земле рядом с хижиной и фотографировал черную амазонку, которая поднялась с колена, оставив лук на земле, и неспешно пошла в сторону бившейся в предсмертной агонии лани. Она делала это с таким выражением лица, словно шла по большому супермаркету в отдел свежего мяса. Не хватало только тележки для покупок.
– Дэн, она попала в нее, ты видел?!
– Значит, сегодня мы славно поужинаем. А ты как думала? Учись, – пошутил Дэн, ласково притянув Арабеллу к себе.
Здесь, в краю цветущих деревьев, где лес-великан, утопая внизу в ярко-красных цветах бананов, вырывается из их пены, чтобы снова исчезнуть в цветах пальм, а еще выше – куда взгляд уже почти не достигает – сомкнуться обширными кронами, то зелеными, то лишенными листьев, но сплошь покрытыми цветами, белыми, желтыми, оранжевыми или сиреневыми – Арабелла с ее яркой красотой тоже казалась Дэну каким-то тропическим чудом. С пластикой и грацией, замешанных на испанских кровях, она не уступала по эффектности негритянкам, которые словно пребывали в каком-то нескончаемом ритмичном танце, – кормя детей, охотясь, двигаясь в сторону канала с кувшинами на голове. В ярко-красном бубу Арабелла была похожа на женщину, нарисованную краской уруку на желтой стене из глины: золотистая кожа, уже выгоревшие на солнце волосы, закрученные шелковым платком на затылке, амулет на груди, прикрытой складкой легкой ткани – и все это обведено красным контуром полупрозрачной ткани бубу.