сам не уверен в том, что его угроза осуществится.
— За все золото мира нельзя купить жизнь, — сказал Альф, снова не испугавшись. — Стоит ли какой-то золотой диск того, чтобы вы из-за него умерли?
— Этот стоит, — ответил Джеррик. — Он даст мне бессмертие. А без него я все равно умру. Так что хорошо подумай, прежде чем отказываться от моего предложения.
— А зачем вам бессмертие? — с неожиданной заинтересованностью спросил Альф.
— А разве ты не хочешь жить вечно? — с недоверчивой усмешкой ответил Джеррик.
— Мне всегда казалось, что вечная жизнь — это проклятие, а не благо, — сказал Альф. — Жить, видя, как умирают близкие тебе люди, как сохнет и старится твоя собственная плоть, превращаясь в мощи, как мир, в котором ты живешь, изменяется и становится тебе чуждым… Нет, я не хотел бы этого.
— А если бы в придачу к вечной жизни тебе даровали вечную молодость? — продолжал допытываться кобольд. Разговор начал интересовать его. С такой точки зрения он никогда не смотрел на бессмертие.
— Помнится, Фауст у Гете мечтал о том же, — улыбнувшись, ответил юноша. — Это закончилось для него разочарованием. Я предпочитаю учиться на чужих ошибках. Так всегда советовал мне дед.
— А о чем мечтал сам Гете, ты знаешь? — спросил Джеррик.
— Я не думаю, что он мечтал о вечной жизни, когда один за другим умирали его дети, — ответил Альф. — Четверо еще в младенчестве, а последний, старший сын — за два года до смерти самого Гете. Уверен, он хотел встретиться с ними в другой, загробной жизни. Но для этого ему надо было умереть, несомненно.
— Ты говоришь ерунду, мальчик, — неуверенно возразил Джеррик.
— А разве вы не слышали о Бессмертном старце? — спросил Альф. — Его судьба доказывает правоту моих слов.
— О Бессмертном старце? — переспросил Джеррик. — Нет, я ничего не слышал о нем.
— Тогда я расскажу вам, — предложил Альф. — Если, разумеется, у вас есть время и желание меня выслушать.
Джеррик кивнул. Безропотно подчиняясь жесту юноши, он устроился, как мог, на каменном стуле. Было жестко, но терпимо. Его любопытство было распалено до такой степени, что он вытерпел бы и не такое.
И Альф начал рассказывать историю, которую он еще в детстве слышал от своего деда. Фергюс утверждал, что он был знаком с ее героем. И Альф ему верил.
Глава 18
Антонио Гомес родился в Мадриде, в крошечном домике, теснившемся в ряду подобных убогих жилищ на берегу реки Мансанарес, протекавшей через город. Его семья была бедна, и когда мать и отец хотели развлечься, они любовались горой Пеньялара, возвышавшейся на северо-западной окраине Мадрида. От подножия до середины склоны высочайшей вершины горного массива Сьерра-де-Гуадаррама были покрыты дубовыми лесами, затем начинали преобладать сосны, а потом шли кустарники и луга. И венчала гору снеговая шапка, уменьшающаяся весной.
Когда его родители умерли, образ жизни Антонио Гомеса почти не изменился. Он продолжал жить в том же самом стареньком домике, тяжким трудом добывал себе пропитание, а в редкие часы отдыха любовался горой Пеньялара. В начале девятнадцатого века так жили многие в Мадриде. Город был отделен от побережья Испании горами, что мешало его торговым отношениям с другими регионами и способствовало нищете его обитателей.
В годы оккупации Мадрида французскими войсками ситуация только ухудшилась. Народ голодал, и Антонио Гомес тоже. Так длилось до одна тысяча восемьсот четырнадцатого года, когда, после низложения императора Наполеона, к власти в Испании вернулся король Фернандо Седьмой. Лишь тогда жизнь жителей Мадрида стала чуть более сытной. В те сравнительно мирные годы Антонио Гомес смог даже отложить несколько песо, как он говорил, «на черный день». Как будто такими не были все его дни! Единственное, что приносило ему радость — это гора Пеньялара днем и сновидения по ночам. Во сне он снова видел своих мать и отца живыми, а еще часто танцевал с девушками фанданго под звуки гитары и щелканье кастаньет. Поэтому он охотнее спал, чем бодрствовал.
Но однажды Антонио Гомес услышал, что один из его соседей купил лотерейный билет и выиграл. Счастливчик увеличил вложенный капитал в десять раз. Антонио Гомес навел справки и выяснил, что ежегодная испанская национальная лотерея, которую с одна тысяча восемьсот двенадцатого года под рождество ежегодно проводило отделение Государственной Администрации Испании — предприятие беспроигрышное. Выигрывают почти все, только разные суммы. Рассказал ему это чиновник администрации, распространявший билеты среди горожан. У Антонио Гомеса не было причин сомневаться в его словах. И он потратил все свои накопленные песо, купив несколько лотерейных билетов.
Дни, которые Антонио Гомес провел в ожидании розыгрыша рождественской лотереи, были самыми счастливыми и одновременно самыми мучительными в его жизни. Он то возносился в своих мечтах до самых небес, представляя, как в одночасье обогатится, то падал в бездну отчаяния при мысли, что потратил все свои деньги зря, прельстившись пустыми надеждами.
Антонио Гомес всю свою жизнь был ревностным католиком. Накануне розыгрыша он зашел в храм и купил свечу, которую поставил перед образом Богоматери.
— Пресвятая Дева Мария, прошу тебя, снизойди до самого жалкого из своих рабов, — шептал Антонио Гомес, преклоняя колени в молитве и не чувствуя холода каменных плит. — Даруй мне выигрыш в рождественской лотерее, и уже никогда и ни о чем я не попрошу тебя. Клянусь!
А на следующий день Антонио Гомес выиграл. И не несколько жалких песо, а громадную сумму. На его билет выпал джек-пот.
Сказать, что Антонио Гомес был счастлив — не сказать ничего. У него словно выросли крылья за спиной, и он не ходил по грешной земле, а парил в небесах, подобно ангелу. Его мысли путались, стремительно сменяя друг друга. Он даже забыл поблагодарить Деву Марию, настолько был занят подсчетом того, на сколько лет безбедной жизни ему хватит выигранной суммы.
Как оказалось, не на несколько лет, а на несколько жизней, вздумай он даже вымостить серебряными монетками весь двор перед своим домом.
И когда он это понял, то загрустил. Выходило, что почти всю свою жизнь он прожил в нищете, а после смерти его деньги достанутся неизвестно кому, потому что забрать свое богатство с собой на тот свет еще никому не удавалось. Это было несправедливо.
Антонио Гомес был уже стар. Если бы он был уверен, что проживет еще много лет, то не стал бы так расстраиваться. Он успел бы потратить значительную часть своего капитала. Приобрел бы шикарный дом в центре Мадрида, завел слуг, ел бы на золотых блюдах, а пил из золотых кубков. В конце концов, женился бы, наплодил