– Нашли? – грозно прохрипел халиф.
Визирь ответил поспешно:
– Нашли, нашли, повелитель! Не минует и месяца, как три бочки «греческого огня» будут доставлены в Багдад.
Халиф испытующе посмотрел на визиря:
– «Я приду к Тебе»?
– Нет, нет, это не пустая песня, о повелитель, а истина. Клянусь моей недостойной головой…
– Запомню. – И, помолчав, халиф спросил: – Кстати, о голове. Эмир Эдессы…
– Сознался!
– О! Почему?
– Джелладин привез доказательства. Мы схватили передатчиков эмира, и они выдали его.
– Отрезать всем головы.
– Сегодня же…
– Не сегодня, а завтра, когда византийские послы будут возвращаться из моего дворца. Пусть они посмотрят, как падает голова их слуги. Им это полезно.
– Еще бы, о повелитель!
– Джелладин? Кто бы мог подумать! Научился у византийцев? Обо что трешься, тем и пахнешь, а, ха-ха?! Я награжу Джелладина. И тех двух… как их?
– Кади Ахмет и оружейник Махмуд иль-Каман, повелитель.
– Да. Позови их всех на прием византийских послов. Собери также всех выдающихся ораторов, законоведов и поэтов, которые в присутствии послов в своих речах и стихотворениях превознесли бы славу и силу ислама, мое царствование и величие моего дворца. Слова – так слова!
И он задумался.
Была ранняя весна, и сквозь трепетные тучки падал мерцающий блеск на влажные, готовые распуститься почки розовых кустов. В саду было тихо, и казалось, что даже нетерпеливая, весна и та задумалась вместе с халифом.
«С чем же едут византийские послы?» – думал халиф, и о том же думал визирь.
XXXVII
Послы несли через весь Багдад послание византийского императора халифу.
Из особого уважения к халифу послы шли пешком.
Впереди послов шел Аполлос, сенатор и друг императора. Это был желтолицый, худой мужчина лет сорока в длинной серебристо-палевой одежде без складок. Глаза его, огромные, агатовые, казалось, испускали скользящий и жалящий блеск, и, когда он пренебрежительно оглядывал толпы народа, запрудившие улицы, всем видна была его ненависть, и все начинали дрожать от ярости. У него была привычка, тоже всех сердившая: сказав три-четыре слова, Аполлос умолкал так важно, точно ожидал, что ему будут восклицать – слава!
Перед дворцом задолго выстроились войска, и шумный народ говорил, что войска выстроено сто пятьдесят тысяч.
Послы вступили в ряды войск. И войска, все сто пятьдесят тысяч копий поднялись на воздух и опустились на землю с такой силой, что гром был подобен землетрясению. Так говорил народ.
И послы увидали тысячу тонких и светлых минаретов Багдада. И со всех минаретов пять тысяч муэдзинов запели хвалу пророку и наместнику его халифу, и народ говорил, что пение их было подобно второму землетрясению.
Но лица послов были неподвижны, и ни один волос на их голове не шелохнулся.
И они увидали зеленый дворец. На площади, перед дворцом, семь тысяч евнухов в шелковых разноцветных одеждах и изукрашенных поясах – четыре тысячи белых и три тысячи черных евнухов – безмолвно склонились, и поклон их, как говорил парод, был такой ровный, точно поклонились семь тысяч братьев.
Послы вошли в сад дворца. На лужайках они увидали стада диких животных. Львы и олени, прирученные искусными охотниками, направились к послам. Сто львов издали рычание, а двести оленей вознесли вверх свои широкие рога и протрубили.
И это, как говорил народ, было подобно третьему землетрясению.
Но лица послов были по-прежнему неподвижны.
Их вели мимо позолоченных клеток. Множество птиц с позолоченными перьями и клювами пели.
И тогда старший посол Аполлос, сенатор и друг императора, сказал:
– Вот это очень красиво, – и добавил: – Великолепный дворец у халифа.
И он улыбнулся. И тогда улыбнулись все послы.
Визирь сказал:
– Господин посол! Вы видите не дворец халифа, а только мою жалкую хижину. Дворец халифа за этим садом, вон там, где за деревьями колышутся ковры.
И они пошли дальше.
Темно-пурпурный дворец халифа сверху донизу был закрыт коврами. Ковры были и голубые, и розовые, и синие, и белые, ковры всех цветов и всех провинций халифата. Народ говорил, что там висело двадцать две тысячи великолепных ковров, а три тысячи занавесей из парчи и индийского шелка, стоящие тридцать тысяч динаров, украшали все внутренние стены и двери здания.
Халиф ал-Муттаки-Биллахи сидел на троне слоновой кости. На нем был надет простой плащ бедуина, тот, который, говорят, носил великий Омар. С правой и левой стороны трона висели и сверкали на солнце по девять длинных тяжелых нитей драгоценных камней. Позади и впереди халифа стояли евнухи, а вожди племен и родственники поодаль нитей с драгоценными камнями. А еще дальше стояли, содрогаясь от восторга и славы, законоведы, кади и поэты.
И там же стояли Джелладин, кади Ахмет и Махмуд.
Византийский сенатор и друг императора Аполлос поцеловал землю и сказал, что он принес могучему халифу послание императора.
– Читай, – проговорил халиф.
Сенатор Аполлос снял шелковую желтую материю с серебряного ящика с золотой крышкой, на которой было сделано из разноцветного стекла изображение императора Константина. Сенатор раскрыл ящик и достал послание. Послание было начертано на пергаменте небесно-голубого цвета золотом, греческими буквами, и к нему прикреплена золотая печать в четыре мискаля весом, на одной стороне которой был барельеф Христа, а на другой – императора.
Посол огласил первую строку по-гречески, тотчас же переведя ее на арабский язык:
– Константин Седьмой, верующий в мессию, император, владычествующий над греками.
Он помолчал, поводя огромными глазами и точно ожидая восхвалений.
– Халифу ал-Муттаки-Биллахи, могучему повелителю арабов в Багдаде. – И опять помолчал. – Да продлит господь бог жизнь могучего халифа!
Огромные глаза его остановились на жирном лице халифа, и он продолжал:
– Слава богу!.. Всесоверщенному, великому!.. Милосердному к своим рабам… Тому, кто собирает народы… Кто разъединяет… и примиряет их… спорящих во вражде… до тех пор… пока они… не соединятся воедино…
Сенатор Аполлос читал и читал голубой пергамент. Послание плескалось в руках посла, насыщая сердце халифа такими словами, которые мог найти лишь человек, необычайно долго лазивший по лестнице мыслей. Слова ласкали, нежили, лечили, лили масло и елей на душу, макали уста слушателей в мед и наслаждения. Они уверяли халифа в дружбе, расположении, вечном мире.
«И все?» – думал халиф, как и послы храня недвижное лицо.
Затем сенатор Аполлос взял другой драгоценный ящик и достал оттуда желтый пергамент, по которому было написано по-арабски серебряными буквами перечисление даров, которые посылает император Константин своему брату халифу. Тут был и золотой поднос для кушаний, и дорогие одежды, и золотая посуда, и мускус, и амбра. Под конец посол подал халифу три небольших золотых стакана. Халиф скосил глаза, принимая их. На дне стаканов он увидал стада крошечных хрустальных зверей: львов, оленей, жирафов и рысей, расположенных в том же порядке, в каком звери эти встретили послов в саду визиря.
– Редкого уменья у вас ювелиры, – сказал халиф, а про себя подумал: «А еще более редкие соглядатаи! И неужели тем, что вы знаете расположение зверей в саду моего визиря, вы думаете сказать мне, что знаете все происходящее в моей стране? Глупцы».
Но лицо его по-прежнему было неподвижно, и посол не мог угадать, понял халиф намек византийцев или не понял. И, приняв дары, халиф сказал:
– Велик аллах и пророк его! Я напился дружбы брата моего Константина и наполнен любовью к нему, как виноградная лоза солнцем. Я не могу надеяться, что найду слова, которые бы передали наружу лежащее внутри моего сердца. И я призвал лучшего своего законоведа Джелладина Жете-и-Тогос, чтобы он, ловитель мыслей, подмел своими и моими словами пол у ног моего друга, императора! Слова наши немногочисленны счетом, но совершенны и справедливы, и я трепещу от радости, что почтенный Джелладин выскажет их!
Рокот одобрения пронесся среди родственников, вождей племен, законодателей, кади и поэтов. И все обернулись к Джелладину.
Джелладин, шатаясь от волнения, в широкой и длинной одежде, пробрался через толпу и приблизился к трону. И все качали головой, одобряя его вид. Как он талантлив! Как он умен! И как быстро он идет в гору! Говорят, благодаря ему сегодня обезглавят эмира Эдессы?
– Халиф, да будет прославлено имя его!.. – начал Джелладин, и голос его поднялся так высоко, что казалось, поздоровался в небе с самим пророком.
Мороз прошел по коже присутствующих. Какое великолепное начало, как умеет начинать!.. Каково-то продолжит?
Но продолжись Джелладину не пришлось. Архангел запечатал уста его. Джелладин покачнулся и упал.