выдержать. Так с трудом они добрели до Теплой. Счастье еще, что там было кому прийти им на помощь.
Обогреться они вошли в корчму. Замужем за корчмарем была их знакомая, сестра Цира Петраня из нашей деревни. Дородная, обходительная и речистая женщина, она как-то по-особому разбиралась в людях, а сама была до того милая, что привлекала гостей в корчму куда больше, чем хмельные напитки. Деньги рекой текли в корчмаревы кубышки. Говорили, что ей только птичьего молока не хватает.
— Не беспокойтесь, пятка вмиг заживет, — говорила она маме, прикладывая ей к ноге чистую тряпочку с мазью.
Боль утихла. Для корчмарки очень было важно, чтобы женщины помянули о ней добрым словом в родном Оравском селе. Она накормила их мясным обедом да еще поднесла по стакану пива.
На скотные торги они отправились чуть свет. Походили, поглядели, что и по какой цене можно купить. Дивились, что скот сравнительно дешев. Люди были вынуждены продавать, поскольку в прошлом году не уродились корма. Один крестьянин из Вавришова все упрашивал маму купить двух коров — очень уж не хотелось ему возвращаться с ними домой. Коровы и впрямь были хорошие, дойные, разве что слишком тощие. Их бы малость поправить, чтобы бока округлились. Шерсть у обеих была густая, ярко-рыжая, только на лбу белая метина и белая полоса по спине. Шерсть от холода вся вздыбилась, а уж как бы она залоснилась, задай коровам подходящего корма. И цена невелика, хотя у женщин и таких денег не было. Тут вдруг натолкнулись они на торговца Смоляра из нашего комитатского города.
— О деньгах не тревожьтесь, я одолжу вам, сколько понадобится. Да и кто откажет таким молодкам?
На первый взгляд могло показаться, что Смоляр делает доброе дело, но как истый купец он надеялся и заработать на своей доброте. Уж не впервой ему удавалось подобное — стреляный был воробей в этих делах. Он рассуждал так: как откормят женщины отощалую скотину, он станет их поторапливать с долгом. А чтоб вернуть его, придется им продать коров подешевле. Так он и деньги назад вернет, и коров за полцены купит.
Но случилось иначе. Денег он, правда, им дал, и коров они купили. В корчме у сестры Петраня привязали их к ограде, но чего только не бывает на свете: в корчму забрели двое торговцев, искавших дойных коров для поместья в Турине. Понравились им именно эти коровы, привязанные у корчмы. Тут же на месте ударили по рукам, и сделка состоялась. Они заплатили столько, что женщины вернули долг Смоляру, и у мамы еще осталось на взносы и проценты. И тетка Порубячиха получила свою долю. Рассказывали, что мама даже просветлела лицом и уже не вспоминала о мытарствах, которые довелось пережить. У нее камень с души свалился, что в банке хоть на время угомонятся и нам не придется покидать родной дом. Мама решила идти и на ближайшие ярмарки: ведь надо было думать о следующих платежах.
Смоляр[20] был вне себя, что так просчитался в пригожих молодках. В корчму вошел надутым, как индюк, стащил меховую шапку и хлопнул ею об пол. Даже не скинув тулупа, уселся за стол и заказал себе сразу три порции гуляша. Широко расставив ноги, каблуком сердито постукивал об пол. Гуляш ел посапывая, чавкая, засовывая в рот большие куски хлеба. Глаза у него бегали из стороны в сторону, взгляд был нечистый, вроде как помутневший.
— Ну, как дела? — обратилась к нему тетка Порубячиха. — Ярмарка-то не удалась вам, поди? А ведь скота здесь, что комарья.
— Одни мощи ходячие, — фыркнул он в рюмку с вином, которую держал у нижней губы.
— Должно быть, и скотина поняла, что такое война, — вмешалась в разговор мама, — некому поле обрабатывать, а когда в поле пусто, так и в стойле не густо. Ни мяса, ни сала. А может, так оно и к лучшему? — Мама обвела всех пытливым взглядом. — Говорит же Яно Дюрчак из Еловой: кабы на фронте всего хватало, весь бы мир изничтожили.
Может, на ярмарке в Теплой оттого и была такая скотина — кожа да кости, чтобы Смоляру нечего было отправлять на фронт. Так, глядишь, и война скорей кончится. У жизни ведь тоже свои пути-дороги. Хоть Смоляр и ушел с ярмарки несолоно хлебавши, а жизнь свое взяла. Она тоже защищается, потому что не хочет погибнуть. Ей тоже хочется выстроить на этом свете такой же красивый дом, какой Смоляр поставил в комитатском городе.
— Не я войну выдумал, — сказал он и слизал с губ перцовую подливку. — Выучили меня на мясника, вот я и стал мясником. Продаю тому, кто платит. Я не поганец какой, а по образу и подобию божьему сотворенный человек, мне разве в радость, что людей убивают? Когда скупаю для фронта, то я и о ваших мужьях забочусь, чтоб с голодухи ноги не протянули среди пушек. Пуля не найдет, а голод отыщет. Так что зря вы про меня думаете: мясник, мол, черствая душа, долг христианский забыл. Нет уж, я помню о ближнем. Так-то оно…
Порубячиха встала, стукнула ладонью о стол и рассмеялась.
— Ну, Смоляр, чтоб вас приподняло и хлопнуло. Вас, конечно, на козе не объедешь, но и мы не вчера родились.
— Ну ладно, ладно! — Он положил ложку на тарелку. — Однако этих коров ни в коем разе не надо было вам упускать. Не то чтоб я такой уж жадный, но они позарез мне были нужны.
А пока текла у них беседа, начало смеркаться, снег вокруг корчмы посинел, вдали почернели горы. Перед корчмой роились люди, сани, скотина, мельтешили в шатрах продавцы. Больше всего покупателей толкалось у палаток с медовыми пряниками. Палатки эти изнутри были разноцветные, словно цветущие луга — ярко-розовые, зеленые, желтые, красные, — и люди просто не могли глаз от них оторвать.
Перед одной из палаток стояла молодая женщина, оглядывала пряники и раздумывала, который купить. Дольше всего она вертела в руках гусара на коне. Нравился ей, должно быть, красный китель на нем и сабля.
Мама нагнулась к окну и крикнула:
— Батюшки светы, да ведь это же Тера Мацухова из Микулаша!
И тут же кинулась к ней. Следом припустилась и тетка Порубячиха. Поднялся и Смоляр в