— Дистанция семьдесят кабельтовых.
Остров молчит. Шестьдесят кабельтовых… По-прежнему тишина. Может, и этот остров пуст? Ветра почти нет, прохладно, но нам на мостике жарко от напряженного ожидания. Пятьдесят кабельтовых…
Краснофлотец-сигнальщик докладывает:
— Вижу вспышку. Батарея открыла огонь!
— Наконец-то! — облегченно вздохнул кто-то из штабных командиров.
Приказываю открыть огонь. Лидер вздрогнул от дружного залпа. Ударили орудия и других кораблей. Но враг продолжает вести огонь. Перед самым носом лидера взметнулся столб воды. Мы не прекращаем стрельбы. Три вражеских снаряда разорвались совсем близко, осколки стучат по борту корабля, боевой рубке, дымовой трубе. Один осколок, видимо уже на излете, впился в меховой воротник моего зимнего реглана. Запахло горелым. Я стряхнул осколок на палубу, а когда он остыл, подобрал и потом долго хранил как память о своем первом морском бое.
Штурманы поспешно берут пеленги на вспышки, записывают расстояния. Продолжаем идти боевым курсом и вести огонь. Снаряды с берега упали с небольшим перелетом. Значит, мы в «вилке». Калибр вражеских снарядов -152 миллиметра. Если такие накроют, принесут много бед. Даю знак командиру корабля. Звякнули машинные телеграфы, корабль увеличил ход. Морские охотники ставят дымовую завесу, укрывая отряд от глаз про-
[129]
тивника. За облаками дыма все еще слышен гул разрывов.
Задачу мы выполнили: установили точно место вражеской батареи.
По батареям противника на разных островах в декабре стреляли крейсер «Киров», эсминцы и даже линейные корабли. Но стрельба часто велась без корректировки, и результаты ее в таких случаях были неважные. После мне с группой командиров штаба довелось побывать на островах Руссаре и Бьёрке, по которым стреляли крупные корабли. Батареи там мало пострадали, так было и на других островах. Наши морские артиллеристы в то время недостаточно учились стрельбе по береговым целям, годами готовились к боям лишь с морским противником. Это было явное упущение…
Мы детально разработали план высадки большого десанта на острова архипелага Бьёрке. Начать должны были, как только 7-я армия прорвет главную полосу вражеской обороны. Но 23 декабря наши сухопутные войска прекратили продвижение: для преодоления линии Маннергейма сил не хватало.
А зима не ждала, море быстро покрывалось ледовым панцирем. 30 декабря, пробиваясь с ледоколами, боевые корабли в последний раз выходили в море для поддержки артогнем фланга армии. Высадку десанта пришлось отменить.
Финский флот в море не показывался. Надводные корабли противника стояли в своих базах под прикрытием береговых батарей. Финская авиация действовала только на фронте. Все же финнам удалось поставить минные заграждения у мыса Юминда и у входа в Палдиски. Этим нарушался суверенитет Эстонии, тогда еще буржуазной республики, но, думаю, это делалось не без ведома эстонских правителей.
Главное же внимание белофинское командование уделяло проливу Южный Кваркен. Через него шел путь в Ботнический залив, по которому из Швеции в порты Финляндии поступала помощь с Запада. В проливе финны выставили мощное минное заграждение, о чем они официально объявили 6 декабря. Но наши подводные лодки успешно преодолевали этот опасный рубеж.
В декабре всегда тяжело плавать. Штормы, снежные
[130]
заряды, непроницаемые туманы, мороз, вызывающий обледенение корабля. От подводников требовались огромные усилия, чтобы действовать в такой обстановке. И все же 10 декабря подводная лодка «Щ-322» под командованием капитан-лейтенанта В. А. Полещука потопила первый вражеский транспорт с военным грузом. Прорыв в Ботнический залив с каждым днем становился все более сложным и опасным. Я не раз беседовал с командирами лодок.
— Форсировать пролив удается ценой предельного напряжения сил и нервов. Идти приходится под минами, о борт лодки скрежещут минрепы. А отклонишься в сторону — заденешь за камни, — рассказывал мне командир дивизиона капитан-лейтенант А. Е. Орел (он в тот раз ходил на подлодке «Щ-311», которой командовал капитан-лейтенант Ф. Г. Вершинин). — Дно в проливе очень неровное, местами возвышаются огромные валуны, а то и подводные скалы. Подробных карт пролива у нас нет, идти же надо чуть ли не вплотную к островкам. А на них маяки с наблюдательными постами.
Форсировать Кваркен и действовать в Ботнике могли только самые умелые и отважные командиры. Пожалуй, наибольший успех выпал на долю Ф. Г. Вершинина — за один поход он потопил три вражеских транспорта. Его кораблю назначена была трудная позиция в северной части Ботнического залива, у порта Васа, где лед простирался на десяток миль от берега. Увидя транспорт, командир дивизиона Орел приказал преследовать противника надводным ходом. О борт скрежетали льдины. Они могли повредить корпус, винты, но подводники не сбавляли хода. Транспорт нагнали ночью. Открыли огонь из пушек. Артиллеристы справились с задачей. Транспорт запылал, а потом исчез среди льдин. Через четыре часа в темноте обнаружили второе вражеское судно. Его потопили быстро. С третьим судном сблизились в густом тумане. Стрелять было очень трудно: цель еле различалась. Все-таки отправили врага на дно. Судно шло с грузом жидкого топлива.
За короткий срок в Ботническом заливе побывало восемь наших подводных лодок. Одними из первых противолодочный рубеж в Кваркене преодолели подлодки «С-1» капитан-лейтенанта А. В. Трипольского и «Щ-319» канитан-лейтенанта Н. С. Агашина. Они блокировали
[131]
порты Раумо и Кристина, пока почти весь залив не покрылся льдом. Последним 19 января уходил из Ботнического залива капитан 3 ранга А. М. Коняев. Я хорошо помню, сколько нам пришлось пережить тогда. В проливе Кваркен «С-1» вынуждена была всплыть. И тут же ее зажало льдом. Получив сообщение об этом, мы стали лихорадочно думать, как помочь ей. Кто-то предложил даже просить Швецию, чтобы она послала свои ледоколы. Но это означало бы потерять корабль — он был бы интернирован вместе с командой. А с лодки поступали радиограммы одна другой тревожнее. Советский корабль атаковали вражеские самолеты. К счастью, бомбы упали в стороне. Подводникам удалось подбить один самолет, и от повторных атак противник отказался. Тем временем сама природа выручила наших товарищей: лед треснул, подвинулся, и «С-1» выскочила из его цепких объятий. Но не успели мы порадоваться, как поступило донесение капитана 3 ранга А. М. Коняева: «Щ-324» тоже зажата льдами. Коняев не просил о помощи, значит, надеялся на свои силы. Я давно знал этого высокого, худощавого человека с задумчивыми глазами. Спокойный, рассудительный, он нашел блестящий и единственно правильный выход. Зная, что впереди Балтийское море, которое еще не могло замерзнуть, он погрузился и пошел подо льдами, то и дело задевая за минрепы — стальные тросы, которые удерживают мину на заданной глубине. Более тридцати миль «Щ-324» вслепую пробивалась подо льдом, а затем благополучно всплыла. Это было первое в мире подледное плавание подводной лодки. Когда Коняев сообщил, что он вырвался из ледового плена, на БФКП не было предела радости. Все лодки благополучно вернулись в свои базы. Это было великой удачей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});