Андре, растерявшись, не произнес ни слова. Да и что он мог сказать при виде этого забитого, похожего на животное, создания, не вызывающего иных чувств, кроме жалости.
— А это — Бутылка Виски! — Старик указал Фрике на вторую девицу, носящую столь необычное имя.
— Черт возьми! — пробормотал парижанин. — Это уж прямо феномен какой-то: голова козы, а шея аиста. Честное слово, и впрямь точно бутылка из-под водки. И как наш достойный друг ухитрился заиметь такое потомство? Я заметил, что прекрасный пол здесь не слишком хорош, но уж такого безобразия никак не ожидал!
Видевший Великого Отца был вполне удовлетворен произведенным впечатлением: будущие зятья остолбенели, но индеец счел их молчание за бесстрастное спокойствие. Старик обратился с речью к дочерям, которые тут же раскричались: похоже, они были не в курсе планов отца. Услышав эти крики, отец схватил кол, из тех, что используются для сооружения вигвама, и несколько раз сильно вытянул невест по спинам.
Вопли немедленно прекратились, и присмиревшие девушки безропотно подошли к Фрике и Андре. Затем они буквально распластались на земле, каждая взяла в руку ногу своего суженого и поставила себе на затылок, показывал таким образом, что отныне они считают этих мужчин своими полными хозяевами.
— Не нравятся мне их обычаи, — проворчал Фрике. — Женщины тут совершенно не похожи на любезных и добродушных хозяек в семьях наших друзей Кер-д’Ален, правда, господин Андре? Не дай нам Бог застрять здесь надолго!
Фрике и Андре, конечно, не ожидали, что им предоставят полную свободу, но все-таки рассчитывали, что следить за ними не будут. Помня, что на следующее утро их несчастного спутника ждали жестокие муки, они надеялись, как только стемнеет, попытаться освободить полковника.
Но французы не приняли в расчет своего гостеприимного хозяина. Хитрый старик, словно угадав планы будущих зятьев, не отходил от них ни шаг; его сопровождали трое сыновей — рослые, крепкие парни. При виде их становилось понятно, почему жена старца получила имя — Мать Троих Сильных Мужчин. Эти парни прониклись внезапной нежностью к своим будущим родственникам и не покидали их ни на минуту. К тому же около вигвама без конца толклись соседи, друзья, родственники, так что Фрике и Андре все время были на глазах. День завершился обильным пиршеством, какие очень любят индейцы, способные поглотить невероятное количество пищи.
С наступлением ночи наблюдение за французами усилилось. Индейцы были настороже, и десяток наиболее трезвых и наименее объевшихся воинов расположились на ночь вокруг хижины, правда, без оружия.
В вигваме Кровавого Черепа тоже шел пир горой, и его хижина также строго охранялась.
Фрике и Андре всю ночь глаз не сомкнули, сознавая собственное бессилие: медленно, но неуклонно уходили часы, а с ними и последняя надежда.
Приближался роковой для американца миг, а они ничем не могли ему помочь: новые друзья не сводили с них глаз.
Утром оба француза, к удивлению старика, заявили, что хотят присутствовать при пытках своего спутника. Напрасно Видевший Великого Отца пытался их отговорить и советовал остаться в хижине. Видимо, он боялся, что французы не выдержат жуткого зрелища, а может, опасался какой-нибудь отчаянной попытки спасти полковника. Андре был непреклонен.
— Раз вы считаете нас членами своего племени, мы имеем такие же права, как и остальные воины, — сказал он в ответ на все уговоры.
В конце концов Видевший Великого Отца уступил, но недоверие его возросло.
У двух друзей не было никакого оружия, но они решили любой ценой спасти американца, даже если эта попытка будет стоить им жизни. Впрочем, еще оставалась надежда на чудо.
Вскоре из хижины Кровавого Черепа вывели полковника. Руки у него были связаны за спиной, а ноги спутаны веревками. Шел он с трудом, но держался, как обычно, гордо и независимо. Его окружила вопящая, беснующаяся от ярости толпа. Полковник был очень бледен, но спокоен. Он знал, что его ожидает смерть у столба пыток, давно смирился с этим и был готов показать своим врагам, что не только индейцы могут бесстрашно переносить мучения.
Американец вздрогнул, заметив среди толпы своих спутников. Он быстро и отрывисто заговорил по-английски, так, чтобы его слова понял стоявший рядом Андре, но не уловили индейские воины, немного знавшие язык.
— Спасибо, что пришли… Сделайте так, чтобы я не мучился, прошу вас… Меня сейчас привяжут к столбу… начнут стрелять из карабинов, но пули будут лишь задевать… Попросите и вы выстрелить… вам не откажут… Постарайтесь убить меня наповал!
— Еще не все потеряно, друг мой, — с трудом сдерживая волнение, ответил Андре, хотя сам уже потерял надежду.
Палачи потащили ковбоя, и он исчез в толпе, вопли которой заглушили его слова.
Наконец зловещая процессия прибыла к месту пыток: это была просторная площадка, посередине возвышался высокий столб, выкрашенный в темно-красный цвет.
Обычно, чем изощреннее пытки, которым подвергаются враги, тем охотнее любуются ими зрители. Но странное дело, сейчас индейцы, кажется, хотели покончить с полковником поскорее.
Особенно торопился Кровавый Череп, руководивший церемонией, хотя, по традиции, ему следовало бы растянуть пытки насколько это возможно: ведь жертва была у него в руках и никак не могла ускользнуть от возмездия.
Быть может, Кровавый Череп помнил, что они находятся на территории Длинноухих, и опасался появления хозяев этой земли. Длинноухие — племя мирное, и вряд ли они захотели бы ссориться из-за бесчинств Кровавого Черепа с американскими властями.
Но, с другой стороны, операция по захвату пленных была проведена молниеносно, место для лагеря выбрано уединенное, и вряд ли кто-нибудь мог вмешаться. Как бы то ни было, Кровавый Череп решил, что час настал. Мучители решили обойтись без классических развлечений, когда жертва становится мишенью для пуль или томагавков[103], которые лишь слегка задевают несчастного, не нанося ему серьезных ран. Кровавый Череп сразу приступил к финалу жуткого спектакля, избавив пленника от долгих, тревожных предсмертных часов, когда пули свистят в сантиметре от головы, врезаясь в столб, а летящие томагавки, рассекая лезвием кожу, застревают в дереве.
Вождь грубо швырнул ковбоя на землю и с помощью добровольных палачей распял, привязав руки и ноги к четырем колышкам. Затем сложил на груди пленника смолистые щепки, выбил огнивом искру, зажег обрывки просмоленных тряпок и поджег щепки в нескольких местах. Тонкие веточки затрещали и медленно занялись. Вскоре огонь добрался до тела пленника и все почувствовали отвратительный запах горелого мяса.