Он умолк. Внезапно его глаза, окружающие меня предметы, я сама начали тонуть в тумане беспамятства, окутывая сознание звенящей пустотой. Помню только, что ухватилась за что-то, находящееся ближе всего от меня. Как оказалось, это был край стола, покрытого льняной скатертью. Он-то и спас меня от неизбежного падения…..
Очнулась я, сидя за тем же столом, уронив голову в раскрытые ладони.
— Странный Вы…. Недаром, что странник, — запоздало усмехнулась ему в ответ, — Между нами смерть… Это ли не неизбежность?
— До тех пор пока вы верите в неё…
— Но даже, если я не поверю? Что изменится?
— Ничего… Ты не сможешь не поверить, не сумеешь. Так же, как в необратимость времени, которое есть не более чем реакция жизни, проходящей сквозь материю. И не только ты не сумеешь. Все. Лишь ваша душа знает и умеет всё, но голос её заглушен более мощным голосом знаний, приобретенных на земле.
— Наша беседа напоминает мне встречу на старом погосте. Вы твердите о невероятном, загоняя меня в тупик снова и снова. Однако, наше общение ни на йоту не подвело меня к решению моей проблемы. — вздохнула я, вспомнив причину по которой я оказалась в доме этого человека.
— Забудь о том, что ты оставила…
— Забыть? — возмущенно воскликнула я. Мои руки похолодели от родившегося в мозгу вывода- странник не в состоянии мне помочь. От судьбы не уйти.
— Так было на протяжении многих жизней. — ответил он на мои мысли. — Неужели и этот раз, встретив меня, ты позволишь голосу рассудка определить твою судьбу как неизбежность.
Обойдя стол, он сел напротив меня, пристально наблюдая за моей реакцией. Я растерянно смотрела на него. Мне было нечего сказать ему в ответ, его планы всё ещё оставались для меня загадкой.
— Полёт пули…
Я вздрогнула, а потом сжалась в комочек:
— Зачем Вы так? Жестоко напоминать…
— Я всего лишь хотел напомнить тебе о том моменте, когда пуля вылетела из дула и направилась прямо в область твоего сердца. Мгновение растянулось, ты помнишь? Как думаешь, почему ты наблюдала её столь медленный полёт, что помогло тебе спастись?
— Загадка… Одна знакомая рассказывала, что во время автомобильной катастрофы, она ощущала, как машина, будто на замедленной съемке, катится в кювет.
— И ты слышала это от той, которой удалось выжить. Иначе и быть не могло.
— Логика с её законами в данном случае бессильны.
— А ты позволь себе мыслить нелогично. Вспомни свое состояние сознания в тот критический момент.
— Мне кажется, сознание было то же самое. Или почти…
— Так, то же или почти?
Я замялась:
— Скорее, почти. На него наложил отпечаток весь ужас происходящего. Никакой обработки логикой, только чувства, эмоции, скорее, одна эмоция, которая напрямую действовала на сознание.
— Тем самым изменяя его, так ведь?
— Возможно… — я неопределенно пожала плечами.
— Две реальности на мгновение пересеклись, и ты успела сделать выбор…
— Что?
— То, что тебе вскоре придется пережить ещё раз…
Меня затрясло:
— Хотите сказать: убирайся восвояси! Тогда зачем… — я задохнулась. Спазм сжал мне горло, не позволяя говорить дальше.
— Нет, — он схватил мою руку и до боли сжал её. — Неужели, ты ничего не поняла?
Я отрицательно замотала головой всё ещё не в силах произнести ни слова.
Он долго держал мои ледяные ладони в своих, стараясь урезонить бурю в моей душе.
Я медленно приходила в себя, его прикосновение успокаивало, одновременно проясняя разум и уничтожая вязкий животный страх, скопившийся где-то в области солнечного сплетения.
Наконец, странник отпустил мои руки, тихонько встал и подошел ко мне сзади, положив свои ладони на мой затылок.
— Закрой глаза…
Я подчинилась.
Пелена тумана, в которой я очнулась, начала клубиться и заметно редеть. Я напрягла зрение, стараясь разглядеть, проступающие сквозь неё, непонятных очертаний подобия теней. Картина на глазах становилась всё отчетливее, прояснялась и приобретала своеобразные формы. Меня поразила необычность обстановки, но в то же самое время я знала, что место, в котором мне довелось очутиться, почему-то очень знакомо: я попала в средневековый город.
Круглая площадь выложена булыжником.
Посреди неё галдящая толпа окружила нечто…
Из глубины души на поверхность сознания поднималось ощущение моей причастности к происходящему, несмотря на то, что я наблюдала за всем со стороны.
Внезапно толпа расступилась. Воины в шлемах и доспехах волокут…
Боже! То была женщина!
Её вид поразил меня: скатанные в колтуны волосы закрывают половину лица, руки, сплошь покрытые сине-желтыми кровоподтеками, безжизненно болтаются вдоль тела, из-под разорванного лифа платья видна истерзанная щипцами палача грудь. Её, словно тюк, бросают на телегу, запряженную полудохлой клячей.
Я почти физически ощутила, как жесткая солома сквозь дыры на порванном платье врезается в бока несчастной, усугубляя и без того нестерпимую боль во все теле.
— Аутодафе… — в ужасе прошептала я, не осознав поначалу своих новых ощущений.
— Дикое, безумное время, разгул мракобесия и изуверств святой инквизиции… — отозвался странник. Не заметила, что он крепко держит меня за руку.
Между тем телега двинулась с места. Поравнявшись с нами, чуть приостановилась.
— Взгляни на неё…
Я обернулась и глянула в упор на жертву этого чудовищного спектакля. Та, будто бы почувствовав что-то, собрала последние силы и чуть приподняла голову. Наши взгляды скрестились. Непередаваемое словами чувство нахлынуло на меня: глядя в её глаза, я смотрела в собственную душу. Ощутила, как сливаюсь с ней, становлюсь ей, смотрю на мир её глазами. Осознаю, что её боль — моя боль. Вдыхаю, смердящий истерзанным телом, воздух вокруг себя.
Солома врезалась в живые раны, отдавая нестерпимой болью в моем изувеченном теле. Но всё это ничто по сравнению с адской болью души. Я ощутила, как мои веки дергаются в нервном тике, из груди вырывается хриплый тяжелый стон, а голова вновь бессильно падает на вонючую, полусгнившую солому.
Между тем, жуткая процессия продолжила свой путь.
Наконец, телега остановилась. Грубые руки стянули меня с неё и выволокли на середину площади. Я ничего не видела вокруг — кровавая пелена застилала мне глаза. Различала лишь крики и улюлюканье обезумевшей толпы.
— "Ну, ведьма, доскакалась на метле?"
— "А ей, кажется, все равно, что она должна умереть!"
— "Гляньте! Гляньте! Скукожилась вся! Сколько горя принесла нам, адово отродье!"