Читать интересную книгу Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв. - Н. Борисов

Однако по иронии судьбы именно Иов оказался косвенным виновником несчастий рода Годунова. Сам того не желая, он подтолкнул Григория Отрепьева на путь, который со временем привел его в Москву как «царевича Дмитрия». В 1601 г. патриарх, заметив грамотного и расторопного чудовского монаха Гри­гория, взял его в свою свиту. Однако когда тот был обвинен в крамольных речах и чернокнижии, Иов не стал выручать своего клирика. Попав под следствие, Григорий не стал дожидаться его исхода. В начале 1602 г. он бежал из Москвы и перебрался в Польшу. Там и произошло его чудесное превращение в «царе­вича»[119].

В конце мая 1605 г. войска Лжедмитрия подошли к самой Москве. В это время Борис Годунов уже по­коился в каменной гробнице под сводами Архангель­ского собора московского Кремля. Он умер 13 апре­ля 1605 г.

Молодой царь Федор Борисович не пользовался поддержкой боярства и дворян. Не обладая ловкостью и изворотливостью отца, он растерялся перед лицом надвигавшихся грозных событий. Патриарх пытался поддержать авторитет Федора. Он неоднократно вы­ступал перед народом с обличениями самозванца. Од­нако его уже мало кто слушал.

За свою приверженность семье Годуновых Иов ед­ва не поплатился жизнью. 1 июня 1605 г. в Москве вспыхнуло восстание. Город быстро оказался в руках сторонников Лжедмитрия. Патриарх был схвачен ими во время богослужения в Успенском соборе. Его по­волокли на Красную площадь, на Лобное место, на­мереваясь казнить за борьбу против «законного госу­даря»—«царевича Дмитрия». Однако в толпе оказа­лись не только враги, но и доброжелатели Иова. «Тогда бо соборной церкви клирики во все церковные двери выбегоша, вопль и крик с плачем сотвориша о Иове патриархе, и моляще народ, бе бо опалилися от беснования»[120].

Само намерение казнить первого российского пат­риарха многих привело в смущение. По этому поводу «распрение лютое бысть в народе». Между тем начал­ся погром патриаршего дворца. «Богат, богат, богат Иов патриарх! Идем и разграбим имения его!» — за­кричали в толпе. Известно было, что в голодные годы патриарх прятал запасы хлеба[121]. Бросив полуживого от страха и побоев Иова, толпа устремилась в Кремль за добычей. «И в мале часе весь дом его разграбиша, и разнесоша все богатство».

По распоряжению Лжедмитрия Иов на телеге, в простой монашеской рясе был отправлен туда, откуда некогда начал свой путь: в старицкий Успенский мо­настырь. Монастырским властям приказано было бывшего патриарха «держати в озлоблении скорбном». Однако игумен Дионисий, невзирая на указ, не стал притеснять низложенного «первосвятителя». Он при­нял и содержал Иова с почетом. Опасаясь доноса, он ублажил царских приставов щедрым угощеньем и да­рами. Это был тот самый Дионисий, который впос­ледствии стал архимандритом Троице-Сергиева мона­стыря и прославился как один из организаторов геро­ической борьбы с польско-литовскими интервентами в 1610—1612 гг.

После гибели Лжедмитрия и прихода к власти Василия Шуйского в мае 1606 г. Иов получил воз­можность вернуться в Москву. Его преемник, ставлен­ник Лжедмитрия, патриарх Игнатий был низложен и посажен под стражу в Чудов монастырь. Казалось, ничто не мешает Иову вновь занять патриарший пре­стол. Однако бурные события последних лет, по-види­мому, сказались на здоровье патриарха. Он почти ослеп.

Размышляя относительно возвращения в Москву, Иов учитывал и то, что новый царь Василий Шуй­ский, конечно, помнил о его дружбе с ненавистным для всех Шуйских Борисом Годуновым. Вернувшись в столицу, Иов оказался бы среди своих тайных и явных врагов.

Взвесив все «за» и «против», Иов «не восхоте паки первыя своея власти восприяти»[122]. Тихая провинци­альная Старица с ее зелеными холмами и голубой лентой Волги была идеальным местом для отдохнове­ния после многих лет политической борьбы и «мя­тежей».

И все же отставному патриарху пришлось-таки еще раз посетить Москву. В начале 1607 г., когда Центральные уезды страны охватил пожар грандиозного крестьянского движения под предводительством И. И. Болотникова, правительство Василия Шуйского решило прибегнуть к своеобразной церковно-полити-ческой демонстрации. По приказу Шуйского Иов был привезен в столицу. Здесь ему была устроена торже­ственная встреча. 20 февраля вместе с самим царем и новым патриархом Гермогеном Иов совершил в Успенском соборе церемонию всенародного «покая­ния». «Простив» москвичей за их «измены» прежним правителям, Иов призвал их повиноваться царю Ва­силию. После этого он был отправлен обратно в Ста­рицу. Там он и скончался 19 июня 1607 г.

На погребении Иова присутствовали крутицкий митрополит Пафнутий и тверской архиепископ Феоктист. Его похоронили у западной стены монастырского собора, выстроенного еще удельными старицкими князьями в 1530 г. Предвидя большие выгоды от по­гребения в обители столь знатной особы, иноки поза­ботились о «чудесах», которые начались сразу же после смерти Иова. Вскоре над его могилой была вы­строена небольшая «палатка».

В 1652 г. одновременно с перенесением в Москву «мощей» Филиппа Колычева царь Алексей Михайло­вич приказал доставить в столицу и останки патриар­ха Иова. 27 марта 1652 г. ростовский митрополит Варлаам и боярин Михаил Михайлович Салтыков вы­везли из Старицы эту необычную реликвию. Прах Иова был торжественно помещен в Успенском соборе московского Кремля, среди гробниц других «перво-святителей» русской церкви.

На память об Иове в Старице осталась лишь бе­локаменная плита с его могилы. В 1686 г. на месте его первоначального погребения выстроили высокую шатровую колокольню. В ее верхнем ярусе были устроены часы. Каждую четверть часа над Волгой разносился их задумчивый, чистый перезвон, напоми­навший о бренности человеческих тревог и волнений перед лицом всесокрушающего времени.

«Смутное время», как называют иногда богатое драматическими событиями начало XVII в., оказа­лось весьма тревожным и для тех, кто поднимался на высшую    ступень    русской церковной иерархии. Посвоему положению второго человека в государстве патриарх не мог оставаться в стороне от придворной борьбы, от событий, потрясших всю страну. Каждый из участников борьбы за трон имел «своего» патри­арха. Показательны уже сами судьбы патриархов того времени. Два из них, Иов и Игнатий, были низ­ложены по политическим мотивам. Третий, «наречен-ный патриарх» Филарет, провел 9 лет в польском плену. Лишь в 1619 г., после заключения Деулинского мира и обмена пленными, он вернулся в Москву и официально принял патриаршество.

Особой известностью пользовался в начале XVII в. патриарх Гермоген (1606—1612). Ставленник Васи­лия Шуйского, он всеми средствами помогал своему покровителю в борьбе с врагами, будь то отряды Бо­лотникова, шайки «тушинского вора» — второго Лже-дмитрия или регулярное войско польского короля Сигизмунда. После падения Василия Шуйского (июль 1610 г.) Гермоген мужественно выступал против поль­ско-литовских интервентов и был замучен ими в фев­рале 1612 г.

Дело   Никона

"Священство более есть царствам"

Никон

В один из самых драматических моментов «Смут­ного времени», быть может именно в те дни, когда первый патриарх Иов ехал в ссылку в крестьянской телеге, в нижегородских пределах, в семье крестьяни­на по имени Мина родился сын, нареченный Ники­той. Мог ли кто-нибудь из бедных соседей, собрав­шихся на его крестины, подумать о том, что он стоит у начала земного пути будущего главы россий­ской церкви, самого могущественного из ее патри­архов!

На всей деятельности Никона лежит глубокий от­печаток его незаурядной личности, сложившейся во­преки самым неблагоприятным, подчас драматиче­ским обстоятельствам. В детстве он не раз убегал из дома, где хозяйничала жестокая мачеха. Повзро­слев, он твердо решил посвятить себя служению бо­гу. Свою духовную карьеру будущий патриарх начал рядовым приходским священником. Со временем семья переехала в Москву. Вскоре, потрясенные смертью детей, супруги расстаются, приняв решение вступить на путь монашества. Никита отправляется на далекий беломорский Север. Этот край издавна манил смятенных людей глубоким предвечным по­коем, очевидной близостью основ мироздания — твер­ди, небес, бескрайней морской равнины. Природа Со-ловков, знаменитой цитадели северного монашества, отличалась тихой, как бы прозрачной красотой. Чут­кие души отшельников находили в ней нечто созвуч­ное Евангелию.

Среди соловецких «старцев» того времени особой известностью пользовался Елеазар. Как и знамени­тый подвижник Нил Сорский, он был приверженцем «скитского жития».

Свой скит Елеазар основал на Анзере — одном из шести крупных островов Соловецкого архипелага. Благожелательное отношение большого монастыря к скиту на Анзере зиждилось на дружбе Елеазара с тогдашними руководителями обители — игуменом Иринархом (1613—1626) и келарем Александром Булатниковым. В 1628 г., вероятно, по рекомендации Александра, ставшего к тому времени келарем Трои-це-Сергиева монастыря, советником самого царя Ми­хаила Романова (1613—1645) и патриарха Филарета (1619—1633), Елеазар был вызван в Москву. Как че­ловеку, известному отменной «святостью», ему была поручена весьма ответственная миссия: «умилости­вить» своими молитвами господа бога, упросить его ниспослать 33-летнему царю Михаилу долгожданно­го наследника престола. Уже само имя аскета — Еле­азар, в переводе с древнееврейского — «божья по­мощь», сулило надежду. Усердно помолившись, Еле­азар предсказал царской чете скорое рождение сына. Обещание «старца» удивительным образом сбылось: 10 марта 1629 г. у царицы Евдокии Лукьяновны Стрешневой родился сын. Царевича нарекли в честь «Алексея, божьего человека», память которого по церковному календарю отмечалась  17 марта.