Читать интересную книгу Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв. - Н. Борисов

Правительство понимало, что отказ от традиции не пройдет безболезненно. Нужен был человек, спо­собный твердой рукой повести дело церковной ре­формы. Одной из самых ярких фигур среди церков­ных иерархов был Новоспасский архимандрит Никон. Алексей Михайлович с семейством часто посещал его монастырь. Царь приказал Никону каждую пятницу являться во дворец для беседы.

Со своей стороны Никон стремился укрепить рас­положение царя. Он ищет дружбы с близкими ко двору московскими «ревнителями благочестия» — Стефаном Вонифатьевым, боярином Ф. М. Ртищевым и их окружением. Новоспасский архимандрит высту­пает активным сторонником обновления церковной жизни, о котором мечтали «ревнители благочестия». Заметив, что царь и его духовник уважительно отзы­ваются о константинопольском патриархе, Никон ста­новится ревностным грекофилом.

Усилия Никона не пропали даром. 19 марта 1649 г. он стал митрополитом Новгородским.

На берегах Волхова Никон энергично действовал в духе программы «ревнителей благочестия». Он по­требовал, чтобы священники произносили проповеди, запретил пресловутое «многогласие», добивался со­вершения обрядов в соответствии с греческими тра­дициями. На средства митрополии Никон устраивает богадельни, организует раздачу хлеба нищим и го­лодным.

Как и следовало ожидать, требовательность ново­го митрополита, его строгие меры по отношению к ленивому и распущенному новгородскому духовен­ству принесли ему немало врагов. Во время восста­ния 1650 г. новгородцы жестоко избили Никона, укрывшего на своем дворе царского воеводу и пу­блично проклинавшего зачинщиков мятежа. Однако в конечном счете эти происшествия пошли на пользу митрополиту, укрепили расположение к нему царя и бояр.

В то время как Никон сражался со строптивым новгородским духовенством и усмирял мятежный по­сад, в Москве готовились к проведению церковной реформы.

Еще в середине 40-х годов один из наиболее близ­ких ко двору лиц боярин Ф. М. Ртищев основал не­далеко от царского села Воробьева, на правом бере­гу Москвы-реки, Андреевский монастырь. Он населил его выходцами из украинских монастырей, преимуще­ственно — из Киево-Печерского. Киевское православ­ное духовенство еще в 30-е годы XVII в. провело у себя ту церковную реформу, то исправление богослу­жебных книг по греческому образцу, которое наме­ревались теперь провести и в Российском государ­стве. Андреевский монастырь призван был стать своего рода рассадником новых порядков, эталоном истинного, «сверенного» с греческим иноческого бла­гочестия.

Одновременно Ртищев на свои средства отправ­лял московских иноков и приходских священников для обучения в киевские монастыри.

По приглашению царя летом 1649 г. в Москву прибыли киевские монахи Арсений Сатановский и Епифаний Славинецкий. В 1650 г. к ним присоеди­нился Дамаскин Птицкий. Все трое знали греческий язык и должны были подготовить переводы современ­ных греческих церковных книг. Тем самым сильно двинулось вперед дело, которое медленно, робко на­чиналось еще при патриархе Филарете, высоко ценив­шем духовные уставы греков.

Тогда же решено было устроить в Москве грече­скую школу, где готовить собственных переводчиков, знатоков греческой книжности.

Под давлением царя и «ревнителей благочестия» престарелый патриарх Иосиф (1642—1652) вынуж­ден был приняться за такое сложное и хлопотное де­ло, как искоренение «многогласия». В 1651 г. повсе­местно было введено «единогласное» пение, издан но­вый Служебник, в предисловии к которому давалось обоснование переходу к обязательному «единогласно­му» пению. В борьбе с противниками «единогласия» патриарх Иосиф постоянно ссылался на авторитет восточных церквей. В 1652 г. царь приказал духовен­ству ввести в церковную службу поминание восточ­ных патриархов. Так постепенно подтачивались осно­вы традиционных представлений об исключительно­сти российского православия и «неполноценности» других православных церквей.

Смерть патриарха Иосифа заставила царя окон­чательно решить, кому из иерархов доверено будет проведение в жизнь церковной реформы. Некоторые из царских сановников предлагали избрать патри­архом Стефана Вонифатьева. Однако ноша была ему явно не по плечу. Понимая это, Вонифатьев наотрез отказался от каких-либо претензий на патриарший сан. 25 июля 1652 г. новгородский митрополит Никон был поставлен патриархом «всея Руси». Свершилось волею обстоятельств одно из немногих подлинных чудес в истории русской церкви: крестьянский сын воссел на вершине власти рука об руку с царем. Са­модержец выполнял все пожелания Никона, называл его своим «собинным другом».

Под непосредственной властью Никона оказалась обширная кафедральная патриаршья вотчина, в кото­рой насчитывалось тогда около 6500 крестьянских дворов[128]. Здесь патриарх был полновластным хозяи­ном: лишь дела, связанные с убийством и грабежом, ведались царскими дьяками.

В это время Никон был в расцвете сил. Он чув­ствовал призвание к делам великим и необычайным. Вот как характеризует его один из дореволюционных исследователей. «Никон был бесспорно замечательно умный и богато одаренный от природы человек: жи­вой, восприимчивый, сильно увлекающийся и энергич­ный, способный своими выдающимися качествами и всею своею личностью производить на других силь­ное впечатление. Он был учителен и умел хорошо го­ворить поучения и речи на различные случаи, он обладал обширной начитанностью и прекрасной па­мятью, что давало ему возможность в своих речах ссылаться на библейско-церковно-исторические при­меры, на свидетельства отцов и учителей церкви. По природе он был широкая натура, способная дей­ствовать не по шаблону, способная увлекаться новым, оригинальным, грандиозным»[129].

С первых же дней пребывания у власти Никон повел себя отнюдь не так, как ожидали многие из его прежних единомышленников. Провинциальные «ревнители благочестия» к осени 1652 г. уже почти все были изгнаны из своих уездов. Они собрались в Москве, надеясь на милости и поддержку со стороны нового патриарха. Однако их ожидало горькое разо­чарование. Вместо прежнего Никона — внимательно­го, даже предупредительного к авторитетным при дворе протопопам — явился как бы совсем другой человек. Он порвал все связи с былыми единомыш­ленниками, не велел даже пускать их к себе в при­емную — «крестовую палату» патриаршьего дворца. Разумеется, для Стефана Вонифатьева Никон сделал исключение: слишком велико было влияние духовни­ка на царя Алексея. К тому же Никон не считал кроткого, уступчивого Стефана своим соперником, был благодарен ему за отказ от претензий на патри­арший престол.

И все же не столько личная обида, сколько прин­ципиальные соображения превратили многих «ревни­телей благочестия» в непримиримых врагов нового патриарха. От Никона ожидали действенных мер, направленных на укрепление внутрицерковных поряд­ков, унификацию книг и обрядов. Однако патриарх приступил к исправлению русских церковных поряд­ков не по древнерусским, как ожидали «ревнители», а по греческим образцам. В феврале 1653 г. он при­казал во всех московских церквах запретить верую­щим «творить поклоны», стоя на коленях; допуска­лись лишь поясные поклоны. Крестное знамение от­ныне разрешалось только «троеперстное».

Этот указ взволновал и обеспокоил «ревнителей благочестия». В русском православии мелочам обряд­ности придавалось огромное значение. «Спасение ду­ши», по мнению тогдашних книжников, зависело главным образом от точного следования традиционным нормам церковного обихода. К тому же и в ре­шениях «Стоглавого» собора 1551 г. было вполне определенно сказано: «Если кто не знаменается дву­мя перстами, как Христос,— да будет проклят».

Протопоп Аввакум, один из наиболее видных «ревнителей благочестия», так описывал впечатление, произведенное на членов кружка патриаршьим ука­зом: «Мы же, собравшись вместе, задумались; ви­дим — словно зима наступает: сердце озябло и ноги задрожали. Неронов мне приказал церковь, а сам скрылся в Чудов монастырь и неделю в палатке мо­лился. И там ему от образа глас был во время мо­литвы: «Время пришло страдания!» Он мне, плача, об этом рассказал»[130].

Стремясь помешать Никону, «ревнители» подали царю челобитную, в которой доказывали незакон­ность нововведений. Тогда Никон дал ход обвине­ниям и жалобам на них прихожан. В ответ «ревните­ли» публично, в самых сильных выражениях приня­лись хулить патриарха и его указы. Разумеется, силы были неравны. Вскоре Иван Неронов был сослан под строгий надзор в Спасо-Каменный монастырь, нахо­дившийся в Вологодском уезде, на островке посреди Кубенского озера. Протопоп Логгин был лишен сана и отправлен под стражей в свои родные места — под Муром. Даниил Костромской также был расстрижен, а затем выслан в Астрахань.