— А что в-четвертых? — мрачно поинтересовался Освальд.
— В-четвертых, ты обещал.
Вид у него был нерешительный.
— А что если я скажу Гэбриелу и остальным?
— Хочешь удержать меня против воли? — спросила я и тут же пожалела об этом.
— Если тебе так приспичило, я поеду с тобой. И даже изобрету какую-нибудь отмазку, — заявил он. — Кто-то ведь должен проследить, чтобы ты не нарвалась на неприятности.
— Что ж, звучит успокаивающе, — саркастично заметила я. — Ты ведь никогда не доставлял мне неприятностей!
Я была страшно рада, что скоро увижусь со старушкой Нэнси, но торжествующую улыбку мне удалось-таки сдержать.
Мы натолкнулись на Эдну, которая шла из конюшни с корзиной, полной свежих яиц.
— Освальд, — обратилась к нему Эдна, — о чем это ты тут распространяешься?
— Доброе утро, бабушка. Я просто рассказываю Мил о том, что хочу пойти в ветеринарную школу.
— Ничего глупее в жизни не слышала. — Эдна отмахнулась от него и пошла в дом.
Наклонившись ко мне, Освальд тихо сказал:
— Видишь, никто не поддерживает моих интеллектуальных устремлений.
Его взгляд скользнул ниже и остановился на моей груди. Ага, интеллектуальные устремления, клянусь своей отощавшей задницей!
— Что ж, у меня куча дел и встреч, — проговорил он и помчался прочь по направлению к коттеджу. Собаки радостно потрусили за ним.
В этот день я написала несколько страниц, то и дело прерываясь, чтобы представить себе, как будет выглядеть сцена мести Себастьяну Беккетт-Уизерспуну. Один француз сказал, что месть — это блюдо, которое следует подавать холодным. Но если представится такая возможность, мое возмездие будет не менее жгучим и болезненным, чем стручок хабанеро' [46], приложенный к свежей ране.
Глава семнадцатая
Разум и бесчувственность
Когда Эрни закончил возведение ограды, мы с Эдной отправились покупать растения. Я заранее разработала маршрут по лучшим питомникам округи. Я уже ждала возле машины, когда госпожа Грант вышла из дома в классной белой блузке в дырочку, широких светло-голубых брюках и дорогих белых шлепках.
— Эдна, мне так не хватает моей одежды!
— О своих родителях вы и не вспоминаете, а вот одежды вам, видите ли, не хватает.
— Одежда обращалась со мной гораздо лучше.
— Я видела кое-что из вашей одежды и позволю себе не согласиться, — коварно заметила она.
Вместо того чтобы поддаться соблазну и сказать что-нибудь колкое, я спросила:
— Как вы думаете, сможем ли мы отправиться за одеждой, после того как купим растения?
— Короче говоря, поехали, — только и ответила мне Эдна.
Я поняла, что сегодня день буквы «К» — все будет Кратко, Колко, Крикливо, Критично, Классно, Коварно и так далее. Подумав о том, что может ждать меня впереди, я постановила: нужно быть Крайне любопытной.
Мы решили ехать на грузовике. Эдна с легкостью управлялась с ним на спусках и поворотах.
— Эдна, а где вы росли?
— Вы что, решили устроить мне экзамен?
— Обычный вопрос. Такой часто задают друг другу девушки попутчицы.
— Бог мой! А потом вы предложите ограбить заправочную станцию и станцевать на барной стойке.
— Вот быть колючей, Эдна, совершенно необязательно, — сказала я: мне всегда нравилось танцевать на барной стойке.
Я откинулась на спинку сиденья. Если уж начистоту — невозможно наглядеться на загородные пейзажи в тонах шартреза, пурпурные поля, усеянные люпинами, и поросшие желтой сурепкой холмы. Мы проезжали мимо нарочито гигантских владений виноделов, скромных ранчо и полуразвалившихся хибар.
— Видите те деревья с розовыми цветами, Эдна? Это самые настоящие западные церсисы.
— Вас отец обучил садоводству?
Сначала я удивилась ее осведомленности насчет моего отца, а потом вспомнила, что вампиры ознакомились с моей неавторизованной биографией.
— Нет. Он отличный специалист по лужайкам и подстриганию растений. Ему нравятся самшит, можжевельник и другие зеленые насаждения, не требующие тщательного ухода.
— Значит, мама?
Мой смешок показался грубым даже мне самой.
— Моя мать Регина никогда не станет марать руки землей! Нет. Один из папиных сотрудников работал садовником в Никарагуа.
Я рассказала Эдне про Цезаря, мужчину средних лет, обожавшего обильные зеленые насаждения. Он показал мне, как исследовать рост корней, определять заболевания, и научил любить все растения — и обычные, и диковинные.
— Я была его протеже, — заключила я. — А вы когда-нибудь были чьей-нибудь протеже?
— Эйнштейн связывал со мной большие надежды.
— Альберт Эйнштейн?!
— Видели бы вы сейчас свое лицо, — усмехнулась Эдна, припарковывая машину.
— Ха-ха-ха, просто обхохочешься, — передразнила я.
Прежде чем выбраться из машины, я посильней надвинула шляпу на лоб. У меня не было времени чувствовать себя дурой — мы прибыли в замечательный семейный питомник, специализировавшийся на тех сортах роз, которым было уже больше ста лет. Розы, увивавшие ограду, хозяева подрезали идеально.
Мы прогулялись по рядам, и тут из лавки навстречу нам вышла некрасивая женщина маленького роста и осведомилась:
— Может, вам помочь?
— Тот, кто подрезает ваши розы, — настоящий мастер, — похвалила я.
— Это я, — призналась дама.
Мы начали увлекательное обсуждение различных методов подрезания, а Эдна тем временем продолжала прогуливаться, читая описания растений, которые кто-то нацарапал от руки на ламинированных карточках.
Госпожа Грант отдала предпочтение кремовым цветам, а я заметила:
— Белые розы идеально смотрятся в вечернем саду. Они почти светятся в темноте.
Мы выбрали несколько чайных и гибридных мускусных роз. Мое сердце дрогнуло, когда я увидела потрясающе здоровую розу эглантерию в восьмилитровой кадке.
— Эдна, это же шекспировская дикая роза! «Я знаю грядку, где цветут в избытке Фиалки, дикий тмин и маргаритки И где кругом густой шатер возрос Из жимолости и мускатных роз»' [47]. У вас должна быть такая.
— Прекрасно. Я беру ее. А теперь выберите что-нибудь для себя.
Я внимательно огляделась. Из уважения к вампирам я выбрала китайскую розу с кроваво-красными цветами.
Хозяин следующего питомника, коренастый мужчина средних лет, прочитал Эдне восторженную лекцию о фруктовых деревьях. Он был крайне настойчив и даже сделал скидку на хурму и три шпалерных груши, которые будут увивать ограду. Я прихватила несколько красивых лиственных кустарников.