С тех пор я встречалась с множеством разных мужчин: одни из них мне очень нравились, другие были гораздо опытнее меня; некоторые из них искренне радовались тому, что могут находиться рядом со мной, а кое-кто — правда, таких было очень немного — даже признавался мне в любви. Но мои чувства к ним невозможно сравнить с теми эмоциями, которые я испытывала к Себастьяну. И только встреча с Освальдом вскружила мне голову и основательно сбила с толку.
Это доказывает, что желание толкает меня в объятия к отвратительным типам. Хотя вряд ли мне удастся найти более отвратительный вариант, чем псих, помешанный на коалициях и расовом превосходстве, или вампирствующий изменщик и бездельник.
Я плакала до тех пор, пока не устала. Потом, что-то около трех часов, прокралась к холодильнику. Там стояла тарелка, на которой красовались сандвич с тунцом и морковный салат. Я забрала эту тарелку и бутылку клюквенного сока в свою комнату.
Мне даже и думать не хотелось о том, что придется снова смотреть на этих квазичеловеков, но в мою дверь вдруг стала ломиться Эдна.
— Я собираюсь в город. Уинни сказала, что вы будто бы потеряли пищевую добавку с железом. Если поедете со мной, мы сможем купить новую.
— Мне совсем не хочется ехать.
— Юная леди, я понимаю: ваши чувства задеты, но Сэм — хороший, порядочный человек, который проявляет заботу о своей семье. Во всяком случае, жизнь продолжается. — Поскольку эти доводы не заставили меня проявить благоразумие, она добавила: — Если вы будете вести себя хорошо, я куплю вам тушь.
Я согласилась поехать только из-за того, что тушь, купленная мною в прошлый раз, склеивала ресницы. По пути к машине я заметила, что Эрни уже установил все столбики для забора.
Пока мы не выехали на дорогу, ведущую в город, Эдна молчала.
— Юная леди, из собственного опыта я сделала вывод, что привычка дуться ни к чему хорошему не приводит, — наконец сказала она.
— Почему вы всегда зовете меня юной леди, Эдна, и никогда не обращаетесь по имени?
В этом месте дорога была особенно извилистой, и нам повезло, что Эдна не увлекалась гимнастикой для глаз.
— Я называю вас юной леди в надежде, что когда-нибудь вы и вправду станете вести себя соответствующим образом.
Мы уже въезжали в город. Он был аккуратненьким, как игрушечка. Центральная улица почти сплошь состояла из маленьких магазинчиков. Я заметила вывески зоомагазина, почты и нескольких закусочных.
— Ну а вы, — спросила я, — что бы вы сделали, если бы кто-нибудь без разрешения стал копаться в вашем прошлом?
Эдна вырулила на автостоянку возле среднего по размерам супермаркета.
— Я бы обрадовалась, что кого-то заинтересовала моя жизнь.
— Хорошо. А что если информация оказалась бы неполной и по большей части извращенной?
— Главное, что она интересна, юная леди. К тому же абсолютно точной информации о прошлом просто не может быть.
Мы вошли в магазин. Я толкала перед собой тележку, а Эдна нагружала ее едой. В красивом магазине, отделанном в современном стиле, были рядами выложены великолепные овощи и фрукты. Тамошний ассортимент включал продукты, предназначенные для виноделов и их работников. Эдна взяла дорогого сыра и хорошего красного вина, а я задержалась у витрины с тортильями и мексиканскими специями.
— Вперед! Берите все что хотите, — подбодрила меня госпожа Грант. — Надеюсь, когда-нибудь вы пойдете дальше мытья овощей.
— Попытаюсь.
— Разве мама не учила вас готовить?
— Моя мать Регина считает потребление пищи безнравственным. Она живет на черном кофе, диетическом «Севен Апе», рисовых хлебцах и зеленом салате с лимонным соком.
— Это же абсурд!
— Ох, Эдна, мы с вами полностью сходимся на этот счет.
По сему поводу у меня есть собственная теория. Я всегда считала, что культура приходит к нам через традиционные блюда и что моя мать Регина, которая никогда не готовила, лишила меня большой части национального наследия. Только бабушка — мать моего отца — кормила меня кусочками охлажденной дыни, сбрызнутыми соком лайма и посыпанными солью, острой фасолью с чоризо, поила шоколадом с миндалем и корицей. В приготовленной ею пище чувствовались любовь и история, а еще — искусные композиции цвета, вкуса и консистенции.
Моя мать Регина была бы счастлива, если бы все питались, как космонавты — сушеной и мороженой пищей.
Эдна сдержала слово и повела меня в аптеку, где мы приобрели пищевые добавки с железом, тюбик туши и бутылочку розового лака для ногтей. Это должно было меня порадовать, однако на обратном пути я чувствовала себя неважно.
Поначалу Эдна не обращала внимание на тишину, но в конце концов все-таки взглянула на меня.
— Что такое? — заволновалась она.
— Я неважно себя чувствую, Эдна.
Глава пятнадцатая
Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана
Я глубоко ошибалась, полагая, что плохое самочувствие касается исключительно моего душевного состояния. Едва Эдна успела вырулить на обочину, как то неважное, что скопилось у меня внутри, стало проситься наружу. Несмотря на отчаянные позывы, так из меня ничего и не вышло. Мое прежде надежное туловище стремилось вывернуться наизнанку, как двухстороннее пальто.
Если не вдаваться в подробности, дело было так: я почувствовала, что вся горю, зрение мое помутнело, и мы помчались восвояси. Когда мы подъезжали к дому, Эдна забибикала, и, выскочив на крыльцо, Сэм бросился нам навстречу. Пока он нес меня в дом, я мучилась от собственной беспомощности.
— А я-то думала, что мне уже лучше, — заметила я.
— По крайней мере она по-прежнему разговаривает, — сказала Эдна.
— Вот счастье-то! — отозвалась я.
— Сэмюэл, посмотри на ее лицо.
— Бог мой! — потрясенно воскликнул он. — Как же это случилось?
Сэм принес меня в комнату и положил на кровать. Обливаясь потом, я изо всех сил пыталась стянуть с себя одежду, но пальцы отказывались слушаться.
— Мне так жарко, так жарко…
— Она плакала. Возможно, слезы смыли солнцезащитный крем, — обращаясь к Сэму, произнесла Эдна. — Юная леди, вы не забыли намазаться солнцезащитным кремом перед выходом на улицу?
Я покачала головой, ощущая, что мозги расплавились и вот-вот польются из ушей.
— Может, мне нужно в больницу? — уточнила я и тут же потеряла сознание.
А потом начались видения. Я грезила, что Освальд пришел в мою комнату вместе с чемоданчиком, в котором Уинни хранила свои инструменты. Из ванной доносился звук льющейся воды, а сам Освальд, высунувшись из двери в коридор, крикнул: