Поначалу я не обратила внимания, что осколок пропорол мне ступню, и потому вскрикнула только через мгновение:
— О черт!
Вампиры засуетились и кинулись мне на помощь. Стоя на здоровой ноге, я наклонилась и вынула осколок из раны. Он напоминал омытый алой кровью серп. Мы все с изумлением проследили, как порез мгновенно затянулся и зарос кожей.
— Черт! — воскликнула я. — Что это было, черт возьми?
Сэм усадил меня на стул и вместе с Эдной принялся за уборку.
— Милагро, сколько раз в жизни ты болела? — с улыбкой спросила Уинни.
— По-настоящему я никогда не болею. Разве что иногда у меня случаются головные боли.
— Я три раза проводила анализ, и у меня все время получался один и тот же результат. Норма лейкоцитов в крови — до одиннадцати тысяч на миллилитр. Если организм борется с пневмонией, количество белых кровяных телец может повыситься до двадцати тысяч.
— А сколько у меня? — поинтересовалась я.
— У тебя количество лейкоцитов достигает ста десяти тысяч. Никогда в жизни не видела ничего подобного!
— Я так и знала, что эта девушка — из ряда вон, — вздохнула Эдна. — Я иду спать. Предлагаю и всем остальным немного отдохнуть, поскольку кризис у Милагро миновал.
Проходя мимо, она на мгновение задержала свою руку на моем плече.
— А что насчет моей ноги? Почему она так быстро зажила?
— Я очень рада за тебя, — ответила Уинни. — У нас всё заживает точно так же. Пока не удается выделить ген, отвечающий за ускорение заживления. На наш взгляд, вполне вероятно, что на этот процесс одновременно влияют сразу несколько факторов.
— Но к вашему генофонду я не имею никакого отношения, — возразила я.
Уинни потерла бровь и сказала:
— К сожалению, я не могу этого объяснить. Мы просто знаем то, что мы знаем.
Сэм взглянул на изможденное лицо Уинни и заметил:
— Думаю, нам стоит последовать совету бабушки и немного отдохнуть. — После чего увел Уинни из кухни.
Я не знала, радоваться мне или огорчаться, что я превратилась в уродца; ликовать или убиваться по поводу того, что теперь на мне все будет заживать без участия врача; веселиться или впадать в уныние оттого, что эпизод с Освальдом был всего лишь сном. Мне необходимо было срочно занять чем-нибудь свои мозги, и я решила, что пришло время вернуться к творчеству.
В моем романе речь шла об умной, сексуальной латиноамериканке, которой случайно выпало работать секретаршей у лоббиста в корпорации, ворующей землю у обедневших жителей Центральной Америки. Там также действовал красавчик активист и толпы зомби, представлявшие бесправных пролетариев.
Я открыла пишущую машинку и, проведя серию экспериментов, поняла, как можно ровно вставить в нее лист бумаги. Чтобы напечатать первую страницу вместе с названием — «Вот откуда это вуду», — мне пришлось изо всех сил долбить по клавишам. Исправлять текст на пишущей машинке было сложно. Стоило только начать запечатывать слова буквой «х», как страница становилась похожей на текст, прошедший цензуру в ФБР. Я решила вести себя как акула — двигаться только вперед.
За окном, у которого стоял мой стол, виднелось ореховое дерево, а чуть дальше, на холме — виноградник. Я работала и смотрела в окно на бесконечное небо, цвет которого менялся от черного и кобальтового до лазурного. Кажется, был рассказ, начинавшийся со слов: «Никто из них не знал цвета неба»' [45]. Я-то знаю этот цвет. Оно прозрачно-голубое, как безумные, безумные глаза Себастьяна.
На рассвете я сделала перерыв и решила направиться в библиотеку. Там меня привлекла полка за стеклянными дверцами. На ней стояло пять изящных книжек, которые оказались сборниками рассказов Дэны Франклин, прежней владелицы моей пишущей машинки.
Я взяла одну из книг и открыла ее на фронтисписе. Это было первое издание. В содержании фигурировали следующие заглавия: «Девушка и ее банкир», «Ожидание корабля в Париж», «Плач над разлитым джином», «Обед для дурака», «Мой городской костюм» и «Пожалуйста, исполните мою прихоть».
Приняв красивую позу на фиолетовом двухместном диванчике, я прочитала два первых рассказа. Восхитительный стиль автора, снабженный массой колкостей, показался мне знакомым. Действие рассказов происходило в больших городах, где женщины носили шикарные шляпы и крутили интрижки, тогда как мужчины играли, много пили и внезапно влюблялись в собственных жен, чем повергали в уныние любовниц.
Я закрыла книгу и оглядела заднюю сторону суперобложки, но никакой информации о Франклин там не было. По всей видимости, она вела как раз такой образ жизни, какой безуспешно пыталась вести я, когда жила в городе. Только в случае с моей жизнью благожелательного посла придется заменить на хама-студента, дизайнерскую одежду — на поношенные сарафаны с распродаж секонд-хенда, а хоромы в пентхаусах — на кишащий крысами подвальный этаж.
В моем желудке заурчало, и я вдруг поняла, что страшно проголодалась. Я пошла на кухню, чтобы сварить кофейку и испечь кукурузную лепешку. Только я закончила накрывать на стол, как по лестнице спустилась Эдна. Она выглядела бодрой и отдохнувшей, словно всю ночь проспала в обтянутом бархатом гробу.
— Ну-ну, я сейчас упаду в обморок от изумления, — заявила она.
— Тогда лучше сядьте.
Вскоре к нам присоединились Сэм и Уинни, и мы принялись завтракать как счастливая семейка ходячих героев средневековых легенд.
— Сэм, а ты знаешь, где сейчас находится Себастьян? — осведомилась я.
— Он по-прежнему в городе и, возможно, надеется, что ты рано или поздно вернешься. Думаешь, он стал бы искать тебя у родителей?
Я пожала плечами.
— Он прекрасно знает, что, если мне нужна помощь, я отправлюсь к ним в последнюю очередь.
Себастьян был в курсе, что молоко человеческой доброты никогда не потечет из грудей моей матери, так как она считает, что от этого груди обвиснут.
— А у твоих друзей?
Из всех своих университетских друзей я поддерживала отношения только с Нэнси, но та поклялась хранить тайну. Я вдруг вспомнила, что мне необходимо найти способ отправиться на ее девичник, иначе я рискую впасть в вечную немилость.
Сэм нервно теребил браслет своих часов.
— Что ты мне не договариваешь? — поднажала я.
Он поморщился.
— Сегодня звонил Гэбриел. Прошлой ночью КАКА проникли в твою квартиру и вывезли оттуда несколько коробок.
— Минуточку! — воскликнула я, чувствуя себя жертвой насилия и приходя от этого в ярость. — Взлом и вторжение — это дело полиции. Гэбриел мог бы заявить о случившемся анонимно.
— Себастьяну ничего не стоит заявить, что он твой старый друг и что ты, мол, попросила его привезти тебе какие-нибудь вещи, — совершенно справедливо возразил Сэм. Он умолк, словно обдумывая что-то.