газеты «Беднота». В 1936 году была арестована, до 1947 года находилась в лагерях. Реабилитирована в 1956 году. Отец Яны – соратник Феликса Дзержинского, Козловский Мечислав Юльевич (1876–1927), адвокат. В 1918–1920 – председатель Малого Совнаркома. Один из авторов первых законов Советской власти, (вторым браком был женат на сестре актера и режиссера Евгения Вахтангова). Мечислав Юльевич по-отечески симпатизировал Галине, считал ее умной и серьезной девушкой. Галина жила в семье Козловских (в Кремле и в 5-м Доме Советов), т. к. фактически была сиротой. В 1923 году Мечислав Юльевич помог Галине получить две комнаты в коммунальной квартире в Доме «Правды» по адресу: Брюсовский (Брюсов) переулок, дом 2А, устройству девушки на службу в газету «Беднота» он помог еще в 1922 году.
Катя Есенина, Вольф Эрлих и Галина Бениславская, 1926 год
Однажды, группа молодых поэтов после выступления в Малом зале Консерватории рискнула зайти напротив – в Брюсовский переулок, туда, где жил у Бениславской Сергей Есенин. Еще шла Великая Отечественная война. Из книги Нины Молевой «Есенин без Дункан, или Обратная сторона солнца»: «Обшарпанная дверь со звонками и одним старательно оттертым – общий. Для неожиданных посетителей, конечно, общий. В проеме зияющего густой темнотой коридора женщина в черной, подпоясанной широким ремнем шинели, перевязанном крест на крест на спине сером платке. На первый вопрос – напрямую о Есенине – враждебное молчание. На имя Гали, кажется, Бениславской, отклик: «Та, что застрелилась?» Скупые подробности. Жила. Народу к себе водила. Много. Всегда у нее кто-то ночевал: утром выходили на кухню к крану умываться. Участковый заходил. Не раз. Прописку проверял, паспорта проверял. Мало ли! Время тоже было неспокойное.
Брюсовский переулок, дом 2А (окна Галины Бениславской на 7 этаже)
«А вы тогда здесь жили?» – «Жила. С мамой». – «Что было, когда застрелилась?» – «Из домкома приходили, из УГРО, еще «товарищи». Всю комнату перетрясли. Бумаги там, книги унесли. Все до единой. Везде обшарили. Комната опечатанной осталась. Разные в ней жили. Наверно, из органов. Соседи не интересовались. Вон и теперь видите дверь?» на кольцах жиденький замочек.
На темных, словно прокопченных стенах коридора большой велосипед. Совсем под потолком. Пониже – окоренок, покрашенный облезлой зеленой краской. Лыжи в углу. На полу рухлядь, прикрытая тряпками. «Хотите на кухню взглянуть? Вот этот самый слив, и вода так же капала. Чистить и тогда было некому, теперь и вовсе. Вот на службу тороплюсь – кондуктор трамвайный».
Понятие Серебряного века, с модными шляпами, мягкими креслицами в гостиных, облегающими платьями придет позже. Это советский век. Кондукторша закрывает дверь: «Зря она это – могилу испоганила. Не по-людски. Да и покойнику, Царствие ему Небесное, горя прибавила. Уж как его…» Дверь захлопывается. Значит, помнит».
Не хоромы, конечно. Не Кремль. Но и такого жилья в Москве было не получить. Галина, устроившись в «Бедноту», выполняла обязанности помощника секретаря в отделе писем: работа не пыльная. Посещала нерегулярно. Помощница по хозяйству имелась. У Есенина до конца дней своего жилья не было. Работая в секретариате Крыленко, Галина жила еще у Козловских. Из ее воспоминаний: «С. А. очень интересовался статьями о литературе в зарубежных газетах. Яна обещала ему доставать. Больше всего интересовался статьями о нем самом и об имажинистах вообще. Поэтому я и Яна доставали ему много газет. Я добывала в информбюро ВЧК, а для этого приходилось просматривать целые комплекты «Последних новостей», «Дня» и «Руля».
Ноябрь 1920. Утро. Я работаю у себя на службе. Напротив сидит Н.В. Крыленко. Телефонный звонок. Яна: «Слушай, могу сообщить тебе приятную вещь! Оказывается, Е. разошелся со своей женой!» У меня, как говорится, упало сердце <…>»
Современное есениноведение отрицает факт слежки Бениславской за Есениным, так как девушка работала в сельскохозяйственном отделе. Не все исследователи с этим согласны. Крыленко очень серьезный товарищ высокого ранга.
В ночь с 18 на 19 октября 1920 года Есенин впервые арестован органами ВЧК, за компанию с братьями Кусиковыми. Освобожден под поручительство Якова Блюмкина.
В следующий раз Есенин оказался в тюрьме ВЧК летом 1921 года в компании Анатолия Мариенгофа и Григория Колобова. Попали в облаву при посещении нелегального ресторана. («Москва в судьбе Сергея Есенина», с.511). Из воспоминаний Надежды Вольпин: «Поздний вечер. Отчитав с эстрады свои последние стихи, я прошла в зал поэтов. Ко мне сразу подступили две молодые женщины. Одна – высокая, стройная, белокурая, с правильным, кукольно-красивым лицом; назвалась Лидой, без фамилии. Вторая – среднего роста, нескладная, темнокосая, с зелеными в очень густых ресницах глазами под широкой чертой бровей, тоже очень густых и чуть не сросшихся на переносье. Лицо взволнованное, умное: Галина Бениславская. Просит меня разузнать в правлении СОПО о Есенине – где сидит и по какому делу. Я отклоняю просьбу:
– Спрашивала. Мне не ответят.
Те не поверили, настаивают. Думают, глупые, что во мне говорит обывательский страх. Страх-то есть, но страшусь не за себя.
– Я не из пустого любопытства, – сказала наконец темноволосая. – Я могу помочь.
Услышав «могу помочь», я решилась вызвать к ним Грузинова: он у нас секретарь правления и, знаю, предан Есенину.
Вызвала, и тут же взяло сомнение: если может помочь… значит, может и навредить! Ну, Грузинов не дурак, сообразит, как повести себя с объявившейся вдруг помощницей».
Серьезный вопрос: была ли до конца своих дней Галина Бениславская не только помощницей Есенина, но и соглядатаем?
После возвращения в Москву и разрыва с Дункан, оставшись без жилья совершенно (на Богословском поселились жена и теща Мариенгофа, родился сын), он в конце августа нехотя переезжает к Галине (Из воспоминаний его сестры Кати: «Около двух месяцев Сергей не мог привыкнуть к Гале и часто, будучи пьяным, говорил извозчику: «На Пречистенку» вместо «В Брюсовский»).
Друзья внушали Есенину, что Галина – агент ГПУ, прикомандированный к нему. Возможно, они не ошибались.
Галина Бениславская вспоминала: «Он лежал одетый на кровати и о чем-то возбужденно шепотом говорил с Катей. «Подождите минуту, Галя», – сказал, когда я вошла. Ждала я очень долго: час или полтора. Потом вышла Катя и позвала меня спать. Мы с ней спали в той же комнате, вдвоем на кушетке. Легли, и вдруг я чувствую, что Катя дрожит, и дрожит не от холода, а от какого-то нервного напряжения, ужаса и отвращения. Моментально соображаю, что разговор был обо мне и С. А. чего-нибудь «набредал». Ясно, что она боится меня, в чем и чего боится – еще не понимаю. «О чем тебе Сергей говорил?»