«И возвратятся псы на блевотину свою»
«Я советский наглый „рыжий“С красной пробкой в голове.Пил в Берлине, пил в Париже,А теперь блюю в Москве».
VII А. Н. Толстой
(«Хождения по гонорарам»)
В среду он назвал их палачами,А в четверг, прельстившись их харчами,Сапоги им чистил в «Накануне».Служба эта не осталась втуне:Граф, помещик и буржуй в квадрате —Нынче издается в «Госиздате».
VIII Демьян Бедный
Военный фельдшер, демагог,Делец, упитанный и юркий,Матросской бранью смазав слог,Собрал крыловские окурки.
Семь лет «Демьяновой» ухойИз красной рыбы, сплошь протухшей,Он кормит чернь в стране глухой,Макая в кровь язык опухший.
Достиг! Советские чиныЕму за это дали правоНосить расстрелянных штаныИ получать пайки удава.
IX «Накануне»
Раскрасневшись, словно клюква,Говорит друзьям Не-Буква:«Тридцать сребреников? Как?!Нет, Иуда был дурак…За построчные лишь слюниСамый скромный ренегатСлупит больше во сто крат!»
<1924>Гигиенические советы*
(Из эмигрантского альбома)
Ты не салопница, ты муж почтенных лет.Не сплетничай! Тебе какое дело —Живет ли Львов с хозяйкой или нет?У Львова собственный карман, душа и тело.
Не спорь с прохожими. Сто душ — сто разных струн.Чем в клочья драть последние рубашкиИ зря запутывать российский наш колтун,Сыграй с соседом лучше молча в шашки.
Левей раз в месяц, чаще — непристойно,И то же самое скажу о правизне.А то уж очень это беспокойно —Два раза в день менять свой щит в грызне.
Бесчестно звать других распяться к скифам,А самому в Passy зарыться в ил.Иль Прометей, воспетый старым мифом,Чужой печенкой коршуна кормил?..
Работы нет? Мансарда — тесный шкап?Не унывай… Скажу тебе заочно:Земная жизнь ведь беженский этап,Лишь в вечности устроимся мы прочно.
Когда твоя хозяйка пансионаХарактером подобна сатане,Не ставь креста на всей чужой стране —Такое заключенье беспардонно.
Твой сват в Москве «устроился» и сыт?Но тысячам других безмерно тяжко.Не утверждай же, вздорная букашка,Что там в Москве всеобщий райский быт.
Задумавши из Вены плыть в Париж,—Парижских не запрашивай собратий…У них ведь свой, особенный престиж:«Сиди, не рыпайся! Нет крова! Нет занятий!»
На диспуты, о брат мой, не ходи!Чужих мозгов брать на прокат не надо.Иль гор словесных мало позади —Зачем же вновь записываться в стадо?
Кто б ни божился с миною блаженной,—«Завоеваньям революции» не верь:Болели зубы — взвился Красный ЗверьИ зубы с головой отгрыз мгновенно.
<1924>Красная бабушка*
(С натуры)
Подрубленных волос лохмато-серый круг,Глаза сознательной, тупой марксистской жабыИ в нижней челюсти, широкой, как битюг,Упорство деревенской старой бабы.
Она приехала в саксонский пансионЧинить свои одышки и запорыИ целый день, как красный граммофон,Разводит всласть советские узоры.
«Лжет эмиграция: у нас прекрасный строй,—Багеты, справедливость и культура…Крестьяне обжираются икрой,Рабочий — мощная, свободная фигура.
Буржуазия розовеет с каждым днем,Интеллигенция ликует от восторга.Неслыханный, невиданный подъем,—А все венчает ренессанс Внешторга…»
Лишь об одном ни звука граммофон:Что сын ее — персона в чрезвычайке,Что дочь ее — предатель и шпион,Что все ее друзья из той же шайки.
Что у себя на даче в дни войны,—На самой буржуазной барской даче,—Она, для ускорения «весны»,Хранила бомбы… Ведь нельзя-с иначе…
Что в предварилке высидевши год,Она жила там мирно, как в курорте.Зато теперь «проклятый старый гнет»Она клянет с незлобливостью черта.
А немки слушают и вяжут всласть носки…«Ах, милый Кремль, Калинкин мост и Невский!Страна икры, разгула и тоски,Где жил Толстой, где плакал Достоевский…»
О Господи! Мильон святых могилЗияет ранами у своего подножья,—А этот старый, наглый гамадрилЖивет и шамкает и брызжет красной ложью.
<1925>Политический сонет*
(Вместо передовицы)
«Суровый Дант не презирал сонета»,—Нам поступать грешно наоборот…Философы грозят кончиной света,А жители танцуют всласть фокстрот.
Сто кризисов и каждый без просвета,Зачахли музы, жизнь — водоворот,То падает, то лезет вверх монета,Народ в кино лавиной прет и прет.
Лойолы с капиталами и с весомФлиртуют беспардонно с красным бесом.В кого метать летучий бумеранг?..
В средневековье новое вступая,Невольно скажешь, горестно вздыхая:О современность, ты — орангутанг!
<1925>Любовь к ближнему*
Сидите на месте и не рыпайтесь! Париже — ни квартир, ни работы.
(Из письма парижского эмигранта к римскому)Твой ближний влез уже на плотИ ест, поплевывая в море,—А ты в волнах, раскрывши рот,Плывешь к спасительной опоре.
Еще усилие одно…Но сверху гневный визг протеста:«Не доплывешь! Ступай на дно!Здесь на плоту нет больше места!..»
1924, декабрьИз альбома женоненавистника*
I
На сей планете не бывает, — ах! —Всей полноты познанья в высшем смысле:Варвара на пяти щебечет языках,Но ни один не служит ей для мысли.
II
Мне женщин не понять вовеки:Дурак — от пят до глаз баран,А у Софи глаза Сенеки,Но в голове сплошной изъян.
III
В слезах из рая Ева уходила…Но ей Адам из перьев какадуПередник сделал с пряжкой на заду.Вмиг Ева расцвела: «Как это мило!»
<1925>Петрушка в Париже*
(Лубок)
Явление I
Петрушка (всплескивая руками, появляется из-за ширмы и поет на мотив «Барыни»):
Укатил я из Москвы,Потому что жить там нудно,—Но в Париже мне, увы,Тоже, братцы, очень трудно…Поступил бы я в Гиньоль,Да у них язык французский…Переучиваться, что ль?Я ведь, миленькие, русский!..Смокинг не на что купить…В кошельке два су на ужин…В кино, что ли, поступить?Да кому Петрушка нужен?Стать шофером? Черта с два!План Парижа, брат, не шутка.Все, бывало, трын-трава,—А теперь — уй-юй — как жутко!..
(Всхлипывает)
Явление II
Ажан:
Эй, гражданин, ваша карт-д’идантите?
Петрушка (встряхивается): У сороки на хвосте!