Этот последний тихо засмеялся.
— На застежки моей туники, — сказал он, — можно купить двенадцать рабов и, по крайней мере, двенадцать тех островитян, которых можно брать в плен массой всякий раз, когда легион снимается с лагеря. Слушай, я ставлю пару моих белых коней, а с твоей стороны пусть идет картина Дафниса или бюст Ефросина, стоящий в твоей банной комнате. Или лучше, я ставлю всю четверку, вместе с повозкой, против самого бретонца-раба.
Если бы Лициний внимательно всмотрелся в лицо трибуна, он мог бы заметить на нем скрытое волнение, но он был озабочен и печален. Он зашел уже слишком далеко, чтобы можно было воротиться назад. Шепот между гостями сказал ему, что великодушие Плацида вызвало их одобрение. Когда человек сам поставил себя в фальшивое положение, его усилия выйти из этого положения только больше запутывают дело. С быстротой молнии Лициний сообразил, что эта торговая сделка, может быть, в состоянии спасти жизнь Эски, если ему случится быть побежденным. И он, не задумываясь, согласился на это условие, хотя минуту спустя пожалел, что поступил так, а не иначе.
Итак, спор был заключен на следующих условиях: Эска должен был выступить в амфитеатре во время игр на приближающемся празднике Цереры, вооруженный мечом, щитом и шлемом, чтобы бороться с Плацидом, у которого не должно быть никакого иного оружия, кроме трезубца и сетки. Если победа будет не на стороне последнего, то золоченая повозка и белая четверка перейдут в собственность Лициния, если, наоборот, трибун выйдет победителем и народ окажет пощаду побежденному, то его противник сделается его рабом. Каково было бы это рабское положение, знал только один трибун да еще одна особа, от которой в этот самый день он получил улыбки и благосклонные взоры, никогда еще не выпадавшие на долю не нравившегося ей обожателя.
Великое дело бражничества, несколько замедлившееся вследствие этого долгого спора, возобновилось с еще большей энергией. Плацид осушал свой кубок с торжествующим видом человека, исполнившего какое-то трудное дело; Лициний как будто старался утопить в вине свою тоску и сердечные угрызения. Император пил со своим обычным оживлением, а остальные гости точно следовали примеру императора.
Глава XVI
В ОРУЖЕЙНОЙ ЗАЛЕ
Наутро Лицинию пришлось пережить чувства, весьма мучительные для прекрасного сердца римского полководца. Когда условия борьбы были переданы тому, кто всего более был в них заинтересован, юный воин принял вызов очень горячо, как случай выказать таланты, казавшиеся столь лестными для его воинского характера вследствие первоначального воспитания. Он думал, что в состоянии будет одержать победу над двумя такими людьми, как трибун, в каком угодно упражнении, с каким бы то ни было оружием. Но по его лицу пробежали тени, когда он узнал, чем сопровождалось бы его поражение, и он задрожал всем телом при мысли сделаться рабом кого-либо иного, кроме своего теперешнего господина. Тем не менее, это только утвердило его решение победить, и, когда Лициний, терзаемый упреками совести, обещал ему свободу в награду за победу, сердце Эски радостно забилось надеждой и он сделался весел, как всегда.
Тысячи неопределенных планов теснились в его уме, и во всех этих планах Мариамна играла главную роль. Жизнь, несколько дней назад казавшаяся ему столь печальной, теперь была озарена тем розовым светом, какой юность, и только юность, способна разливать на далекую будущность. Что касается Лициния, то он с тоской замечал блестящий взор и загоравшиеся щеки своего раба. Тем не менее, жребий был брошен, предложение принято, и было уже слишком поздно идти назад. Оставалось только развить каждый мускул борца, чтобы достигнуть победы.
Последуем теперь за Эской в оружейную залу, где будут закаляться его мускулы и развиваться ловкость для смертного боя на арене.
Помещение, где находится школа, представляет четырехугольное здание, несколько похожее на наши современные манежи. Оно освещается и проветривается сверху, а пол его покрыт слоем песка толщиной в три пальца, что еще более увеличивает усталость ног при всяком упражнении, но зато делает падение сравнительно безвредным и вместе с тем приучает ученика к мягкому полу, на котором позднее ему придется отстаивать свою жизнь. Диски, гимнастические принадлежности, огромные гири и неуклюжие дубины разбросаны по углам и развешаны по стенам здания, деревянная перегородка вышиной по грудь человека показывает, что здесь при развитии силы не пренебрегают и развитием ловкости. Кроме этих орудий мирной гимнастики здесь можно видеть, между прочим, цест и подмостки с развешанным на них ужасным оружием и оборонительными доспехами, являющимися орудиями ужасного гладиаторского ремесла. Тут есть и дротики без наконечников, и затупленные сабли, употребляемые во время учения, и деревянный манекен, предназначенный изображать врага, весь покрытый зазубринами и исколотый ударами острого оружия, наносимыми ему с силой и ловкостью, возрастающими с каждым разом.
На одном конце здания взад и вперед прогуливается учитель, рассеянным взором наблюдая за движениями учеников. Он то останавливается, чтобы вручить бойцам какое-нибудь орудие своего ремесла, одного поощряя при этом жестом, другому делая выговор; то, машинально взяв какое-либо незанятое оружие, чертит им вокруг головы круги, свидетельствующие о ловкости искусного преподавателя.
Отставной гладиатор Гиппий — человек зрелых лет, довольно высокого роста, очень величественный благодаря своей удивительной стройности и горделивой осанке. Постоянные упражнения, доводящие до утомления и продолжавшиеся в течение многих лет, сообщили каждому из его образцово сложенных членов металлическую твердость и придали его сильному телу сухость и мускулистость гончей собаки. Все его движения полны той грациозной гибкости, какая является результатом мускульной силы, и своей твердой, но легкой походкой он напоминает пантеру, прогуливающуюся в своей клетке. Его тело, само по себе смуглое, сделалось черным от постоянного пребывания на солнце и упражнений под открытым небом, но в его жилах течет здоровая кровь, придавая его коже свежий и приятный цвет. Худощавое лицо, несмотря на суровый взгляд и легкую проседь в волосах и бороде, не лишено своеобразной красоты, и, хотя его выражение говорит о распутстве и жестокости, в его глазах блестит огонек отваги, обнаруживающий предприимчивую смелость и воинственный закал этого человека.
В эту эпоху римские матроны, повинуясь тем извращенным вкусам, которые вообще являются показателями упадка нравов, любили избирать своих любовников из среды героев амфитеатра. Тогда были в моде воинственные упражнения, одежды амазонок, подражания опасным играм, которые исполнялись с крайнею ловкостью и жестокостью и предлогом для которых часто являлись сами же гладиаторы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что красивый учитель бойцов благодаря своей силе и храбрости был одним из фаворитов гордых патрицианок царственного города. Благоволение, каким он пользовался у каждой из них, было, конечно, лучшей рекомендацией для приобретения благосклонности и других, и на долю Гиппия выпадали улыбки самых знатных матрон Рима.