выполнил приказ, сунув в карман пачку с «деревянными», которую тут же один из мужчин извлёк и передал товарищу. Ещё один собирал с асфальта доллары, беря кончиками пальцев за уголки купюр и аккуратно складывая их в целлофановый пакет.
— Медленно поворачиваемся! Руки! — прозвучала новая команда.
Я повиновался, и мгновение спустя на моих запястьях защелкнулись наручники. Я покосился на Билла. Его лицо выражало смертную тоску, словно он был уже не жилец. И я его понимал, а оттого на душе было противно вдвойне.
[1] ГУИТУ — Главное управление исправительно-трудовых учреждений МВД СССР.
[2] ИВС — изолятор временного содержания
Глава 5
Меня без лишних предисловий засунули в «Волгу» на заднее сиденье, а по бокам устроились два оперативника. Машина так рванула с места, что меня аж вдавило в спинку сиденья, впрочем, как и моих соседей справа и слева. Куда делся Билл, я не видел. По идее должна быть ещё одна машина, не пешком же его поведут в отделение или куда там мы направляемся.
Мы ехали через центр города, я смотрел прямо перед собой, в видимую мне середину лобового стекла. В голове пульсировала мысль: «Где Хомяков и его люди? Почему захват производила милиция? Так было подстроено или это наслоение случайностей?»
Наконец мы свернули в небольшой проулок и остановились перед зелеными воротами. «СИЗО №1 города Свердловска», — успел прочитать я, прежде чем после сигнала водителя створки ворот медленно распахнулись, и машина въехала внутрь. Нормально, с какого перепугу сразу в СИЗО? Я-то был уверен, что первым делом в местное отделение приедем. Ой, не нравится мне это, ой не нравится…
Понятно, что через час-другой разберутся и Хомяков меня вытащит. Но пока информация дойдет до начальства, пока примут решение, пока согласуют свои действия с руководством смежников из МВД… Надеюсь, за час-другой мне ливер не отобьют.
Меня ввели в помещение, в котором за огороженной решёткой конторой сидел старшина. Сняли наручники.
— Все вещи из карманов выкладывайте на стол, — последовала команда.
А что там вещей… Ключи от дома, студенческий билет, кошелёк с мелочью и носовой платок. Ремень и шнурки с кроссовок также изъяли. Старшина на отдельном листе переписал мои данные из студенческого билета и составил что-то типа описи изъятых у меня вещей.
— Распишитесь вот здесь.
Палец с криво остриженным ногтем ткнулся в низ листа. Потом по длинному коридору в сопровождении какого-то вертухая я был доставлен довели до двери кабинет без номера. Открыв дверь меня чуть ли не пинком направили внутрь помещения. Кроме стола, за котором сидел мужик лет около сорока в милицейской форме с погонами майора и стула напротив стола, никакой другой мебели не имелось.
— Садись.
Майор кивнул на стул, не сводя при этом с меня ничего не выражающего взгляда. Я сел, попробовал придвинуться чуть ближе к столу, но оказалось, что мебель привинчена к полу.
— Значит, Покровский Евгений Платонович, студент политехникума, — как бы констатировал данный факт майор. — Тебя не удивляет твоё присутствие в данном месте и в этом кабинете?
Я пожал плечами, стараясь сохранять хотя бы видимость хладнокровия.
— Ну, тем не менее… Посмотри вокруг себя, — настаивал майор.
Вздохнув, я обвел взглядом кабинет.
— Никаких насекомых вокруг себя не замечаешь?
Насекомых? Это он о чём вообще? Если о клопах или вшах, то вроде пока не ощущаю. Я снова пожал плечами и отрицательно мотнул головой.
— А ты знаешь, Евгений Платонович, что вокруг тебя бабочка летает? Не догадываешься, какая? Ну так я тебе объясню. Бабочкой в узких кругах, в которые тебе в самом скором времени придётся влиться, называют статью 88 УК РСФСР за операции с иностранной валютой. И предусматривает эта статья, Женя, от трёх лет и, внимание, до высшей меры.
Я снова пожал плечами. Мое поведение, наверное, стало понемногу выводить из себя майора.
— В молчанку решил поиграть? Ну-ну… Тогда я объясню тебе твое положение более доходчиво. Взяли тебя на валюте. О вашей встрече получили информацию от нашего источника. Твой подельник Худяков, он же Билл, сидит в соседнем кабинете и строчит признательные показания. Активно, замечу, строчит. И теперь только от тебя будет зависеть твоя судьба. У тебя на выбор два выхода. Первый — чистосердечное признание и мы закрываем глаза на твой «грешок», даже нигде не упоминаем о твоем задержании. Ну будешь нам иногда кое-какую информацию подбрасывать… А второй — вплоть до высшей меры. Ну, каким будет твой ответ?
— А с какой такой стати меня привезли сюда, даже не предъявив постановление об аресте? — спросил я.
— Постановление, — протянул майор, поджав губы. — Будет тебе и постановление… Потом.
— И вообще без адвоката я, гражданин майор, ни буду отвечать ни на один вопрос.
Хотел добавить фразу Мальчиша Кибальчиша: «А больше, буржуины, я вам ничего не скажу!», но решил, что в данном случае это будет уже перебор. Милиция в это время самая что ни на есть рабоче-крестьянская, с прослойкой интеллигенции. Это в моё время они уже полиция и еще те «буржуины».
— О как ты заговорил, — прищурился собеседник, и его прищур не сулил мне ничего хорошего. — Ну хорошо, дело твоё… Посидишь тут и, уверен, спустя совсем непродолжительное время примешь правильное решение.
Майор нажал кнопку на столе. Открылась дверь и вошёл вертухай, который сопровождал меня в кабинет.
— В «пятёрку» его, — приказал майор.
Судя по слегка округлившимся глазам сотрудника, «пятёрка» эта ничего хорошего мне не предвещала. По пути к нам присоединился ещё один надзиратель. Пока шли по закоулкам СИЗО, то спускаясь, то поднимаясь по металлическим лестницам с этажа на этаж, я думал, что делать дальше… Время! Нужно время! Продержаться до тех пор, пока Хомяков меня отсюда не вытащит. А продержаться будет сложно. Судя по всему, «пятёрка» — это веселенькое место, куда посылают несговорчивых. Лишь бы не малолетки. Это точно будет жопа!
Дошли до двери с цифрой «5», второй надзиратель, погремев ключами и посмотрев в глазок камеры, открыл дверь и сделал приглашающий жест головой. Мол, милости просим!
Вошёл… М-да, думал, вонять будет так, что глаза заслезятся, а на самом деле терпимо. Шесть двухъярусных нар в два ряда, справа от двери параша, на дальней стене — зарешечённое окно, сквозь грязное, мутное стекло едва пробивается дневной свет. Забранная в решетчатый намордник и утопленная в потолке лампочка не горит, видно, по случаю дневного времени суток.
Под окном стол, за которым сидят двое, ещё двое лежат на койках. Не успел сделать и шага, только услышал стук закрываемой двери и скрежет замка, как с койки в мою сторону метнулся какой-то мужик и кинул мне под