Читать интересную книгу Преданная - Вероника Рот

33. Тобиас

— Смотрите, кто у нас, — ерничает Питер. — Предатель пришел.

На его кровати и прямо на полу разбросаны географические карты. Они белые, бледно-голубые и зеленые. Они притягивают мой взгляд. На каждой из них Питер нарисовал неровный кружок вокруг нашего города — Чикаго. Он отметил единственное место, где до сих пор побывал. Я смотрю на круги, пока они не превращаются в моей голове в красные пятна, похожие на капли крови. Не выдерживаю и отворачиваюсь. Значит, и я такой же маленький в этом мире.

— Если ты думаешь, что достиг небывалых моральных высот, по сравнению со мной, то сильно ошибаешься, — холодно говорю я Питеру. — Зачем тебе карты?

— У меня возникли проблемы с восприятием действительности, — фыркает он. — Люди из Бюро помогают мне узнать обо всем побольше. Океаны, планеты, звезды…

Несмотря на его небрежный тон и судя по безумной мазне, мне ясно, что у него не обычный интерес, а настоящая одержимость. Я его понимаю — я сам был точно так же одержим своими страхами, без конца пытаясь их преодолеть.

— И как? Помогает? — спрашиваю я.

А ведь прежде я никогда не трепался с Питером просто так. Раньше мы лишь орали друг на друга. Наверное, он не заслуживал такого отношения, но факт в том, что я действительно ничего о нем не знаю. Я с трудом вспоминаю его фамилию. Хейс. Питер Хейс.

— Вроде бы, — хмыкает он и берет одну из самых больших карт.

На ней изображен земной шар, похожий на круто замешанное тесто. Я разглядываю ее, и начинаю потихоньку разбираться в том, что вижу. Синим цветом изображены водные пространства, тогда как суша — разноцветная. В одном месте на суше поставлена красная точка. Питер тыкает в нее пальцем:

— Крошечный кружок покрывает все места, в которых мы с тобой когда-либо были. Ты мог бы уничтожить этот микроскопический участок земли, утопить его в океане, и никто ничего не заметит.

— Ты прав. Ну и что? — и я чувствую, как боязнь собственной ничтожности снова просыпается во мне.

— Как ну и что? — восклицает он. — Какое тогда имеет значение все, что я когда-нибудь говорил или делал? Да никакого.

— Нет, — возражаю я. — Неважно, что земля заполнена множеством людей. Мы очень разные, и поэтому то, что вносит каждый из нас, неповторимо.

Он отрицательно мотает головой. Мне становится любопытно, не пытается ли он подобным образом убедить самого себя, что те гадости, которые он совершил, на самом деле не имеют значения. Похоже, гигантские размеры планеты приводят его в восхищение. Он запросто может затеряться и не нести ответственности за свои поступки.

Он наклоняется, чтобы развязать шнурки.

— А твои фанаты подвергли тебя остракизму?

— Ничего подобного, — говорю я автоматически, но затем природная честность берет верх. — Возможно. Только они не мои фанаты.

— Ладно тебе. Они исповедуют культ Четырех.

— Ревнуешь? — не могу удержаться от смеха. — Хочешь основать свой собственный культ психопата?

— Если бы я был психопатом, то давно бы убил тебя, пока ты спишь, — он корчит жуткую рожу.

— И, наверняка, добавил бы мои глазные яблоки к своей коллекции?

Мы с Питером хохочем. Что со мной? Я шучу и праздно болтаю с человеком, выколовшим глаз Эдварду и пытавшимся убить мою подругу. Если я могу ее теперь так называть. С другой стороны, он тот, кто помог нам закончить симуляцию атаки и опять-таки спас Трис от смерти. Может, мне лучше вообще забыть о прошлом и начать все с начала?

— Не хочешь присоединиться к нашей маленькой группе? Правда, нас люто ненавидят остальные, — заявляет Питер. — Пока мы с Калебом являемся единственными ее членами. Но, учитывая, как легко можно стать врагом этой девчонки, уверен, наши ряды будут расти день ото дня.

— Конечно, — зло отвечаю я, — и поэтому ее надо было убить?

Мое сердце сжимается. Я ведь сам чуть не погубил ее. Если бы она оказалась ближе к месту взрыва, то, вероятно, как и Юрайя, лежала бы в коме, опутанная трубочками. Неудивительно, что она сомневается в том, хочет ли со мной остаться.

Легкомысленность, владевшая мной минуту назад, моментально исчезает. Питер нисколько не изменился. Это по-прежнему тот же самый человек, который был готов калечить и уничтожать ради того, чтобы подняться на вершину фракции. Но я не смогу забыть и того, что сделал сам.

Питер прислоняется к стене и барабанит пальцами по животу.

— Короче, если уж она решила, что кто-то — ничтожество, все, прямо как попугаи, повторяют ее речи за ней. Странный талант для того, кто раньше был заурядным лихачом, не так ли? Не слишком ли много власти для обычного человека?

— Она не пользуется своими способностями, чтобы манипулировать другими людьми, — возражаю я, — просто всякий раз оказывается, что она — права.

— Ну-ну, — он прикрывает глаза.

Мне кажется, что я сейчас лопну от раздражения. Я хочу сбежать от Питера с его картами и красными кругами, вот только я не знаю куда.

Я считал, что Трис наделена особым даром, о котором она сама явно не подозревает. Но, в отличие от Питера, я никогда ее не боялся, потому что всегда чувствовал себя сильнее ее. Ее талант не влиял на мои чувства к ней. Теперь я потерял сознание своего превосходства, и меня притягивает к Трис моя собственная обида.

Я захожу в атриум. Солнечные лучи бьют прямо в окна. При дневном свете цветы выглядят дико и прекрасно, как первые Божественные творения, неподвижно застывшие во времени. сюда же вбегает Кара, ее растрепанные волосы падают на лоб.

— Вот ты где. Здесь легко потеряться.

— Что случилось?

— Ты как, Четыре?

— Я в порядке. Что произошло? — до боли закусываю губу.

— У нас будет встреча, ты должен присутствовать.

— У кого это «вас»?

— «ГП» и те, кто нам сочувствует. Те, которые не хотят позволять Бюро делать кое-какие вещи, — объясняет она, наклонив голову. — Но на этот раз соберутся куда лучшие конспираторы, чем те, с которыми ты тогда связался.

Интересно, кто ей разболтал?

— Тебе рассказали о симуляции атаки?

— Ха. Я сама исследовала сыворотку симуляции в микроскоп, когда Трис показала мне ее, — отвечает Кара.

— Понятно. Нет, я не собираюсь снова влезать в эти дела.

— Не будь дураком, Тобиас, — восклицает она. — То, что тебе рассказали, по-прежнему правда. Люди из Бюро несут ответственность за гибель большей части альтруистов, ментальное порабощение лихачей и уничтожение нашего образа жизни.

Я не уверен, что хочу оказаться в одной комнате с Трис. Мы с ней находимся на грани разрыва. Когда ее нет рядом, проще делать вид, что все не так. Но Кара настолько уверена, что я поневоле вынужден с ней согласиться.

Она берет меня за руку и тянет обратно в коридор. Мне становится тревожно. Но я испытываю потребность что-то сделать. Какая-то часть меня довольна новым шансом повлиять на ситуацию, вместо того чтобы погрузиться в пассивное наблюдение за происходящим в нашем городе.

Когда она убеждается, что я никуда не убегу, она выпускает мою руку и заправляет за уши выбившиеся пряди.

— Мне до сих пор дико видеть тебя не в синем, — задумчиво говорю я.

— Настало время принять изменения, — заявляет она. — И я не вернусь назад.

— Разве ты не скучаешь по фракциям?

— Скучаю, конечно, — удивленно смотрит она на меня.

После смерти Уилла прошло уже много времени. И глядя на нее, я не вспоминаю больше ее брата, а вижу саму Кару. Ведь я знаю ее гораздо дольше, чем его. В ней тоже есть нечто от его добродушия: Кару можно поддразнивать без риска оскорбить.

— У эрудитов я чувствовала себя прекрасно. Сообщество людей, посвятивших жизнь изобретениям и открытиям… Но когда я узнала, как велик наш мир… Полагаю, я просто выросла из коротких штанишек моей фракции, — улыбается она. — Скажешь, звучит высокомерно?

— Какая разница?

— Для некоторых людей форма имеет значение. Здорово, что ты не такой.

Не могу удержаться от замечания, что форма некоторых людей производит на нас не самое лучшее впечатление, мягко говоря. Меня, ненавидели и избегали, как сына Эвелин Джонсон, предводительницы бесфракционников. Сейчас это мешает мне даже сильнее, чем прежде, и я не обвиняю их. Как ни крути, но я предал их всех.

— А ты не обращай внимания, — говорит Кара. — Они не способны понять, что значит принимать трудные решения.

— Ты так не поступила бы, я уверен.

— Только потому, что меня учили быть осторожной, если я не обладаю достаточной информацией, а тебе, напротив, вдалбливали, что всякий риск достоин награды, — произносит она.

— Но в данном случае награды не будет.

Она останавливается перед дверью в лабораторию Мэтью и его начальника и стучит. Ей открывает Мэтью, как всегда грызущий яблоко. Мы проходим за ним в ту самую комнату, где мне объяснили, что я не дивергент.