Я чувствую, как что-то горячее течет по левой руке. Кровь. Мои ноги скребут и елозят на плиткам, ища опору. Наконец, упираюсь во что-то и вслепую начинаю вести огонь. Хватаю Давида за шиворот и тяну его за угол. Жгучая боль пронзает мне левую руку. Слышу топот бегущих людей — он доносится откуда-то спереди. Меня окружают. Я замечаю Мэтью. Кто-то поднимает Давида, и его уносят. Мэтью помогает мне встать. В ушах у меня звенит. Не могу поверить, что я это сделала.
28. Трис
Приемный покой госпиталя переполнен. Сотрудники Бюро носятся взад и вперед. Кто-то задвигает занавески. Прежде чем сесть, обхожу койки в поисках Тобиаса, но его нигде нет. Какое облегчение. Но Юрайи здесь тоже нет. Его поместили в отдельную палату, а дверь в нее закрыли — плохой знак.
Медсестра, сопя, протирает мне руку антисептиком. Она постоянно вертится. Похоже, ее интересует все, что угодно, кроме моей раны. Мне сказали, что у меня — небольшая царапина и беспокоиться не о чем.
— Если вы торопитесь, — говорю ей, — никаких проблем, я вполне могу подождать.
Она морщится и бормочет:
— Тебе надо наложить швы.
— Это же царапина.
— Я не о руке, а о голове, — поясняет она, тыча пальцем в мою бровь.
А я-то почти забыла о ней, хотя она до сих пор продолжает кровоточить.
— Понятно.
— Сейчас сделаю тебе инъекцию обезболивающего.
За свою жизнь я привыкла ко всяким иголкам и не реагирую на ее слова. Медсестра протирает мне лоб — местные прямо помешаны на гигиене. Чувствую неприятный укол, но боль постепенно стихает.
Она зашивает мне бровь, а я наблюдаю за тем, что творится вокруг. Мимо пробегают люди. Врач снимает окровавленные резиновые перчатки. Медсестра, поскользнувшись и чуть не упав, проносит поднос с использованными бинтами. Кто-то, очевидно родственник пострадавшего, скорбно заламывает руки. В воздухе запах химикатов, старой бумаги и разгоряченных тел.
— Как там Дэвид? — спрашиваю я.
— Жить будет, но потребуется длительный восстановительный период, прежде чем он начнет ходить, — отвечает она, ее губы кривятся в улыбке, — все закончилось бы куда хуже, если бы не ты. Готово.
Молча киваю. Мне хочется сказать ей, что никакая я не героиня. Признаться, что ненавижу Дэвида, как и все Бюро, что я бы не моргнув глазом позволила их всех изрешетить пулями, лишь бы спасти свою жизнь. Вот только моим родителям было бы за меня стыдно.
Она приклеивает пластырь поверх шва, собирает обертки и использованные ватные тампоны. Прежде чем я успеваю поблагодарить ее, она переходит к следующей койке, к другому пациенту, к новой ране…
Очередь раненых в коридоре тянется далеко за пределы отделения неотложной помощи. Очевидно, что одновременно со взрывом у входа в Резиденцию где-то произошел еще один. И оба они — диверсия Ниты и ее приспешников, пробравшихся через подземный туннель. О нем она нам рассказала, а вот о том, что они собираются еще и стены взрывать, благоразумно умолчала.
Двери в конце коридора резко распахиваются, и несколько человек вносят молодую женщину. Легка на помине. Они кладут Ниту на кушетку, стоящую возле одной из стен. Она стонет, прижимая руку к повязке на ране. Чувствую себя довольно странно, это я выстрелила в нее. Я должна была.
Проходя мимо раненых, обращаю внимание на их униформу. Почти все, находящиеся здесь, одеты в зеленое. За редким исключением, все они — вспомогательный персонал. Некоторые их раны — много тяжелее, чем моя собственная.
Замечаю свое отражение в окнах главного коридора: спутанные волосы свисают сосульками, на лбу — повязка, одежда перепачкана нашей с Дэвидом кровью. Мне нужно принять душ и переодеться, но сначала — найти Тобиаса и Кристину. Я не видела их после того, как началось вторжение. И тут же обнаруживаю Кристину, сидящую в приемном покое неотложной помощи и ожесточенно болтающую ногой. Она приветствует меня взмахом руки, но ее глаза тут же вновь возвращаются к дверям.
— Ты как, в порядке? — спрашивает она меня.
— Да, — отвечаю я. — Что-нибудь известно о Юрайе? Я не смогла попасть в его палату.
— Не знаю! Эти люди сведут меня с ума, — возмущается она. — Они не позволяют мне его увидеть. Как будто и он их собственность.
— Просто здесь работают по-другому.
— Ага, — хмурится Кристина, — но меня они игнорируют.
Неделю назад я бы с ней не согласилась. Но тогда я не представляла, насколько вера в генетические повреждения влияет на отношения сотрудников Бюро. Ума не приложу, как вести себя с Кристиной. У меня есть какие-то идиотские преимущества, которых нет у нее. И ничего теперь не поделаешь.
— Я хочу разыскать Тобиаса, но сразу вернусь к тебе. Ладно?
Продолжая дергать ногой, Кристина наконец смотрит мне в глаза:
— Они разве тебе не сообщили?
— Что случилось? — мое сердце сжимается от страха.
— Тобиас арестован, — шепчет она. — Я заметила его. Он был вместе с нападавшими. Незадолго до взрыва, его засекли в диспетчерской. Он вроде бы отключил систему сигнализации.
Похоже, она жалеет меня.
— Где ты их видела? — спрашиваю я.
Мне необходимо с ним поговорить. И немедленно.
29. Тобиас
Мои запястья стянуты пластиковой лентой. Осторожно дотрагиваюсь пальцем до челюсти, ощупывая кожу и проверяя, не течет ли кровь.
— Ты в порядке? — спрашивает Реджи.
Киваю. Бывали травмы и похуже. А это — обычный удар прикладом в челюсть во время ареста. Хотя глаза у того солдата действительно горели диким гневом.
Мэри и Рафи сидят неподалеку, на руке Рафи — повязка. Охранница стоит между нами, не позволяя подойти друг к другу. Рафи кивает мне, дескать, держись, ты — молодец. Но если я все сделал правильно, то почему внутри меня пустота?
— Послушай, — цедит Реджи, — Нита и наши друзья из Округи предвидели такую возможность. Ничего страшного.
Снова киваю, без особой охоты. Я знаю о запасном плане на случай ареста, но сейчас меня не слишком волнует успех нашей операции. Я беспокоюсь лишь о том, сколько времени они будут разбираться с нашим делом и чем закончилась наша попытка. С тех пор, как они нас взяли, прошло больше часа, а мы остаемся в неведении. Нас даже еще не допрашивали. Кроме того, Нита куда-то пропала.
Во рту у меня — привкус горечи. Что бы мы ни сделали, похоже, все пребывают в шоке. Многие погибли. За сколько смертей несу ответственность лично я?
— Нита завила мне, что они собирались только украсть сыворотку памяти, — говорю я Реджи.
Реджи показывает глазами на охранницу. На нас уже накричали из-за того, что мы переговаривались. Впрочем, я и сам прекрасно знаю ответ.
— Полное вранье, — бормочу я.
Трис был права.
— Эй, вы, — охранница подбегает. — Прекратить болтовню.
Реджи отодвигается.
— Что вообще здесь творится? — спрашиваю женщину.
— Просто заткнись.
Отворачиваюсь и вдруг вижу невысокую блондинку, появившуюся в конце коридора. Трис. На лбу у нее пластырь, на одежде — пятна крови, напоминающие отпечатки пальцев. В кулаке зажата бумажка.
— Эй, ты, — кричит охранница. — Зачем сюда пожаловала?
— Шелли, — окликает ее другой охранник, — успокойся. Это та самая девушка, которая спасла Дэвида.
Ого! А от чего, собственно?
— Ясно, — Шелли опускает пистолет.
— Меня попросили, чтобы я принесла вам новости, ребята, — произносит Трис и протягивает Шелли листок. — Дэвид в интенсивной терапии. Он будет жить, но они не знают, когда он сможет ходить. О других раненых заботятся.
Горечь у меня во рту крепчает. Дэвид, раненые… Случилась катастрофа, почему и ради чего? Я влез во все это, но не знаю правду. Что я наделал?
— Наши потери подсчитаны? — спрашивает Шелли.
— Пока нет, — отвечает Трис.
— Ладно, спасибо тебе.
— Слушайте, — она переминается с ноги на ногу. — Мне нужно поговорить с ним.
Она кивает головой в мою сторону.
— Нельзя… — начинает Шелли.
— Только секунду, я обещаю, — перебивает ее Трис. — Пожалуйста.
— Пропусти ее, — предлагает другой охранник. — Что она может повредить?
— Хорошо, — соглашается Шелли, — у тебя есть две минуты.
Я встаю, опираясь о стену, чтобы удержаться на ногах, мои запястья связаны спереди. Трис делает несколько шагов навстречу, ее сложенные на груди руки как будто образуют барьер между нами. Это настоящая каменная стена. Трис опускает голову.
— Трис, я…
— Хочешь знать, что устроили твои дружки? — восклицает она, и ее голос дрожит, насколько я понимаю, от гнева, а вовсе не от сдерживаемых слез. — Им не нужна сыворотка памяти. Им требовалась сыворотка смерти. Они собирались уничтожить кучу важных государственных чиновников и начать войну.
Таращусь на свои ботинки, на плитку, покрывающую пол.