— Что-то ты совсем притихла, — продолжал он. — Неужели удивилась настолько, что потеряла дар речи?
— Просто подумала — как бы сказать помягче, чтобы не обидеть, — что твоего брата Генри следовало придушить еще в колыбели.
Саймон рассмеялся и обнял Илзбет.
— Самое лучшее всегда — это сказать правду. Кроме того, действительно, кому-то следовало давным-давно покончить с ним. Это спасло бы не одну жизнь. — Поцеловав ее в макушку, Саймон нахмурился. — Странно, однако Генри обладал невероятной прозорливостью насчет того, кто именно собирается его прикончить.
— И убивал их первым.
— Именно. Морэн была права, когда говорила, что на его руках много крови. Этот человек убивает из прихоти, из-за пустяков. Иногда у меня возникало ощущение, что он убивает потому, что это доставляет ему удовольствие. Как тогда, когда он убил моего бедного пса.
Она села прямо:
— Какого пса?
— Когда мне было десять лет, я подобрал бездомного щенка, но Генри убил его и бросил труп ко мне на постель, пока я спал. Генри всегда отличался жестокостью, он не желал пощадить даже ребенка.
— Саймон, но это больше, чем обычная жестокость! — Она представила себе, как маленький мальчик просыпается и обнаруживает на постели труп своей собаки, и ее затошнило. — Что-то не так с этим человеком! Благодарю Бога, что вы уехали оттуда и жили от него вдалеке.
— Так поступили и трое моих братьев. Их взяли в приемные семьи незадолго перед смертью отца.
— И это хорошо. Если бы вы все не уехали подальше, подозреваю, легли бы в землю вслед за отцом. Нет, Саймон, думаю, ты достаточно хлебнул несправедливости. И мне кажется, Генри просто болен.
Саймон поморщился.
— Думаю, он был безумен с рождения. Хотя он никогда не впадал в буйство, не разгуливал по дому, бессвязно болтая сам с собой. Он всегда был холоден и невозмутим, но при этом его нельзя было назвать глупым — он очень умен, а на поле бой сражается как лев.
— Сумасшедшему необязательно танцевать часами на площади и пускать пузыри. Они могут быть холодными и сдержанными, однако их безумие остается с ними. Оно проявляется в том, как человек ведет себя с другими людьми, животными или с теми, кто слабее их самих. Ты можешь помешать ему осуществить заговор?
— Смогу. Вы правы. Генри безумен. Всегда был таким. Мне давно следовало вмешаться и положить конец его жестокому правлению.
Илзбет поцеловала Саймона.
— Не пытайся взвалить на себя бремя вины. Ты ни в чем не виновата. Он лэрд по рождению, и ты ничего не мог изменить. Ты был совсем ребенком, когда уехал оттуда. У тебя еще не было ни сил, ни умения, чтобы судить Генри по справедливости.
— Но я давно уже вырос и стал достаточно сильным, — возразил Саймон.
— И поэтому ты можешь сейчас доказать все его преступления. Теперь ты достаточно силен. — Она почувствовала, как он напрягся, и кивнула. — Думаю, он за вами следит. Возможно даже, что это одна из причин, почему во все это втянули меня. Будьте уверены — Мэри рассказала ему, как нашла лазейку к вашему сердцу. Тогда чувство чести вас подвело — вы увлеклись чужой женой. Видно, он и сейчас рассчитывает на это.
— Итак, он прослышал, что у Уолтера имеется хорошенькая соседка, и решил таким образом меня отвлечь. — Саймон зло выругался. — Невинная девушка в опасности, а Саймон прискачет на белом коне и сразится с драконом, чтобы ее спасти.
— Не нужно говорить с таким презрением. По мне, это звучит прекрасно. Я очень благодарна вам за то, что вы взяли меня под свою защиту.
— Значит, обманули не только тебя, но и меня тоже.
— Однако на сей раз он немного просчитался, не так ли?
— Разве? Ты скрываешься, спасая свою жизнь, прячешься в моем доме, а я без толку хожу кругами.
— Саймон, он сделал очень серьезную ошибку, когда поставил невинную девушку на вашем пути. Разумеется, вы заняты тем, что пытаетесь найти доказательство моей непричастности к убийству, но это же доказательство поможет вам обвинить в преступлении Генри и его приспешников. Возможно, до того, как это произойдет, Генри решит вывести вас из игры, — мрачно добавила она, прикидывая в уме возможности, которые ей совсем не нравились, — поэтому будьте осторожны.
— Довольно, Илзбет, — сказал Саймон и поцеловал ее. — Я понял, что мне самому грозит опасность, в тот самый миг, как узнал о том, что мой брат — глава заговорщиков. По каким-то причинам Генри ненавидит меня куда сильнее, чем прочих братьев и сестер. Не думаю, что он изменился. И кто лучше меня знает, насколько этот человек опасен! Я буду осторожен, очень осторожен.
— Может быть, с этого дня тебе стоит держать при себе несколько своих помощников? — предположила Илзбет.
Рассмеявшись, Саймон встал, подняв Илзбет на руки.
— Кажется, настала моя очередь тебя утешать и успокаивать. Что-то ты совсем разволновалась.
— Не думаю, что осторожность может быть излишней, если речь идет о человеке вроде твоего брата Генри, — сказала она, когда Саймон вынес ее из кабинета на руках и направился наверх, в спальню.
— Да, это справедливо. — Он осторожно опустил ее на постель и начал раздеваться. — Используй он свой недюжинный ум и силу на добрые дела, мог бы стать великим человеком, всеми уважаемым и любимым.
Илзбет кивнула, пытаясь сохранить способность рассуждать здраво при виде стройного обнаженного тела Саймона.
— Но он предпочел, чтобы его боялись.
Торопливо сбросив с себя оставшуюся одежду, Саймон лег рядом с Илзбет. От его пристального взгляда ей сделалось не по себе.
— Почему ты так смотришь? — Она потерла нос. — Я испачкалась?
— Нет. Но даже если бы ты и испачкалась — ты все равно останешься для меня прекраснейшей женщиной из всех, кого я видел. Ты умеешь видеть вещи в истинном свете, и это помогает мне выяснить правду. — Он взял ее за талию и, перевернувшись на спину, усадил Илзбет сверху. — И еще ты умеешь читать в сердце мужчины.
— Но я не уверена, что хотела бы читать в сердце такого человека, как Генри.
— Конечно, нет. Но ты можешь мне поверить — у этого человека черное сердце, и лучше не иметь с ним дела.
Саймон поцеловал Илзбет, даже не дав ей поблагодарить его за комплимент. Илзбет понимала, что ее отвлекают нарочно, но жаловаться не собиралась. Когда Саймон оторвался от ее губ, она выпрямилась и медленно сняла ночную сорочку. Серые глаза Саймона потемнели и стали почти черными. Когда он смотрел на нее так, Илзбет всегда чувствовала, как ее опаляет жар желания.
— Ты прекрасна, моя маленькая Илзбет. — Он накрыл ладонями ее грудь. — Ты такая нежная…
Он сел и взял губами сосок.