На поле сражения он сумел обратить на себя внимание герцога Депернака и заручиться протекцией этого великодушного вельможи. Кроме того, Гербольд хотя и имел множество доброжелателей, но никак не мог себе объяснить причины этого таинственного явления. Какие то неизвестные друзья следили за ним и помогали ему во всем. Так, например, один из дворян, приближенных к королю, раз проиграл на слово очень большую сумму денег и был в страшном затруднении, как вдруг в одно прекрасное утро, проснувшись, этот королевский любимец находит у себя на столе именно ту сумму денег, которую он проиграл на честное слово, и около денег записку «от Гербольда». Само собой разумеется, вырученный таким образом придворный горячо благодарил Гербольда за его великодушный поступок, но Гербольд утверждал, что он тут ни при чем и что деньги послал кто-нибудь другой, написав его фамилию. Это последнее обстоятельство было отнесено к деликатности молодого человека, и Гербольд был вознесен на недосягаемую высоту. Впоследствии Гербольд и сам убедился, что деньги были даны его добрым гением, но кто этот добрый гений, молодой человек и сам не знал.
Какая-то невидимая рука помогала ему все время. Когда гвардейский лейтенант Крокту был убит на дуэли, Гербольд не смел и помыслить занять эту должность, тем не менее, король Генрих III произвел его в лейтенанты гвардии и назначил на место убитого Крокту. Не желая подвергать молодого человека нападкам со стороны аристократов-военных, король приказал прикомандировать его к римскому посольству. Все были крайне удивлены быстрым повышением безродного юноши.
Старый герцог Руде по этому поводу сказал: «Не удивляйтесь, господа, счастье — женщина!» И действительно, это была женщина, но не в том смысле, в котором предполагал герцог. Добрым гением для Карла Гербольда была его родная мать Барбара, из скромности и, не желая выдать тайну сына, назвавшая себя княгине Морани кормилицей Карла. Отец Карла, вельможа-христианин, соблазнил красивую еврейку Барбару, когда ей было шестнадцать лет, и потом, разумеется, бросил. Барбара оказалась на улице с ребенком на руках. Вскоре умерла ее тетка и оставила ей маленькое наследство в Лионе. Барбара отправилась туда и всем выдавала ребенка за сироту, сына одного благородного француза, умершего в Италии. Себя же выдавала за кормилицу маленького Карла. В Лионе она познакомилась с банкиром Соломоном Леви, который влюбился в нее и предложил ей выйти за него замуж. Но Барбара, желая исключительно посвятить всю жизнь своему милому Карлу, отказала. Тогда Соломон предложил ей войти с ним в компанию и управлять его делами. На это Барбара согласилась и вскоре ее участие в операциях Соломона Леви принесло блестящие плоды. С последним мы несколько уже знакомы, ибо присутствовали при расчетах старого ростовщика с Барбарой. Между тем Карл Гербольд был определен в одну из французских коллегий и отдан на попечение некоего разорившегося аристократа Куртабея, который имел хорошие связи при дворе. Воспитание, полученное молодым Карлом, позволило ему войти в аристократический круг и, наконец, быть представленным ко двору.
Мы уже видели, как прекрасно устроилась его карьера. В это время католическая лига во Франции начала творить ужасные дела, в особенности стали преследовать евреев. Соломон Леви уехал в Рим, хотя и в Риме положение евреев было дурно, как и повсюду в Европе, за исключением Турции, которая тогда показывала христианам пример веротерпимости, но все же в Риме было лучше, чем во Франции, где евреям и протестантам от католической лиги буквально житья не было. Барбара последовала в Рим за своим хозяином, но часто ездила во Францию к сыну. При помощи денег Барбаре удалось устроить сына при французском посольстве в Риме. Таким образом, она могла постоянно видеть своего ненаглядного Карла и быть для него добрым гением. Здесь, кстати сказать, что эта необыкновенная женщина даже сыну не сказала, что она его родная мать; Гербольд считал ее своей кормилицей. Коммерция или, правильнее, ростовщичество приносило такие громадные проценты дому Соломона, что в эпоху прибытия Карла Гербольда в Рим Барбара уже располагала весьма солидными средствами в верных билетах, которые постоянно носила при себе.
Фронтино, помогая барину одеваться, сообщил ему новости.
— Красавица Диомира, — говорил он, — бросила принца-кардинала Андреа, несмотря на все пожертвования, которые он ей делал.
— Вероятно, перешла к другому?
— Ни к кому.
— Да полно говорить вздор, — возразил Гербольд. — Диомира — без любовника! Это все равно, что море без воды или Рим без священников.
— Между тем это так. Говорят, будто куртизанка решила бросить греховную жизнь и посвятить себя Богу. Мне передавали верные люди, что Диомира спрашивала одно духовное лицо, может ли она основать монастырь на свой капитал, и что духовное лицо дало ей отрицательный ответ, так как деньги, нажитые греховными делами, должны принадлежать дьяволу, а не Богу, что самое лучшее — если она раздаст все свои богатства бедным и вступит сама в монастырь.
— Ну и что же, приняла она этот совет?
Потом она советовалась с иезуитом, и он ей сказал, что, так как она имеет благие намерения, то Господь благословит ее, несмотря на то, что богатство нажито греховными делами. Последствием этого совета состоялось окончательное решение Диомиры основать монастырь кающихся девушек, в котором она будет настоятельницей.
— Этот монастырь должен быть очень интересен, — заметил, смеясь Карл. — Как бы мне попасть туда в качестве исповедника?
— Ну, это для вас, синьор, было бы несколько рискованно. В таких случаях Сикст неумолим. Вы, конечно, знали клирошанку Тор ди Спекки?
— Еще бы мне ее не знать! Она была такая хорошенькая.
— Ну вот, изволите ли видеть, папа узнал, что красавица Спекки скоро должна была одарить папское правительство верноподданным или верноподданной и что многие монахини увеличили народонаселение Рима здоровыми младенцами.
— Превосходно! — вскричал, смеясь Гербольд. — Это так натурально!
— Да, но последствия-то были самые печальные. Монастырь весь раскассировали: настоятельницу запрятали куда-то в отдаленный монастырь, монашенок тоже, а исповедника заперли в тюрьму, где он и почил в мире.
— Да, дела несколько изменились, — пробормотал лейтенант, — при покойном папе, упокой Бог его душу, за подобные пустяки не поступали так строго; вообще можно было жить в свое удовольствие, не рискуя попасть на каторгу или болтаться между небом и землей. Кстати, что, за это время были казни?
— Пустячные! Нескольких бандитов повесили на мосту св. Ангела.