с остановкой, а потом меня забрали полицейские.
— А если бы тебя кто-нибудь другой забрал? Какой-нибудь отморозок. Ты об этом подумала? — злился я.
— Нет, — тут же, не задумываясь, меланхолично ответила Маруся, продолжая не смотреть в мою сторону и теребить платок в своих руках.
И снова тягучее молчание до её квартиры, в которую я был намерен войти вместе с ней и остаться до утра, лишь бы эта дурочка не придумала с собой ничего сделать.
— Спасибо, Михаил Захарович, — остановила она меня, не позволив переступить порог ее квартиры. Сняла мои ботинки со своих ног и вручила мне их в руки. — И спокойной ночи.
— Маруся, ты же не придумала никаких глупостей? — насторожился я, силясь поймать ее взгляд и хоть что-нибудь прочитать в нем.
— Я просто хочу побыть одна. Подумать. О себе. И теперь о вас, — заглянула она, наконец, в мои глаза, снова находясь на грани расплакаться. — Я буду без глупостей. Обещаю.
Глава 24. Маруся
Очередная салфетка полетела в мусорный пакет. За два дня я устала плакать. Зато отлично освободила полки и фотоальбом от Витиных фотографий. К счастью, кроме фотографий у меня от него ничего не осталось. Если, конечно, не брать во внимание гадкий осадок, от которого было тошно и легче пока не становилось.
Он использовал меня. Всё шесть лет он просто использовал меня. Терпел, чтобы однажды сорвать куш в виде такой же глупышке, которой досталось наследство. Её он тоже использует, а затем, когда денег у нее не останется, выбросит за ненадобностью.
Какая же я ничтожная. За шесть лет даже в очках не смогла разглядеть, что он из себя представляет.
Сколько раз мне об этом говорила Лена? Сколько раз она пыталась убедить меня в том, что мне внезапно открылось позавчера вечером? А я не верила. Дура. Думала, она ничего не смыслит в настоящей любви. Не понимает, что любовь бывает разной, и у нас с Витей она была по-своему особенной.
Идиотка!
Не было никакой любви. Имя этого человека даже в уме произносить тошно.
Собралась духом, села на диване, смахнула со стола упаковки салфеток и конфетные фантики. Скинула с плеч плед и со всем мусором в руках пошла к пакету.
Всё, достаточно! Я не стану шесть лет страдать по шестилетним отношениям, которые, как оказалось, были ненастоящими.
Но я ведь по-настоящему любила.
По щекам вновь потекли слезы, но я снова взяла себя в руки, смахнув их рукавом растянутого домашнего свитера.
Хватит, я сказала! Больше он не достоин ни одной моей слезинки.
Наверное, слишком агрессивно для чайника, я налила в него воду и поставила обратно на платформу, нажав кнопку для кипячения. С невозмутимым лицом прошлась по всей квартире, собрала грязные вещи и закинула их в стиральную машинку. Со своей постели стянула постельное и закинула его корзину для белья, чтобы постирать следующим.
Вернулась в кухню, к холодильнику и достала целиком курицу, чтобы разморозить и запечь. Мама всегда запекала курицу целиком, когда начинала какое-то новое дело или бралась за новый проект. Пить алкоголь в нашей семье не принято, поэтому мы просто ели курицу. Вот и сейчас я запеку курица в знак начала новой жизни. Главное, не подавиться костью.
И снова непрошенные слёзы выступили на глазах.
— Маруся, хватит! — рявкнула я сама на себя. — Забудь!
Может, матюкнуться, как советовал Михаил Захарович? Вдруг, и правда, станет легче?
При упоминании Кострова, по щекам снова покатились слёзы. Иногда я не понимала, о чем горше плачу: о себе или о его судьбе.
Я понимаю, что такое сравнивать нельзя, но сравнивая наши жизненные ситуации, приходит осознание того, что то, что случилось со мной, это абсолютный пустяк. Жизнь просто щелкнула мне по носу и сказала смотреть и слушать внимательнее, не терять голову от любви. Но то, что жизнь сделала с Михаилом Захаровичем… К чему это? За что? Жена, ребёнок…
Испугалась собственного всхлипа. Зажала рот ладонью и вздрогнула снова, когда в дверь позвонили.
Неловко отерев нос и слёзы, пошла в прихожую. Посмотрела в глазок и застыла, увидев своих таинственных залупок в полном составе.
— Девочки? — округлились мои глаза.
— Ты до сих пор ревешь, что ли? — сложив брови домиком, хмуро посмотрела на меня Лена и первой вошла в квартиру, обняв меня. — Ты сказала, не трогать тебя пару дней, чтобы успокоиться. А я смотрю, ты успокаиваться вообще не собираешься. Сколько можно, Маруся? Хватит, моя девочка. Хватит.
— Да я уже всё. Честно. Это я из-за другого, — втянув сопли, я оказалась в объятиях Юли и Оли, которые смотрели на меня так же жалобно и хмуро, как Лена.
— А мы к тебе с вкусняшками. Лена сказала, что ничего алкогольного, так что мы просто набрали пожрать. Побольше. До утра должно хватить. Устроим пижамную вечеринку?
— А я курицу, как раз, запечь хотела, — согласно закивала я, начиная плакать уже от радости. Даже не думала, что буду так рада девочкам, которых эти дни не подпускала к себе, даже на звонки их не отвечала.
— Вот и отлично! — бодро отозвалась Лена, вешая свою шубу. — Жрать так жрать. А за твою курочку можно и душу продать. Лёшику я уже сказала, что сегодня он дома ночует один, так что можно делать всё, что захочу.
Девочки с пакетами прошли в кухню, разложили свои покупки по всем поверхностям и стали набивать всем этим мой холодильник.
— Зачем так много сладостей? — округлились мои глаза от обилия конфет, печенья, мороженого. — Торт? Торт-то зачем?
— День рождения холостой Маруси. Это нужно отметить, — деловито отозвалась Лена. Приобняла меня за плечи и чмокнула в висок. — И ещё кое. Девочки? — улыбнулась подруга загадочно, а я насторожилась, когда ей той же улыбкой ответили Оля и Юля.
— Вы чего?
— Кусок дерьма, имя которого противно произносить, — начала Юля, ища что-то в своем телефоне. — Не женится. Возможно, вообще никогда. Смотри.
Перед моим лицом застыла рука с телефоном. Фото Вити с яркой красной надписью на нем «Альфонс и изменщик». Фотография на странице Эллы.
— А что случилось? — посмотрела я непонимающе на девочек. — Это вы сделали?
— Это он сделал. А мы лишь разрекламировали его «достижения», — показала Оля пальцами кавычки.
— Короче, — села Юля на стул, будто приготовилась рассказать очень длинную историю. — Ты убежала, а мы решили остаться и отработать свой танец. С небольшим дополнением… — таинственные нотки ее голоса заставили меня насторожиться.
— Что вы сделали, девочки? Вас за это не посадят? — на всякий случай уточнила я.
— Нам