Читать интересную книгу Собака, которая выла - Эрл Гарднер

— Да.

— И вы не могли взять ручку в правую руку?

— Да. Поэтому все ваши обвинения, будто я написала записку или заполнила телеграфный бланк, — ложь. У меня рука не работала. Как же я могла удержать в пальцах ручку?

— Находились ли вы, — оборвал ее Перри Мейсон, — в Мидвике 17 октября сего года?

Свидетельница замялась.

— Разве вы, — продолжал адвокат, не дожидаясь ответа, — не нанимали самолет и не летали в Мидвик 17 октября сего года?

— Да, — призналась свидетельница, — я надеялась разыскать в Мидвике миссис Картрайт и летала туда самолетом.

— Так не вы ли отправили телеграмму с мидвикского телеграфа, пока там находились?

— Нет, я же вам говорила, что физически не смогла бы заполнить бланк.

— Прекрасно, — сказал Перри Мейсон, — давайте-ка еще раз на минуту вернемся к вашей укушенной руке. Пес так сильно ее покусал, что вы никоим образом не могли удержать ручку в пальцах правой руки, да?

— Да.

— И так было 17 октября сего года?

— Да.

— И 18 октября — то же самое?

— Да.

— И 19-го?

— Да.

— Очень хорошо, — произнес Перри Мейсон. — Соответствует ли действительности, что на протяжении всех перечисленных дней вы делали записи в дневнике?

— Да, — выпалила она, не подумав, охнула, прикусила губу и сказала: — Нет.

— Так «да» или «нет»? — допытывался Перри Мейсон.

— Нет, — произнесла она.

Перри Мейсон выдернул из кармана рваный листок бумаги.

— Ну а эта страница, — спросил он, — разве не взята она из дневника, который вы заполняли в один из этих дней, а именно 18 октября сего года?

Свидетельница молчала, глядя на вырванную страницу.

— И разве не соответствует действительности, — продолжал Перри Мейсон, — что вы одинаково свободно владеете и правой и левой рукой? Разве не правда, что вы всегда умели писать левой рукой — и писали, когда нужно было изменить почерк? Разве не факт, что вы ведете подобный дневник, откуда вырвана эта страница, и что почерк, каким она заполнена, один к одному совпадает с почерком на записке, якобы написанной Паулой Картрайт, и на телеграфном бланке, якобы заполненном ею же?

Свидетельница встала, остекленевшими глазами посмотрела на судью Маркхема, уставилась на присяжных, открыла побелевшие губы и завизжала.

Зал суда превратился в сумасшедший дом. Приставы стучали жезлами, призывая к порядку. Полицейские бросились к свидетельнице. Клод Драмм стоял и, как сумасшедший, требовал, срываясь на крик, переноса заседания, но его голос тонул в шуме и гвалте.

Перри Мейсон вернулся к столику для адвокатов и сел на свое место.

Полицейские подбежали к Тельме Бентон. Подхватив ее под руки, они попытались увести ее с места для свидетелей, но тут она повалилась, потеряв сознание.

Голос Клода Драмма пробился сквозь стоящий в зале сплошной рев.

— Ваша честь, — кричал он, — во имя элементарной порядочности, во имя человечности я требую отложить слушание дела, чтобы свидетельница смогла хоть как-то взять себя в руки перед возобновлением перекрестного допроса. Чем бы ни объяснялась ее болезнь, очевидно, что она очень больна. Продолжать сейчас столь безжалостный перекрестный допрос — значит забыть о порядочности и человечности.

Судья Маркхем задумчиво прищурился и поглядел на Перри Мейсона. Перри Мейсон заговорил спокойно и тихо, и шум в зале улегся — публика хотела его слышать.

— Могу я спросить коллегу, — сказал он, — просит ли он отложить заседание единственно по этой причине?

— Исключительно, — ответил Клод Драмм.

— Могу ли я также поинтересоваться, учитывая просьбу о перерыве, есть ли у обвинения еще свидетели или это последний?

— Это моя последняя свидетельница, — заявил Клод Драмм. — Я оставляю за защитой право вернуться к перекрестному допросу. Окружная прокуратура, как и защита, заинтересована выявить подлинные факты по этому делу. Но я не могу дать согласие на продолжение перекрестного допроса женщины, которая явно страдает от чудовищного нервного перенапряжения.

— Мне кажется, адвокат, — заметил судья Маркхем, — что на сей раз мы удовлетворим ходатайство и, но крайней мере, ненадолго отложим слушание.

Перри Мейсон любезно улыбнулся и произнес:

— Ваша честь, в таком ходатайстве больше нет необходимости. Я с удовольствием заявляю, что, принимая во внимание психическое состояние свидетельницы и мое стремление закончить дело, я отказываюсь от возобновления перекрестного допроса.

Он сел.

Клод Драмм застыл у своего кресла, с недоверием уставившись на Перри Мейсона.

— Вы завершили допрос? — спросил он.

— Да, — ответил Мейсон.

— Данные обстоятельства, — заявил Клод Драмм, — застали меня врасплох, ваша честь, и я бы хотел просить отложить заседание до завтрашнего утра.

— Для чего? — спросил судья Маркхем.

— Только для того, чтобы разобраться кое в каких фактах и определить дальнейший курс действий, — ответил Клод Драмм.

— Но, отвечая на вопрос адвоката, — возразил судья Маркхем, — вы заявили, что это ваша последняя свидетельница.

— Хорошо, — вдруг согласился Клод Драмм, — обвинению нечего больше добавить. Слово защите.

Перри Мейсон поклонился судье и присяжным.

— Защите, — произнес он, — тоже нечего добавить.

— Что?! — воскликнул Клод Драмм. — Вы совсем отказываетесь от показаний?

— Защите, — с достоинством повторил Перри Мейсон, — нечего добавить.

— Господа адвокаты, не желаете ли начать прения сторон? — спокойно и бесстрастно произнес судья Маркхем.

— Да, — ответил Перри Мейсон, — я бы хотел начать прения.

— А вы, адвокат? — обратился судья к Клоду Драмму.

— Ваша честь, в настоящее время я не готов. Прения потребуют подготовки. Я еще раз ходатайствую о переносе.

— И еще раз, — сказал судья Маркхем, как говорят о решенном вопросе, — ходатайство отклоняется. Я считаю, что суд обязан считаться с правами подсудимой в настоящем процессе. Начинайте прения, мистер Драмм.

Клод Драмм встал и объявил:

— Ваша честь, я считаю, что должен просить суд о прекращении настоящего уголовного дела.

Судья кивнул:

— Очень хорошо, и если…

Перри Мейсон поднялся со своего места.

— Ваша честь, я возражаю против этого предложения. По-моему, я уже излагал мою позицию по данному вопросу. Подсудимая имеет право добиваться, чтобы с ее имени было смыто пятно. Прекращение дела не приведет к этому.

Судья Маркхем вдруг прищурился и глянул на Перри Мейсона с той настороженной недоверчивостью, с какой кошка следит за мышиной норкой.

— Я не ошибся, адвокат, вы действительно возражаете против прекращения дела прокуратурой?

— Да.

— Хорошо, — сказал судья Маркхем, — мы передаем дело на суд присяжных. Прошу помощника окружного прокурора начать прения.

Клод Драмм поднялся и подошел к скамье присяжных.

— Господа присяжные, — произнес он, — это дело получило весьма неожиданный оборот. Я не знаю, какой линии стал бы придерживаться, если бы слушание дела было продолжено и я успел осмыслить факты в полном объеме. Тем не менее имеющиеся факты свидетельствуют о том, что подсудимая находилась в доме, где произошло убийство, во время совершения убийства. Доказано, что у нее имелись достаточно серьезные мотивы к тому, чтобы убить покойного. Выстрелы были произведены из пистолета, который она приобрела. Я считаю, что по совокупности обстоятельств ее нельзя оправдать. Со всей откровенностью заявляю, что, по моему мнению, обвинение не должно настаивать на смертной казни. Со всей откровенностью заявляю, что неожиданный поворот событий приводит меня в некоторое замешательство, однако полагаю, что вы должны рассмотреть настоящее дело. Господа, к этому мне нечего добавить.

Кипя от бешенства, но внешне преисполненный достоинства, он занял свое место.

Перри Мейсон подошел к присяжным, обвел их вопрошающим взглядом и начал:

— Господа, тот факт, что главная свидетельница обвинения столь кстати проговорилась, избавил вас от вынесения непоправимо несправедливого решения в отношении невиновной женщины.

Улики в этом деле носят исключительно косвенный характер. Обвинение имеет право делать из обстоятельств дела любые угодные ему выводы, но и защита имеет точно такое же право.

Позвольте мне по этой причине остановиться на обстоятельствах дела и показать вам, во-первых, невозможность того, что преступление было совершено подсудимой, и, во-вторых, возможность того, что оно было совершено другим лицом.

Прежде всего факты свидетельствуют о том, что лицо, убившее Клинтона Форбса, проникло в дом либо с помощью отмычки, либо открыв дверь ключом, каковой имело на законном основании. Факты свидетельствуют, что это лицо проследовало к комнате, где брился Форбс. Факты свидетельствуют, что Форбс вышел из спальни в библиотеку посмотреть, кто пришел: что он потом испугался, побежал назад в ванную и спустил с цепи привязанную там полицейскую овчарку. Очевидно, что, когда он услышал движение в библиотеке, он пошел туда, по пути стирая с лица полотенцем мыльную пену. Увидев нарушителя, он побежал в ванную и спустил пса. Для этого ему понадобились обе руки, и он уронил полотенце со следами стертой с лица пены. Это полотенце упало у края ванны, именно там, где ему положено было упасть по логике обстоятельств и естественному ходу вещей. Пес, обнажив клыки, бросился на нарушителя и, как весьма уместно заметил обвинитель и как весьма правдиво показала свидетельница обвинения, попытался спасти хозяину жизнь. Убийца пристрелил собаку в упор. На шерсти у пса имеются подпалины от пороха, а это говорит о том, что он и в самом деле напал на убийцу, когда были сделаны выстрелы.