– Безгранично, сир… Да, да, действительно, я и помыслить не могла, что буду настолько счастлива…
Она потерпела сокрушительное крушение! Погибли все ее надежды. Анна-Тереза с трудом сдерживала бешенство. Столько лет, столько усилий – и какой же великой цели она добилась? Потратить чуть ли не всю жизнь на то, чтобы тебя в конце концов силой оторвали от придворных утех, чтобы влачить жалкое существование рядом с шестидесятилетним уродом?! Было от чего заплакать…
Действуя очень мягко, со множеством предосторожностей, она попыталась навести короля на мысль все-таки отказаться от столь лестного и столь прискорбного для нее решения. Но Виктор-Амедей был самым большим упрямцем на свете. Его стремление властвовать во всем не позволяло прислушиваться к протестам, от кого бы они ни исходили. Король совершенно не терпел противоречия, особенно в тех случаях, когда был убежден, что поступки его направлены исключительно на благо окружающих.
Анна-Тереза находилась в страшном смятении, она была близка к полному отчаянию. И в таком состоянии ей пришлось присутствовать 7 сентября 1730 года на торжественном отречении Виктора-Амедея от престола. Карлен становился королем Карлом-Эммануилом III. В то самое время, когда Турин сверкал огнями фейерверков, пока радостно пели фанфары, парочка престарелых «голубков» вылетела из столицы королевства, чтобы отправиться в бывшую столицу герцогства. Виктор-Амедей твердо решил поселиться в старом замке Шамбери, колыбели его семьи, которая казалась ему самым подходящим местом для людей уже довольно преклонного возраста, решивших начать новую жизнь.
Это решение окончательно повергло госпожу де Спиньо в отчаяние. Замок Шамбери был не чем иным, как громадной средневековой крепостью, величественной с виду, но совершенно непригодной для нормального существования. Огромные негостеприимные залы, бесконечные коридоры, ничего не согревающие камины с плохой тягой, ужасные сквозняки… Чтобы полностью претворить в жизнь свои представления о семейном счастье, Виктор-Амедей к тому же решительно предпочел одиночество вдвоем. Он дал понять своим подданным, что не может быть и речи ни о празднествах в его честь, ни о том, чтобы позаботиться о чем-то вроде двора. Ему хотелось наслаждаться лишь обществом своей изумительной жены, выбранной именно потому, что только она способна подарить ему тихие радости и спокойствие, которое он заслужил за долгие годы тяжкого труда…
В душе несчастной Анны-Терезы все клокотало. Она изо всех сил старалась, несмотря ни на что, изображать удовольствие и признательность. Бедняжка пыталась достойно выдержать посланное ей испытание в основном потому, что боялась разозлить мужа, характер которого был ей хорошо известен. Но зима положила конец этому ее и без того хрупкому смирению. С наступлением холодов покорность судьбе стала казаться ей невыносимой.
Та зима и впрямь выдалась на удивление холодной и сырой. Это сразу же отразилось на состоянии и настроении королевской четы. «Гнездышко любви» постепенно становилось не более комфортабельным, чем тюремная камера. Казалось, что закат приходит в просторные средневековые залы тогда, когда еще не наступил рассвет, что дни здесь короче, а ночные сумерки длиннее, чем где-либо на свете. Кроме того, Виктор-Амедей страдал ревматизмом, а у его супруги не проходил насморк. И в конце концов госпожа де Спиньо обнаружила, что у нее появился союзник: Виктор-Амедей явно затосковал…
Привычка к власти – мощный наркотик. Бездействие, пусть даже наедине с любимой женщиной, довольно скоро становится невыносимым. Кроме того, супруге экс-короля удавалось в самые подходящие моменты нашептывать ему, что его подданные, вероятно, очень сожалеют о прошлом. Карлен плохо управляет страной. Да-да, в Турине очень недовольны. В общем, она действовала так тонко и так упорно, что в один прекрасный день Виктор-Амедей не смог больше сдерживаться. Он прыгнул в карету, перебрался через Альпы, совершенно неожиданно появился в Турине и, водворившись во дворце, объявил, что аннулирует свое отречение от престола.
Это, разумеется, вовсе не понравилось Карлену, уже привыкшему к своей новой роли. Он направил против папаши верные новому королю войска, и Виктору-Амедею не оставалось ничего иного, как бежать из города. Его преследовали и однажды ночью, когда он мирно спал в объятиях супруги, арестовали.
Взбешенный подобной наглостью, он попытался сопротивляться, но вынужден был уступить превосходящей силе противника. Его препроводили в замок Тиволи, затем в форт Монкальери, где он и скончался несколько месяцев спустя, снедаемый гневом. Что же касается его морганатической супруги, которую полуголой вытащили из кровати, бросили в карету и отвезли в Пиньероль, то ей пришлось остаться там: она прожила еще больше сорока лет в монастыре, выстроенном в честь посещения Богородицей Святой Елизаветы, где в 1769 году скончалась, по-прежнему безутешная, оттого что позволила оставить себя в дураках.
Карлен же, освободившись от отца, которого всегда ненавидел, и от «второй матери», которую никогда не любил особенно сильно, позволил себе роскошь жить, как положено монарху. Он стал замечательным королем, при котором подданные королевства Сардинии и герцогства Савойского жили счастливо и нарожали много детей.
Гийом, граф Дюбарри
По сравнению с другими домами маленького городка Левиньяка, что в пяти лье от Тулузы, жилище семейства Дюбарри могло претендовать на звание замка. Хотя дом был одноэтажным (плюс мансарды), но высокие окна, равно как и треугольный фронтон, служивший украшением его фасада, придавали зданию аристократический вид. Тогда, в 1768 году, в этом доме жили четверо: старая дама, графиня Дюбарри, урожденная Катрин де Лаказ-Сарта, и трое из ее шести детей – Гийом, Франсуаза, которую гораздо чаще называли Шон, и Марта по прозвищу Киска. Правду сказать, всех троих уже никак нельзя было назвать юными. Бывшему солдату Гийому исполнилось тридцать шесть лет. Что же до обеих девиц, они не были лишены внешних достоинств, но полное отсутствие приданого позволило им перешагнуть рубеж тридцатилетия, уже не надеясь, что откуда-нибудь возьмутся женихи. Трое других были, слава богу, пристроены… или почти пристроены. Одна из дочерей вышла замуж за деревенского судью, занимавшегося торговыми делами. Самый младший из сыновей служил королю где-то поблизости от государственных границ. О старшем было мало что известно, потому как он чрезвычайно редко давал о себе знать. Звали его Жаном-Батистом, он жил в Париже на широкую ногу. Во всяком случае, в немногих письмах, присланных матери, он сообщал, что слывет щеголем и чрезвычайно редко окунает каблуки своих сапог в сельскую пыль.