И тут, словно ангел с неба, явилась Оля. Моя бывшая жена ловко обустроила весь детский “быт”, научила всему Лизу, которая всё-таки была более восприимчива к подобной информации, а потом… Потом я пожалел, что к информации такой не восприимчив, потому что она буквально выдрессировала меня на предмет разведения смеси, надевания памперса и укачивания.
В общем, в конце концов, через неделю я решил, что являюсь хорошим отцом. к тому же, Егор был пусть и совсем микроскопическим, но оборотнем, отца чуял и на руках у меня и в моём присутствии спал хорошо.
У Миры я бывал каждый день. Мне казалось, что с каждым моим приходом она выглядит всё менее и менее болезненной, но всё-таки списывал на то, что выдаю желаемое за действительно. Николай же говорил, что особых изменений в её состояние нет. Нужно просто ждать.
Я не позволял себе думать о плохом исходе. За эти полтора месяца я начитался столько всякий статей о том, что мысли материальны, что теперь думал только о том, что вот-вот Мира очнётся.
Но она всё так же была в коме, и я всё сильнее разрывался от страха её потерять. Ещё и статистика интернетная, чтоб её.
Но с каждым днём Егор всё больше и больше походил на вполне себе доношенного ребёнка. Полтора месяца сделали его четырёхкилограммовым богатырём, тем временем как по положенным срокам родиться он должен был только через пару недель.
Через пару недель я решил, что поездка на машине в специальном кресле ребёнку не навредит, и Егор впервые поехал в клинику вместе со мной. Он спал всё дорогу, а в здании зашевелился, предупреждая, что скоро будет бодрствовать.
Вот только я не ожидал, что сын отреагирует на Миру так активно. Я понимал, что раз он меня чувствует, то и маму свою тоже почувствует, вот только стоило мне открыть дверь палаты и занести ребёнка туда, как он активно забарабанил руками и захныкал.
– Ну, ты чего? – пытался успокоить его я, вытаскивая из автолюльки. – Мама скоро проснётся и с ней будешь играть, да? Мама тебя очень любит, ты даже не представляешь.
Сначала мне показалось, что мои слова подействовали на сына успокаивающе, но потом я понял, что Егорка смог как-то повернуть голову и теперь смотрел на Миру.
А она смотрела на него.
Эпилог.
Первым, что я увидела, очнувшись, были глаза моего сына. Первой мыслью моей было: он прекрасен. Мой ребёнок – просто чудо. И я его вижу. Я смогу к нему прикоснуться.
Последнее оказалось, кстати, не так уж и легко воплотить в жизнь. Даже руки меня не очень-то слушались и в движение пришли более-менее только через неделю. Правда марк всё-таки подносил Егорку ко мне и тот хватал меня за нос. Самое чудесное ощущение в моей жизни.
Через месяц с небольшим меня выписали. Николай записывал до выписки едва ли ни каждый мой вздох, восхищаясь результатами эксперимента. Ещё бы! Он сделал то, что раньше не получалось ни у кого. И собирался, кстати, распространить информацию, чтобы альфы аккуратнее выбирали мам для своих детей. Ну, и чтобы могли спасти тех, кто всё-таки забеременел нечаянно, как я.
Когда я вернулась домой, Егор никак не желал слезать с моих рук. Стоило мне только сделать попытку положить его в кроватку, как он начинал капризничать. В итоге первые две недели я спала тогда, когда сын не спал и “терпел” отца. И всё-таки я чувствовала не такой здоровой и молодой, как хотелось бы, восстановление занимало отнюдь не месяц. Но ради сына я готова был хоть вообще не спать: мне и самой не хотелось спускать его с рук. Подумать только, я пропустила два месяца его жизни!
В это трудно было поверить, но буквально через год мы уже забыли о том, что нам пришлось пережить. Наша жизнь стала обычной. Мы стали семьёй, почти что среднестатистической, если не считать того, что мои муж и сын были оборотнями, альфами. Мы ездили на выходные на природу, когда погода позволяла, или в город, или к Ире, где Кирюха вживался в роль дяди. Я планировала поступление в университет со следующего учебного года.
Егор в год был похож на обычного годовалого ребёнка за счёт того, что родился недоношенным, очень недоношенным. Но в два уже откровенно было заметно, что он и физически, и ментально опережает в развитии своих человеческих сверстников. Ира это не комментировала, лишь только округляла глаза, но ничего не говорила. Я сама завела этот разговор и рассказала о генетике. Вроде как, в семье Марка все такие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мне как бы поверили.
К пяти годам Егор уже откровенно был похож на школьника, по теперь его развитие станет помедленнее, я в этом убедилась, наблюдая ещё за Тёмой, фотки которого Оля скидывала часто.
Мы с Марком в первый год жизни Егора изображались сиамских близнецов, но потом всё-таки научились уделять время и делам.
Егору ещё не было шести, когда я закончила университет. Меня уже ждала должность в “стайной” фирме, весьма скромная должность, кстати, поблажек в этом плане я не очень много получала. Да не очень-то и хотела.
Оказывается, ещё когда я восстанавливалась после комы, Марк принял меры, чтобы у него никогда больше детей не было. Я понимала, что всё это ради моей безопасности, вот только когда Егор подрос, я поняла, что хочу второго ребёнка.
И вообще, как бы, дочь.
И тогда Марк предложил взять приёмного малыша. Идея была его, и мне она понравилась. Мы решили, что возьмём ребёнка возрастом до полугода, девочку. И, конечно же, на таких малюток было немало желающих. Все почти хотели взять ребёнка как можно более меньшего возраста.
И мы ждали. Оформили все необходимые документы и ждали. Марк хотел при помощи связей ускорить процесс, но я не хотела так. Всё-таки, немного верила в судьбу, поэтому готова была ждать своего ребёнка и год, и два. в конце концов, многие пары пытаются зачать ребёнка и дольше, можно считать, что у нас как раз такая ситуация.
В день рождения Егора, когда ему исполнялось семь лет, нам позвонили. Выбор пал именно на нас, потому что документы у нас все были уже оформлены, а возраст ребёнка был просто рекордно маленьким.
Десять дней.
Девочка родилась здоровой, а вот её мама не пережила роды. Отца нашли, но сделали вид, что его нет: личность оказалась настолько асоциальной, что доверить такому ребёнка приравнивается к соучастию в детоубийстве. Бабушек и дедушек тоже не было, как и тёть-дядь.
Егор знал, что у него может появиться сестрёнка, а когда я сказала, что завтра мы сможем уже её увидеть, то сын в ультимативной форме заявил, что увидеть её хочет сегодня.
В итоге, в роддом, где всё ещё оставалась девочка, мы приехали всей толпой: мы с Марком и Егором, Оля, Данил и Артём, Ира с Денисом и Кириллом, а так же Лиза и Олег. Последние двое, кстати, скрывали от Марка отношения уже лет восемь, я сама случайно узнала. Марк рассказал.
Но ребёнка показали только нам троим. Я смотрела на девочку, которая даже не плакала, когда я брала её на руки, и понимала, что уже люблю этого ребёнка.
– А как её зовут? – шёпотом спросил сын, поглядывая на малышку, как на восьмое чудо света.
Я так же тихо ему ответила:
– Никак пока.
И тут глаза у сына загорелись, он, как и прежде, шёпотом затараторил:
– Мама, мы должна назвать её Алисой!
Я тихо рассмеялась, когда девочка зашевелила ручками, будто бы соглашаясь.
– Красивое имя.
– Ага, – проговорил Егор, а Марк тем временем обнял нас обоих со спины. – Потому что в стране чудес. Папа сказал, что чудеса бывают, значит у неё их будет много.
Конец