Читать интересную книгу Наследник для нелюбимого альфы (СИ) - Раевская Ада

В этот момент мне будто бы вырезали сердце. Вот оно было во мне, билось, а вот уже вместо него зияющая дыра.

– Повтори, – хриплый голос Марка раздался как гром среди ясного неба. – Повтори, что ты сказал.

Николай не мог ослушаться приказа альфы:

– Если Мира родит ребёнка, то она умрёт.

Мир забился на тысячи осколков с оглушительным звоном. Уши от этого звона у меня заложило. Сердце в груднуе клетку вернули, вот только теперь оно было исколотым и израненным. Оно было разорвано в клочья, а затем кое-как собралось обратно, чтобы доставлять мне нестерпимую боль каждым ударом. Терзать меня тем, что я живу и дышу.

Новость оказалась смертным приговором для меня. Не для ребёнка, для меня…

И я пребывала в таком трансе, пока не услышала слова Марка:

– Хорошо, когда ты сможешь провести операцию?

Я даже не поняла о чём идёт речь, поэтому из последних сил переспросила:

– Какую операцию?

Ответил мне доктор:

– Аборт, Мира. Срок уже большой, но это спасёт тебя…

И в этот самый момент внутри меня толкнулся мой малыш. Я обняла живот, защищая своего сына, и посмотрела на обоих “вершителей судеб” так, будто бы волком тут была я, а не они.

– Нет.

Марк зарычал. Откровенно зарычал, вскакивая с кресла.

– Да, Мира, да! – его глаза были глазами зверя, а не человека. Вот только сейчас это не произвело на меня никакого впечатления. – Я тебя не спрашивал!

Это стало последней каплей. Та самая пружина истерики раскрутилась внутри меня, и я захохотала. Наблюдала за собой, будто бы со стороны. Моё тело извивалось от хохота, который был похож скорее на смех сатаны.

– Мира, это, блять, ни разу не смешно! – орёт мне в лицо Марк, а я смеюсь всё громче и надрывнее.

Вот-вот, кажется, смех перейдёт в рыдания, но вместо этого он просто обрывается, а я перестаю быть посторонним наблюдателем. Возвращаются мучительные удары мышцы, которая по моему телу качает кровь.

– Не будет никакого аборта.

Голос мой тихий, надломленный, в противовес недавно грохочущему смеху. Сил говорить вообще нет, но моя тщедушная душонка откуда-то их находит, лишь бы как-то защитить ребёнка.

Сейчас даже плевать становится на то, что я умру. Страшно. Да, страшно, но ещё страшнее думать о том, что мой малыш, который толкает меня ножкой изнутри, может не родиться. Наверное, ещё несколько недель назад меня смогли бы на это уговорить, но сейчас я чётко осознаю лишь одно: он уже настолько часть меня, что я просто не переживу его смерти. И тогда это просто будет напрасным. Лучше ведь, чтобы один кто-то умер, чем оба. Из двух зол нужно выбирать меньшее, не так ли?

– Мира, это не вопрос, – холодно произнёс Марк, пытаясь, кажется, подавить меня одним своим взглядом.

Но у него ничего не получилось. Я смотрела ему в глаза, крепко сжав зубы. И когда взор отвёл он, произнесла:

– Или он будет жить, или мы оба умрём, вот это вопрос.

Глава 19. Марк.

Очень редко случалось такое, что я о чём-то сожалел. Обычно, даже если и случалось что-то, то я всегда помнил о том, что время вспять не повернуть, а ошибки исправлять нужно в настоящем.

Сейчас мне хотелось вернуться в тот день, когда я встретил Миру и убить себя. Она бы тогда просто повеселилась на вечеринке, а потом вернулась домой и всё. Просто всё. В ней не завёлся бы паразит, как бы больно ни было его так называть, который её убьёт.

И виной всему я. Какого хера я вообще не пользуюсь своими мозгами тогда, когда надо? В итоге буквально через три месяца она может умереть по моей вине.

– Мира, – я не понимал, почему она упирается. Она должна бояться смерти, она молодая девушка. В конце концов, после того, как… после операции, она сможет оправиться и через какое-то время родить от человека. Наверное, она просто не осознаёт слов, сказанных Николаем. – Если мы успеем сделать операцию, то ты выживешь и будешь здорова. Пройдёт какое-то время, и ты об этом забудешь. Ты – человек, уже имеющийся человек. То, что живёт в тебе могло бы стать нашим сыном, если бы не убивало тебя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Эти слова давались мне с трудом, но стоило мне только представить, что она умрёт, я готов был отринуть в сторону все уговоры и силком отправить её на хирургический стол. А после этого отпустить.

Но Мира била в самую суть. Она будто бы читала мои мысли сейчас.

– Если ты заставишь меня это сделать, то я себя убью. И тебя убью. Всех вас убью! – её голос итак был хриплым, а сейчас сорвался на надрывный крик вновь. – Не трогай его. У тебя будет сын, он не виноват в том, что произойдёт. Человеческие девушки тоже умирают при родах. Не трогай его…

Она после крика почти шептала, безумным взглядом прожигая мою душу. Заставляя меня сходить с ума вместе с ней от бессилия.

Я ей верил. Я смотрел на неё и верил в то, что она говорила. Она правда отомстит за смерть своего ребёнка. И, что страшнее всего, она и правда не будет жить. Это читалось в её взгляде так легко, будто бы написано буквами там было.

– Мира, почему?.. – всё, что мог спросить я. Зачем она губит себя… Зачем? Вся её жизнь впереди, но она хочет махом перечеркнуть её. Почему именно в ней взыграло это непреодолимое желание защитить своего дитёныша? Не у всех волчиц хватило бы слабоумия и отваги на такое… Почему именно она? Человеческие женщины порой бросают своих детей, а она готова умереть за ребёнка, который ещё и не появился.

Мира будто бы пребывала в трансе: она смотрела перед собой, раскачивалась взад-вперёд, сгорбившись и обнимая свой маленький живот. Пока маленький. А потом он вырастет и убьёт её.

Но я всё ещё верил ей. И представить себе не мог, как силком заставляю её пройти операцию, а потом она убивает себя. И всё действительно зря.

Где эти сраные фантасты со своей машиной времени? Я бы вернулся и убил себя. Убил бы себя, а она бы жила дальше и радовалась.

Я посмотрел на Николая, в тайне надеясь, что он знает, как это исправить. Вот только он смотрел на Миру, как на уже умирающую, а глаза его блестели. От слёз, видимо. От чёртовых, блять, слёз!

– Почему, Мира?! – не выдержал я и вскочил с кресла, буквально рыча.

А она потеряла сознание.

Буквально вырубилась, будто по щелчку. Она не отняла рук от живота, закрывая его и в таком состояние.

– Она легко может выполнить своё обещание, я такое видел, – тихо проговорил Николай то, что я итак знал. – Я… Я думаю, что мы должны принять её решение.

Я подхватил Миру на руки, перенося её на диванчик, стоящий в углу. И тут же развернулся.

– Какое нахуй решение?! Убить себя? От такого лечат, вообще-то!

Николай смотрел на меня безотрывно. А потом сказал:

– Судя по сроку, ребёнок внутри неё уже шевелится, – я кивнул. – Вот, она это чувствует. Он для неё не эфемерный комок, он для неё уже есть. Она его любит больше всего на свете, больше всего. Она уже мать. И ты убьёшь её, если заставишь меня это сделать. И этим самым действительно потеряешь обоих.

Мне хотелось сказать, что мне нахер не сдалось существо, которое её убьёт, но потом я сам себя услышал. И пусть гнев мой никуда не делся, вслух я это произносить не стал. Он просто не поймёт.

– Я бы раз уговорить её, но она сразу приняла решение, – Николай продолжал. – И я, как врач, повидавший многое, могу тебе сказать, что остаётся только смириться. К тому же, факты. Учитывая примерные размеры плода, операция никак не может быть безопасной. Это серьёзная угроза жизни. А в случае родов ребёнок выживет точно, тут, сам понимаешь, без рисков.

Но его слова меня только больше злили:

– Она уже есть! Он – просто кусок мяса. Не думает, не говорит, не чувствует, планы на жизнь не строит! Я готов был заставить её родить, но не ценой её жизни!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Николай прервал меня:

– У тебя есть две недели на то, чтобы убедить её. Действительно убедить, а не заставить. Может быть, первый шок спадёт, и она всё-таки напугается смерти. Есть такой шанс. И лучше тебе сделать это ласково. Если она испугается потерять свою жизнь, то после операции будет проще сделать так, чтобы она пришла в себя, и её психика восстановилась.