class="p1">– Потом, – твердо заявила Анна, – зажегся зеленый.
Гвидо встал, прошелся. Взял с тумбочки стакан из-под воды и, хоть там ничего уже не оставалось, поднес его ко рту, вытряхивая последние капли.
– И еще, когда она сегодня пришла, я заметила, у нее на браслете золотой фунт висел.
– И что?
– У папы таких мешок был. И у Боргоньи есть браслет с такими фунтами.
Гвидо не отвечал; лицо суровое, печальное.
– О чем думаешь? – спросила Анна.
– О том, что ты мне сейчас сказала.
Гвидо сделал еще несколько шагов и резко свернул в ванную, дверь не закрыл. Зашумела вода – наверное, пьет. Анна откинулась на кровати, заложила руки за голову. Вздохнула. Теперь она уже почти не сомневалась, что у отца с Марией Соле был роман. Вспомнилась сцена в парке: не должен ли был Аттилио в тот день вести детей гулять? Не ради него ли там была Мария Соле? И потом, эта шпилька у него на прикроватной тумбочке. Да, мысль о том, что Мария Соле крутила с отцом, переставала казаться дикой. И что Боргонья тоже. Да кто знает, сколько их там еще. Ее отец был обычным мужчиной, из плоти и крови.
Из ванной донесся шум. Гвидо сплевывал, кашлял, потом дважды спустил воду. Его рвало. Анна вскочила и заглянула к нему:
– Все хорошо?
Гвидо, сидевший в обнимку с унитазом, предупреждающе поднял руку. Анна отступила, подождала у порога. Снова зашумела вода. Вероятно, теперь он чистил зубы. Вернулся с посеревшим лицом, глаза слегка покраснели.
– Мне кажется, у тебя кишечная инфекция.
– Я аспирин выпил на голодный желудок. Не надо было, с этим чертовым гастритом.
– Теперь получше?
– Немного, – улыбнулся Гвидо. Потом встал у окна, скрестив руки на груди и глядя в небо. Там еще виднелись слабые отсветы заката. Гвидо стоял не шевелясь, не моргая.
Пришел Габриеле, поглядел на родителей и, забравшись на кровать, ухватил Анну за локоть:
– Мама, идем!
– Куда?
– Идем! – Сын мелкими шажками пошел к двери, обернулся: – Идем!
Анна поднялась с кровати, и Габриеле взял ее за руку и повел.
– Гвидо, я тебе ромашку заварю.
Они дошли до кухни, и Габриеле показал на висячий шкафчик. Значит, проголодался.
– Хочешь крекер? – спросила она.
Он кивнул.
Анна дала ему упаковку, и он довольно улыбнулся. Подождал, пока она поставит чайник на плиту, и снова за руку увлек за собой в детскую. Наталия, лежа в своей кроватке, терла глазки. Габриеле с размаху сел на пол (что возможно только в таком возрасте) и, пристально глядя на маму, ждал, что она присоединится. Анна опустилась рядом на корточки. Сын сильно накрошил крекером.
– Аккуратней, – сказала Анна, подбирая крошки пальцами. Габриеле засмеялся, а вслед за ним и сестренка, подхватив его радостный настрой, залилась смехом в своем зарешеченном домике. Анна легла на ковер, наслаждаясь общим весельем. Эдакое ликование без причины, с оттенком безумия. Габриеле встал на четвереньки, залез на нее, прижался головой к ее груди и прошептал:
– Мама…
Анна прижала сына к себе.
Вошла Кора, принялась собирать игрушки и складывать их в плетеную корзину.
– Габри, давай, помоги мне.
Мальчик соскользнул на пол и стал прилежно наводить порядок.
– Искупаем их, – решила Анна.
– Да, синьора, – задумчиво отозвалась Кора.
Анна приготовила ромашковый чай, щедро добавила лимона. Зайдя в спальню, застала Гвидо на том же месте в той же позе. Зарево на небе погасло, а он так и стоял в темноте у окна. Анна включила торшер, и он резко обернулся.
– Все в порядке?
Гвидо, словно пробудившись от летаргического сна, медленно повернулся, снял футболку. Его соски были как две темные виноградины. Приблизился к Анне, толкнул на постель, встал над ней на четвереньках – прямо как Габриеле пять минут назад. От него шел кислый запах: простуда. Изо рта тоже неприятно пахло.
– Прошлой ночью было хорошо, – прошептал он ей на ухо. – Ты изменилась, Анна.
По ее телу пробежала легчайшая, едва ощутимая дрожь.
– Начнем все с начала? – продолжал Гвидо. И поцеловал ее в шею.
Анна закрыла глаза, отдаваясь ощущениям. В очередной раз вспомнились Хавьер с Майей в коридоре детсада. Как они были близки.
– Мы все починим. Я возьму еще хирурга. Перестану пропадать на работе. Будем больше бывать вместе – ты, я, дети. – Он расстегнул верхние пуговицы ее рубашки, неспешно поцеловал. – Тихо, тихо, не будем торопиться.
– И никаких больше махинаций, никаких фальшивок, вот этого всего, – ответила Анна, глядя в потолок.
– Никаких, любимая, абсолютно никаких. Это твой отец решал все, не я. Может, и правда у него что-то было с Марией Соле. Может, она его в такое втянула, и они вместе убеждали клиенток подделывать страховку и покрывали друг друга. Она в таких вещах профи. Красивая, хитрая. И он правда питал к ней слабость.
– А ты? Ты не питаешь к ней слабость? – спросила Анна.
Гвидо замер над ее животом. Тридцать секунд он молчал, наполняя густым дыханием ее пупок. Потом снова неспешно поцеловал.
– Как тебе такое только в голову пришло. Я и твой отец с одной и той же женщиной?
Анна подняла голову и, напрягая пресс, ухватила его за подмышки. Гвидо повалился рядом с ней.
– Тогда кто? – спросила она, глядя ему в глаза. – Клиентки?
– Клиентки – это табу. А ты?
Анна неожиданно ощутила укол удовольствия. Ревность, словно тлевшие угли, запылала от легчайшего ветерка. Но это не испугало ее, а возбудило.
– Что я? – захлопала она глазами.
– Ты – ни с кем?
– Нет.
Гвидо поцеловал ее в лоб. Провел пальцем по веку. Никогда еще он так бережно себя не вел.
– Не могу поверить, что за все это время… Если мы хотим начать все с начала, нужно быть честными, – настаивала Анна.
– Один раз, с медсестрой, – прошептал он ей на ухо.
Она взяла его за подбородок:
– И как она? Хороша?
Гвидо тут же уловил всю напряженность вопроса: точно радаром, считал не только интонацию, но и расширенные зрачки, сжавшиеся ноги, ритм запрыгавшего сердца. Развернулся неисследованный сценарий, прежде у них и в мыслях не было ступать на эту территорию. Гвидо, вытянувшись рядом, закинул руки за голову:
– Блондинка. Глупая. С очень большой грудью.
– Как у Мэрилин Монро? – Анна задержала дыхание.
– Точно. Как у Мэрилин Монро, – согласился Гвидо, просовывая руку ей под голову.
22
Анна собрала детям чемодан меньше чем за час. Этим утром все находилось легко – маечки, шерстяные носки и шапочки, флиски ярко-синего цвета, потерялось только масло какао и медвежонок Люсиль. Потом она вспомнила, что масло – во внутреннем кармане ее шубы из