Читать интересную книгу Судовая роль, или Путешествие Вероники - Елена Блонди

С трудом дождалась, когда та тихо влетит в игровую, принеся с собой теплый запах свежего молока и едкий — навоза. И, кивая сбивчивому шепоту, свалилась ничком, заснув раньше, чем голова упала на тощую подушку.

Проснулась от желтых солнечных лучей, что ползли по лицу и щекотали ресницы. Села, вертя лохматой головой. В игровой было тихо и она, запахивая халатик, вышла из кладовки, с трудом приходя в себя, осмотрелась, ничего не понимая. Медведи и жирафы плюшево сгрудились на полках, солнце поблескивало на вытертых круглых столиках, пятнало квадрат ковра, расцвечивая стену недостроенной крепости. Никого.

Ника заглянула в пустую спальню. Шлепая тапками, спустилась вниз и подергала ручку на двери. Закрыто. Нервничая, вернулась обратно наверх и застыла перед круглыми часами, вокруг которых скакали нарисованные зверюшки. Полшестого?

— Как полшестого? А паровоз? А станция?

Солнце тихо перемещалось вниз, за окнами млела пустынная улица. Ника снова помчалась по лестнице, задергала ручку, пнула ногой крашеное белым дерево. И отступив в закуток за пышной китайской розой, стала выкручивать щеколду на узком окошке. В длинном стекле увидела — на веревке за игровой площадкой висят ее джинсы, размахивая штанинами, а рядышком — паруса простыней.

— Д-да что ж такое-т-то…

Щеколда подалась, звякнув. Ника примерилась и боком стала протискиваться в узкое окно, перекинув наружу ногу.

— Ты чего делаешь?

Сидя верхом на подоконнике, она оглянулась. Позади на ступенях стояла полная женщина, похожа на ту, что помогала ей звонить в школе. И вязанье в опущенной руке было похожим.

— Я заблудилась, — честно призналась Ника, — меня закрыли. В средней группе.

Пыхтя, пролезла обратно, уронив на улицу тапок. Женщина улыбнулась, глядя, как Ника переминается босой и обутой ногами.

— Из группы другая дверь. В общий коридор. Там лестница, и вход открыт.

— Извините. А я смотрю, нет никого.

— Так суббота же, — вязальщица повернулась и пошла вверх, — пойдем, тапок свой подберешь.

— Я на поезд опоздала, — потерянно сообщила Ника широкой спине с мерно двигающимися лопатками, обтянутыми белым халатом, — в пять часов.

К глазам вдруг подкатили слезы, и она мужественно шмыгнула. Еще не хватало разреветься…

— Зато выспалась. На работе, что ли, ждут? А то напишу справочку, что не ходил транспорт, печать поставлю, — женщина быстро прошла игровую, на ходу поправляя легкую штору, придвигая стульчик к столу, оглянулась, — я заведующая, Нина Петровна. Что?

— Как моя мама.

Та кивнула. Вместе они прошли к галерейке, соединяющей два боковых крыла, и спустились вниз, заведующая открыла стеклянные двери.

— Вон лежит. И пойдем в кухню, покормлю.

— Что вы, я не голодная, — подавленно сказала Ника, возвращаясь в обоих тапках.

— Пойдем-пойдем, хватит всякое оливье точить, у нас суп вчерашний остался чудесный. Кашу будешь молочную?

— Нет, спасибо.

В пустой кухне голоса звучали гулко, и казалось, чуть звенели в ответ яркие бока огромных кастрюль. Нина Петровна разогрела на отдельной маленькой плите маленькую кастрюльку, налила тарелку Нике, быстро глянула, как та неловко берется за ложку. И налила себе тоже. Грузно села за край большого вытертого стола, где у стены лежали деревянные доски и скалки.

— Хлеб бери. Перец вон, соль.

— Спасибо.

У Нины Петровны над крупным лицом с несколькими глубокими морщинами топорщились вниз и в стороны короткие пепельные волосы. И темные глаза из-за цвета волос казались почти черными. Ела она аккуратно и мерно, методично откусывая от коричневого ломтя. Прожевав, что-нибудь спрашивала, дожидалась ответа, кивала, снова съедала ложку супа, закусывая хлебом, и снова спрашивала.

— Так не нужна справка?

— Я в отпуске.

Кивок.

— Выспалась хоть?

— Да.

Кивок.

— Дома ждет кто?

— Мама только. А сына бабушка забрала, в санаторий поехали.

Кивок. Нина Петровна доскребла ложкой тарелку и встала.

— Сейчас яичницу сделаю.

— Ой, я наелась, спасибо!

— Сиди. Яйца свежие, масло тоже. Хоть попробуешь настоящего.

Хрупнула скорлупа, зашипела на плите сковородка.

— Настька ко мне в сад ходила. И Петрик тоже. Потом в школу. Я историю преподаю. Мы там с тобой виделись. Держи, тут пара яиц всего, не растолстеешь. Сейчас вот Петруха отслужит, да, может, поступит куда. Потом по распределению уедет, Настюху свою с дитем заберет. Ну, в сад успеет лялька походить, а после ту-ту, будут к бабушкам в отпуск наезжать. Сперва. А как на ноги встанут, то в Крым да в Сочи. Горчицу бери, злая, хорошая. Настька — девка славная. А Петрик совсем молодец, троечник был, да то неважно. Хороший мальчик.

— Они помирились? А то я проспала все.

— Нет. Да помирятся. Куда ж ей — с брюхом. Поорет да успокоится.

Ника положила вилку.

— Обидно. Свадьба только что и уже такая ссора.

— Угу. А ему ж уезжать завтра. Лучше б успели, а то останется девка вся в горестях. Компот будешь? Или сок? Давай чашку, налью.

— Спасибо, Нина Петровна. Очень вкусно.

— На здоровье. Пойдешь к Людке?

Ника вздохнула, ставя пустую чашку. Тут так мирно и тихо. А там все еще длится ссора, идут всякие разборки. Уборки. Разор, как сказала Элеонора Павловна.

— Не ходи, — посоветовала Нина Петровна, — не до тебя им сейчас. Чего под ногами крутиться. Отдохни, книжки вон почитай. Завтра Равиля-повариха с утра будет, захочешь — поможешь ей вареники лепить на понедельник. А то просто погуляешь. Хотя куда у нас гулять-то, разве в степь. А в селе — только по гостям шастать.

— Не хочу я по гостям. Я лучше тут.

Нина Петровна поднялась, пощипала пальцами краешек густой брови, раздумывая.

— А вот пойдем. Ты городская, и глаз свежий. Посоветуешь.

Они вышли в квадратный двор, точно такой, как в южноморской «Ласточке» — с четырьмя деревянными ажурными беседками, врытыми в землю деревянными же машинами, горками и качелями. Нина Петровна мимоходом пощупала джинсовую штанину на бельевой веревке.

Приведя Нику за крайнюю беседку, встала перед разрытой площадкой с ямищей посередине. По периметру площадка была огорожена деревянным штакетником.

— Такой вот нам достался кусок земли. Тут раньше Пашихина халабудка торчала, а когда Пашиха умерла, оказалось, наследников нет. Ну, я для сада отвоевала. Не давали. Все равно, говорят, народ от вас бежит, на черта вам садик расширять, скоро и детей не останется. А я им — так будет если красота, глядишь и не побегут. Так?

— Да. Точно.

— Ну, вот…

Нина Петровна сложила руки на обширном животе и оглядела разрытую глину.

— Я хотела пруд. С рыбками. И вокруг всякие красоты, цветы и кустики оранжерейные. Но сама понимаешь…

— Пруд нельзя, — кивнула Ника, — еще свалится кто. За рыбками.

— Да. И растения — каждое надо строго проверить, чтоб без ягод, а то наедятся дряни. А хочется, чтоб красота, сказочный такой уголок. Чтоб ни у кого такого не было!

Ника прошла вдоль заборчика, тоже оглядывая будущую сказку, еще не придуманную.

Остановилась, вытягивая руку.

— Смотрите. Тут все надо выложить мозаикой. Ее мыть легко. Края закруглить везде. Пусть все цветное, а на полу — синяя и голубая, как море. Шероховатыми плиточками.

— Угу. Дальше.

— Рыбки? Пусть они прям по синему будут выложены, разные. А еще, такие большие, скульптурами, чтоб на них залезать. А тут вот — морской дворец. Ну, просто, стеночка, невысокая такая, со сквозными арками и окошками. Чтоб туда забегать и выглядывать. Ее выложить красным и зеленым, завитками и даже можно буквами. Да, туда пусть ведет лабиринт. Небольшой, несколько поворотиков. Тут горка со ступеньками, спиралью. Ой!

— Да?

— Еще по синей мозаике можно такие бугры, вроде под водой ныряет змей. И петли, значит, наружу! Видите? Вон там хвост, потом одна петля, другая. А возле горки пусть голова, с короной.

— Испугаются. Нет?

— А пусть он смеется!

Нина Петровна задумчиво глядела на разгоревшееся лицо собеседницы.

— Ты этому училась где?

— А еще, везде-везде пусть будут небольшие дырки в мозаике и там посадить… Что? Нет, не училась. Я воспитатель. А этому — нет. Ага, в этих маленьких клумбах посадить разные цветы и кустики. И чтоб за каждую кто-то отвечал. Лейки там сбоку сложить, грабли. Пусть ходят важные и свои бархатцы поливают. А вокруг дворца — вьюнки. И вокруг лабиринта, чтоб внутрь свешивались цветы. Будто глядят.

— Пойдем-ка, я тебе карандаши дам и ватман. Нарисуешь.

Ника с трудом оторвала взгляд от сказочного моря, полного сверкающих рыб, морских коньков и веселого змея-царя в короне набекрень.

— Я не сильно умею.

— А сильно и не надо. Схему сделай и все подробно распиши, где чего будет. Я эскиз оформлю и задним числом денежку получу. А пока так тебе отдам. Пятьдесят рублей.