Едва вымолвив это, она ударилась в слезы и уткнулась лицом в рубашку у него на груди. Чейз немедленно воспользовался удобным поводом, чтобы обнять ее. Его рука скользила вверх-вниз по ее спине, пока она немножко не успокоилась и ее бурные рыдания не сменились тихими всхлипываниями.
– Никогда не стирайте ковбойских рабочих брюк, Эва. Никогда. Это вообще не принято, – мягко произнес он.
– Но я думала…
– Они даже не считаются пригодными для дела, пока их нельзя будет просто поставить на землю.
– Но они же были такими грязными!
– Когда слой грязи становится слишком толстым, его просто соскабливают ножом, но никогда не стирают.
– Но это же… отвратительно. Он кивнул.
– Зато удобно. Я побеседую с Недом позже. Это не ваша вина. Вы же хотели, как лучше.
Он разомкнул свое объятие и, продолжая сжимать ее локоть, повел ее, лавируя между корытами и лужами на полу, мимо стула с кучей мокрых вещей к ее месту за столом.
– Сидите тут, – скомандовал он. – А я налью вам чашку кофе, а потом уберу весь этот беспорядок.
Она уставилась на него во все глаза, а потом ее нижняя губа скривилась. Она уронила скрещенные руки на стол и спрятала в них лицо.
Совершенно сбитый с толку, Чейз замер.
– Что я такого сказал?
Слова, которые донеслись из-под ее руки, звучали глухо, но довольно внятно:
– Вы так добры ко мне.
Это заявление еще больше укрепило его во мнении, которое сложилось у него уже давно, что он решительно ничего не понимает в добропорядочных леди. Решив больше не обращать на нее внимания, он снял шляпу, повесил ее на крючок, потом закатал рукава и решил начать с того, что, вытащив из кухни корыта, выплеснул из них воду под крыльцо. Продолжая уборку, он время от времени поглядывал на Эву и испытал огромное облегчение, когда она, наконец, выпрямилась, вытерла слезы передником и даже привела в порядок волосы. Когда Чейз поднял полупустое корыто и потащил его к двери, она начала было вставать.
– Оставайтесь на месте. Я уже почти закончил. С удрученным видом Эва рухнула обратно на стул.
– Со мной уже все в порядке. И я здесь экономка. Вам действительно не стоило утруждать себя. Я больше чем уверена, что у вас полно других дел.
– Сидите смирно. Она вздохнула.
Он выволок корыто из кухни и вернулся за вторым. Следующим этапом было вытереть пол, но прежде он налил ей чашку крепкого черного кофе, к которому она, однако, не притронулась. Наконец, приведя помещение в божеский вид, он налил кофе и себе и отрезал солидную краюху хлеба от одного кривобокого каравая.
– Пожалуйста, – прошептала она едва слышно. – Не надо заставлять себя жевать это только затем, чтобы сделать мне приятное.
Чейз улыбнулся.
– Я знаю. – Он осмотрел ломоть, который держал в руках. Серединка казалась местами немного непропеченной, но вполне удобоваримой. – А я люблю мягкий хлеб.
– Вы любите сырое тесто?
Он засмеялся и откусил кусок, быстро запив его глотком кофе.
Силясь улыбнуться, он замычал, изображая удовольствие.
– Никудышний из вас актер, Чейз Кэссиди.
– Разве?
Она покачала головой, уже начиная улыбаться. Через пару секунд он заговорил:
– Я полагаю, вам доводилось бывать в театрах, ну, когда вы жили на Востоке, и вообще? – Попытка завязать светскую беседу заставила его почувствовать себя неуклюжим, как новорожденный теленок.
Румянец, который уже потихонечку начал окрашивать ее щеки, вспыхнул ярким пламенем. Она, пряча глаза, уставилась в свою чашку с кофе.
– Да, пару раз я была в театре.
– Всегда думаешь, что это именно то, что стоит посмотреть.
Она пристально смотрела на него, но взгляд ее был неуверенным, как будто она тщательно взвешивала свои слова.
– Бывают пьесы лучше, бывают хуже. Так же и актеры.
– А у вас есть любимые?
Она опять что-то углядела на дне своей чашки.
– Да нет, пожалуй.
Сообразив, что эта тема ей почему-то неприятна, он сменил пластинку.
– Уже лучше себя чувствуете? Она кивнула и улыбнулась.
– Я чувствую себя презабавно. Я тут такого натворила.
Чейз и сам разулыбался.
– И что же такого ужасного вы сделали, мисс Эдуарде?
– Мне раньше никогда не приходилось стирать, вот почему на кухне все было вверх дном. Я знала, что это не просто, даже после того, как проштудировала главы из книги миссис Эпплби, посвященные этому предмету.
– Миссис Эпплби?
– Она написала книгу кулинарных рецептов и советов по домоводству. И там страница за страницей описывается, как провести день, отведенный на стирку и глажку. Она советует встать пораньше и сразу приниматься за дело. – Эва вздохнула, отодвинула в сторону пустую чашку и сложила руки на коленях, а потом устремила взгляд на сидящего напротив Чейза. – Но не могу же я вставать еще раньше, чем уже встаю. И я не думала, что, начавшись, эта катавасия никогда не кончится.
– Вы никогда не занимались стиркой в Филадельфии?
Она как-то странно посмотрела на него, потом покачала головой.
– Мы всегда отдавали белье прачке. – Откинув медную волнистую прядь волос со все еще влажного лба, она спросила: – А почему вы вернулись так быстро?
Ее вопрос немедленно вернул его в суровую реальность. Если он не хочет, чтобы день прошел впустую, пора прекратить валять дурака, попивая кофе и чесать языком.
Он одним глотком осушил свою чашку.
– Я вернулся домой за стрихнином.
Когда он встал, намереваясь идти, ее глаза затуманились разочарованием, а рука крепко стиснула чашку из-под кофе.
– Яд? Зачем?
– Мы обнаружили, что на скот напали волки.
– Боже, какой ужас! – широко распахнув глаза, она прижала руки к груди.
Против воли он улыбнулся такой непосредственной реакции на его новость.
– Такое временами случается. Каждый владелец ранчо готов к тому, что потеряет за год несколько голов скота. Мы посыпаем туши стрихнином и оставляем на съедение волкам. Обычно они сразу заглатывают наживку.
Он достиг двери кладовой, исчез за дверью и вышел, держа в руке коричневую бутылочку. Эва встала и понесла чашки в мойку.
Когда она обернулась к нему, брови ее были нахмурены.
– Наверное, это ужасно – терять скот? Он пожал плечами.
– Хорошего мало, но таковы правила игры. Я истратил почти все, что имел, когда прошлой весной приобрел нескольких животных новой герфордской породы. Ни одной из них мы пока не потеряли.
– Слава Богу, – вздохнула она.
Чейз выглянул в окошко, проделанное в двери. Небо все так же затянуто тучами. Хоть бы дождь пошел. Полил, как из ведра. Тогда бы у него было оправдание, чтобы остаться с ней на весь день. И тут воображение нарисовало такую картину: они вдвоем, вместе, и больше никого, дождевые капли выбивают неритмичную дробь по крыше. Если бы она принадлежала ему, этот день стал бы для него праздником. Он бы развел огонь и сидел рядом с нею, наслаждаясь ее близостью, а потом бы просто заключил ее в объятия.