Читать интересную книгу Клубничное искушение для майора Зубова (СИ) - Зайцева Мария

Зачем мне лишать моего ребенка таких чудесных ощущений?

— Мама, пойдем есть пиццу! — пищит мне с Зубовского плеча Сонька, старательно выговаривая звуки.

Тетя Лена, мама Вадима, постаралась, поучила ее в свое время.

— Пойдем, — киваю я, замечая, как Зубов смотрит на меня, внимательно и напряженно, но старательно ухожу от ответного взгляда.

Вот к чему я пока что не готова, так это к разговору, разъяснению ситуации.

Я ее сама еще никак не вижу, вернее, вижу, но… В негативно-реалистичном ключе.

И хочу привыкнуть к этой мысли, прежде, чем Зубов ее подтвердит или постарается опровергнуть.

Последнее ему вряд ли удастся.

Мы идем в пиццерию, заказываем большую и жирную пиццу, уминаем ее с кофе и соком.

Я мало ем и много смотрю на свою дочь и ее отца. Смотрю, запрещая себе даже в голову запустить мысли о том, что такое может быть постоянно. Потому что это опасно. Можно привыкнуть. Поверить.

Второй раз разочаровываться я не могу себе позволить. Я не одна теперь.

Зубов общается с Сонькой, причем, делает это вполне правильно. То есть, без скидки на «уси-пуси, маленькая девочка», а как с понимающим, серьезным человеком. Соня рассказывает ему про сад, про воспитательницу, про то, что на прогулке нашла сегодня кости динозавров, а воспитатель их отобрала и сказала, что это — кости курочки.

И потом долго мыла Сонькины ручки и полоскала перчатки.

Зубов отвечает, что курочки — это бывшие динозавры. Только они со временем стали маленькими…

Дочь очарована.

Она обожает динозавров, все, что с ними связано, любит фильмы про динозавров и обучающие мультики.

И Зубов, похоже, нащупал верный путь к ее сердцу.

Хитрый гад.

Я пью кофе, разглядываю их, иногда ловлю на себе внимательные взгляды Зубова…

И никак не реагирую. Потом все будет.

Время проходит, вижу, что Сонька уже слегка устала от обилия эмоций, и надо бы закругляться.

— Сонь, пора домой, спать, — говорю я, находя паузу в диалоге отца и дочери.

— Да, папа пойдет с нами?

— Э-э-э… У папы своя…

— Конечно, с вами, — тут же спокойно перебивает Зубов, а затем кидает на меня прищуренный взгляд, — я теперь все время буду с вами.

— Да? — улыбается Сонька, отправляя своей невероятной папиной улыбкой меня в полный нокаут, когда ни встать, ни выдохнуть. Или это Зубов своей фразой и тоном безапелляционным только что сотворил?

— Да, — судя по дрогнувшему голосу, улыбка дочери папаше тоже зашла. Ну-ну… Готовься, Зубов, Сонька — человек коварный и хитрый. Умение манипулировать прокачано до уровня мастера еще в подгузниках.

— Тогда спать! — командует дочь, и мы выдвигаемся в сторону гостиницы.

— У меня нет детского кресла в машине, — сокрушается Зубов, неожиданно останавливаясь.

— Ничего, мы на метро, — я хочу забрать дочь, но он не разрешает. Прижимает Соню к себе, а та и рада, уселась на его крепких руках, пальчиками за шею обняла, прижалась. Такая, прям, папина дочка. Клянусь, я даже ревновать начинаю!

— Нет, мы все на метро сейчас, а завтра я куплю кресло, — командует Зубов, сворачивая к станции.

Я молча топаю следом.

В метро Соня вертит головой, любопытно разглядывает станцию, вдыхает маленьким носиком совершенно неповторимый запах подземки. Она еще не привыкла, мало ездила, все ужасно интересно.

Сажусь рядом на сиденье, потому что Зубов так и не спускает дочь с рук, и решаю заметить осторожно:

— Ты события не торопи.

— Это ты насчет кресла? — косится он на меня, — я не тороплю. Наоборот, отстал на несколько чертовых лет.

— Ну-ну…

— Клубничка, — Зубов разворачивается ко мне, смотрит внимательно, — нам с тобой предстоит серьезный разговор, ты понимаешь это?

— А то…

— Не шути и не думай, что я шучу.

— И не думаю. Надеюсь, не шутишь.

Объявляют нашу станцию, поднимаемся. Соня, уже устав, вяло цепляется за отца, зевает.

Кто-то сейчас помоется и ляжет баиньки.

А кому-то предстоит серьезный разговор.

Если, конечно, кто-то, все же, не шутит…

Серьезный разговор

Моя дочь спит так же, как я. На животе, раскинув руки на половину кровати. Она вообще на меня до такой степени похожа, что даже не по себе немного.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Все-таки, фото не передает вообще ничего.

В который раз убеждаюсь.

Вот, например, Клубничка на фотке — ну просто сладкая куколка, глаз, конечно, задержится, но не до такой степени, чтоб дыхание перехватывало. А в живую — до такой. И даже больше. Иногда, глядя на нее, появляется ощущение, что просто невозможно вздохнуть. Через боль все выходит, через такое стеснение в груди, что даже страшно. Будто чуть-чуть — и задохнешься. Если ее не будет рядом.

И моя дочь, которая на всех фотках — копия Клубнички, в реале — моя копия. Моя — мимикой, веселым прищуром темных глаз, улыбкой, хитрой мордашкой… Не надо никакого теста, и так очевидно не только мне, всем вокруг — моя. Полностью моя.

И как вот это чудо без меня три года?.. Больше! Больше трех лет! А, если взять еще и то время, когда она в клубничном животе была… Сука, я столько времени потерял! Столько упустил!

Потому и не мог отпустить ее от себя даже на расстояние метра. Просто вцепился, как сумасшедший Голлум в свое сокровище. Не хватало только хрипа безумного: «Моя пре-е-елес-с-сть»…

Хорошо, что Клубничка великодушно позволила мне верховодить. Не отнимала мою прелесть, не пыталась перетянуть на себя ее внимание. Не знаю, что было бы в этом случае. Наверно… Наверно, что-то было бы.

Но моя Клубничка в очередной раз показала себя умной и здравомыслящей девушкой. И временно отошла в сторону, позволяя мне насладиться общением с Соней. Моей прелестью. Моей темноволосой маленькой принцессой.

Я смотрю, как она спит, раскинувшись на кровати, утомленная долгим днем в саду и долгим вечером с мамой и папой, и буквально задыхаюсь от осознания: именно так и должно быть.

Так.

Моя дочь должна проводить время с папой и мамой, должна засыпать, усталая и счастливая. И просыпаться утром от того, что ее целует мама.

И нет, мне мои мысли сейчас не кажутся глупыми и сопливыми.

Наоборот, то, о чем я думал раньше, когда воображал себя свободным волком, псом на государевой службе, теперь ощущается херней. Как раз той самой — глупой и сопливой. Инфантильной до охерения.

У мужчины должен быть ребенок, в котором он будет видеть себя. У мужчины должна быть такая маленькая принцесса, которую нужно любить и зацеловывать в розовые щечки.

Которая будет им вертеть и называть «папочка».

Меня сегодня называли. И я, здоровенный дурак, плыл, как мальчишка, от небывалого удовольствия.

И терять я это больше не намерен.

— Все хорошо? — Клубничка становится рядом, смотрит на меня вопросительно. Не понимает, несмотря на всю свою сообразительность и ум, просто не понимает моих эмоций. Но ей простительно. Она это чудо родила и каждый день видит. А я…

А я тоже буду теперь!

Каждый день!

И чтоб называла «папочка»…

— Да, Клубничка, все хорошо… — хриплю я, тщетно пытаясь понизить голос до шепота. Такого, чтоб не разбудить дочь.

— Пойдем на балкон, — говорит она, кивая на балконную дверь.

Оглядываюсь. Ну да, здесь, по-любому, больше негде. Кухонного островка нет, только в стороне, на тумбе, стоит микроволновка и чайник.

И санузел один на четыре номера.

Вообще, все дико неудобно, особенно теперь, когда тут живет ребенок.

Надо что-то решать с этим…

Но пока, надо поговорить. Поставить, наконец, все точки над i. Пора уже.

Клубничка накидывает куртку, подает мне мою, и мы выходим на улицу.

Вид прикольный, воздух — еще холодный, но уже, практически, апрельский. Балкон маленький, буквально для одного. Стоит стул, крепкий, что характерно, на нем подушка, чтоб было теплее сидеть, как я понимаю.

— Тут можно говорить, если негромко, — предупреждает Клубничка, прикрывая дверь поплотнее, — и курить можно, если хочешь.