— А… М-м-м не разобьемся?
— У Абы своего спрашивай, — буркнул Скворцов. — Я сделал что мог.
— Да уж.
Бросаемые их стороны в сторону они вернулись в кабину, где Аба рычал, что голодоный тигр в клетке.
— …Что значит, нет свободных полос?! Дайте тогда занятую!
— Простите, Аба, сэр, это невозможно. Все полосы забиты битком и даже если я…
— Но мы падаем! Мэйдей, понимаете!?
— Ничем не могу помочь. Я по регламенту не могу позволить вам упасть на головы мирным туристам! Это пошатнет наш пассажиропоток!
— Тогда мы упадем на пирамиды Гизы!
— Это как вам угодно. Но в аэропорт я вас пустить не могу. Господин Аба у вас же вертолет, три двигателя, неужели с вышедшим из строя одним, пусть и тягловым вы не сможете жестко приземлиться где-нибудь в пустыне? В песок вы сядете мягче, чем в бетон.
— Да черт с тобой будем падать в бархан! Только предупредите общественность, что б гвалта не подняли.
— Это можно! — по голосу диспетчера стало ясно, что тот крайне доволен исходом дискуссии. — Сообщите координаты и мы пришлем вам пожарную команду.
— Ненужно. Возгорания нет. Отбой, — и, уже отключившись от диспетчерской, повернулся к Ваське. — Ведь нет?
— Не, все чисто. Обороты главного упали на восемьдесят процентов, но обороты саппорта взвыли до сотни. Сядем без пыли и шума.
— Отлично! Ну не сукин ли я сын, а?! — обернулся он к Вавилову. — Без билета, без волокиты, к самому порогу пирамиды! И что б вы без меня все делали.
— Ну, уж точно б не падали на вертолете, — хмыкнул Вавилов, уселся в свободное кресло и накрепко пристегнулся ремнями.
Не то чтобы он боялся смерти, даже напротив, теперь он отчего-то не боялся ее вообще. Смерть, ввиду произошедших событий теперь представлялась Вавилову не как раньше, не как черное, немое ничто, а как шаг к новому этапу существования. Существования загадочного, но действительного, точно как его средний палец.
— Минут через пять упадем, — констатировал Васька, неотрывно глядя в галограф пульта второго пилота. Вавилов видел краешек экрана на котором была прочерчена красная парабола, что кончалась красным же крестиком, на небольшом всхолмии. Очевидно, что Аба метился прямехонько в мягкий бархан. Ну, что ж. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Хотя… Вавилов откинулся на спинку и закрыл глаза. Хотя, отчего он решил, что по ту сторону смерти нельзя умереть еще раз? А потом еще и еще. И так раз двести. Или двести тысяч раз. Продираясь смертями все глубже и глубже к финалу. Которому нет конца.
Вдруг вспыхнул красный сигнал и истошно завопила сирена — сработал датчик критической высоты помноженной на скорость, но Васька тут же заткнул истеричку-компьютера и все вернулось в норму. Вавилов снова закрыл глаза и постарался расслабиться. Ему вспомнилось, что в автокатастрофах меньше всего страдали пьяные люди и именно от того, что были совершенно расслабленны алкоголем. У них, правда, немного не то, но от стакана водки Вавилов бы сейчас не отказался.
— Тридцать секунд до столкновения с землей, — спокойно и как-то по-будничному сообщил Васька. Ему не хватало только широкого зевка вдобавок. — Скорость чуть выше расчетной.
— Знаю я, — резко отозвался Аба. — Закрой лучше рот, а то язык прикусишь.
— Ну, это вряд ли. Десять, девять… Пять… И!
Вавилов судорожно вцепился в ручки кресла, совершенно позабыв о своем намерении расслабиться. А, поскольку выпить ему так и не пришлось, то грохнулся оземь он в напряженном и сосредоточенном состоянии.
Тяжелый удар сотряс само существо Вавилова. Не вертолет, кресло или отдельные элементы окружения, а самого Вавилова, казалось, заключившего в себе все. В одно секунду мир их белого и понятного вывернулся каким-то пульсирующим красным хаосом. И, если бы не он, то ничего бы вообще не сотряслось и не громыхнуло. Не вырубился бы свет, не орал бы благим матом Скворцов, не посыпались бы с потолка панели, да не разлилась бы дождем система пожаротушения.
— Все живы?! — Вавилов, как слагатель бытия, первым оправился от удара (да он и не терялся, если разобраться до конца), отстегнул перевязь и, по накренившемуся полу, подошел к ближайшему от себя Абе. — Ты как?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нормально, — буркнул в ответ тот, отстегнулся и подошел к скомкавшемуся, прячущему голову в коленях Ваське. На его, всем залитом водою пульте, он нажал несколько кнопок, отчего вода перестал хлестать с потолка, а свет вернулся к потускневшему, но белому состоянию.
— Эй, малой, ты как? — Аба попытался расправить Ваську, но тот точно задеревенел. — Все, голову можешь вытаскивать, сели уже.
— Охренительно сели, — отозвался с другого конца кабины Сковрцов. — Я чуть шоколадный пудинг в штаны не испек.
Вавилов мельком оглянулся на товарища, что одной рукой расстегивал ремни, а другой держался ладонью за окровавленную щеку — вокруг него больше всего валялось пластиковых плиток с потолка.
— Ваня! Оклемай своего шкета, я с диспетчерской свяжусь, — распорядился Гольштейн и вернулся в свое кресло.
Бледный как платок Васька медленно выглянул из-за коленей, бессмысленно огляделся и все так же медленно стал опускать ноги. Вавилов не мешал, просто стоял рядом и наблюдал, больше потому, что сам не знал, как поступить. Шок, не иначе.
— Мы… Уже умерли? — наконец сипло произнес он. — Товарищ начальник, где мы?
— Сели, Вась. На бархан сели, рядом с пирамидами. Болит где? Ударило?
— Нет, просто… Про… Проверьте лучше Шаова. Его никто ведь не предупредил.
— Черт! Точно! — Вавилов хлопнул себя по лбу и бросился к выходу. — Забыли совсем!
Впрочем, беспокойство оказалось напрасным — Заур преспокойно лежал себе на кушетке, пристегнутый к ней ремнями у ног, пояса и груди, точно буйно-помешанный. Только руки его свободно вращались.
— Ваня! — Поприветствовал он вошедшего и, видно, смекнув, что дальнейших потрясений не случится, потянулся к ремням отстегнуться. — Что это было такое? Мы упали?
Вавилов рассказал в двух словах о происшествии и под конец виновато попросил прощения.
— Да ладно брось, — отмахнулся Заур. — Когда посудина крена словила, я сразу понял, что падаем. Хорошо у койки ремни были, а сама она к полу привинчена. Остальные как?
— Женьку оцарапало слегка, Васек в шоке. А Аба…
— Про него я ничего не хочу знать. Ваня, будь начеку с этим типом.
— Он свой. Бестолочь, но свой.
— Он-то да, но вот кто за ним стоит…
— Того уже нет.
— Пока нет.
Заур расцепил все путы и сел на койке. Выглядел он все еще паршиво. Бледный, с крупными каплями пота на лбу, вздрагивающими руками… Из-под бинтов на груди и плечах кое-где выступила кровь. Хоть он и крепился, но, судя по всему, падение далось ему тяжело.
Он встал на ноги и, опираясь на интерьер больничной каюты, доковылял до уборной.
— Я считаю, что тебе и команде лучше в вертолете остаться, — нерешительно и оттого немного озлясь на себя проговорил Вавилов. — Тебе-то уж точно лучше тут отлежаться. А ребята присмотрят за вертолетом. Если хочешь, Васька с тобой посидит.
— Нет, не нужно. Бинты бы сменить, да. Но сиделка мне не нужна.
С протяжным, сдавленным стоном он улегся на свое место и после долгим, испытывающим взглядом посмотрел на Вавилова.
— Ну, а ты пойдешь с Гольштейном.
— Угу.
— Смотри, Ваня, я тебя предупредил. Будь начеку. Не дай шайтану одурачить себя.
Они пожали руки и Вавилов вышел чуть более встревоженным, чем входил.
За его отсутствие Аба успел связаться с диспетчерской аэропорта Гизы, наорал там еще на кого-то, отменил спасательную операцию в их честь и добился того, что б инцидент с падением вертолета замяли. Напирал он главным образом на то, что они не упали вовсе, а так, совершили жесткую внеплановую посадку и все, что им сейчас требовалось от местных властей — не лезть к ним и дать немного времени.
— Сколько немного? — слегка нахмурившись уточнил Вавилов. — Ты ж и сам не знаешь сколько часов потребуется, что б пирамиду обшарить.