— Извините, — Эйра просунулась меж водительских сидений, похлопала водителя по плечу и протянула ему карточку с адресом, — Раз уж взялись за нас, не доставите ли вот сюда? А то мы к вам так привыкли…
— Нет, пожалуй, — слегка поразмыслив, ответил тот. — Устал, уж простите. Да и Москвы знаю плохо. Я вот что сделаю. Я сейчас высажу вас на Лобнинском вокзале, а там вы по городу уже с местными бамбилами. Идет?
— Идет, — мигом согласилась Эйра. — Ну, хоть на чебурек-то с нас возьмете? Помимо таксы, конечно.
— Не откажусь. Поем, выпью кофе и спасть лягу. А с обеда домой тронусь.
Любезный таксист не только на вокзал доставил, но и отыскал знакомого товарища по ремеслу, которому и сбыл сестер. Другой таксист — столичный — был на удивление схож с первым. Того же роста, сложения и лицо с теми же неуловимыми знакомыми чертами. Юки больше всего запомнился взгляд таксиста: глубоко оценивающий, взвешивающий тебя, как человека. Привычка дела, видимо.
Когда Эйра показала ему адрес места, таксист сначала долго смотрел на протянутую карточку, потом перевел долгий взгляд на Эйру. Да так и замер, пока Эйра не смутилась и не спросила:
— Что?
— Пятьсот рублей.
— Ого. Это у вас в Москве у всех такая такса? Как до луны?
Таксист перевел взгляд на Юки.
— Объясните своей сестре, что платить она будет не за поездку, а за спокойствие и безопасность. После этого, — он кивнул головой в сторону Эйры, — я вас везу в аэропорт. Верно?
— Верно, — ответила Юки. — Мы согласны. Только давайте по дороге заедем в магазин воды купить.
— У меня в багажнике холодильник, — усмехнулся таксист. — Угощаю.
Он и впрямь, усадив сестер на заднее сиденье старого, но люксового седана, открыл багажник и достал оттуда две банки «Байкала».
— Вот, — протянул он, усевшись за руль. — Только обшивку не испортите мне. Музыку? Нет? Ну, тогда поехали.
Едва они покинули округ плоского, без единого высокого здания вокзала, Эйра спросила:
— А как вы узнали, что нам после этого адреса в аэропорт нужно будет? Так все делают?
— Часто, — уклончиво ответил тот. — Иногда еще к пластическому хирургу отвести простят. Или наоборот, оттуда, вон, на ваш адрес. Новую жизнь начинаете?
— Не то чтобы, — грустно вздохнула Эйра. — Я вижу, вы человек душевный и вам можно рассказать. Потому, что я хочу рассказать все кому-то! И чем незнакомее, тем лучше. Молчи, Юки! Я все равно расскажу!
И Юки, с раскрытым от удивления ртом, выслушала рассказ о том, как они, две сестры-близняшки, угодили в сексуально рабство, на целый год. Как терпели унижения и побои, как тяжело им приходилось в неволе роскошного особняка, как в нее влюбился младший сын их хозяина и как она (Эйра), отдалась ему взамен на доверие и благосклонность. И вот, в один прекрасный день (ночь) они вдвоем, вместо того, что б ублажить сынка-пижона, усыпили и обобрали его. Потом подкупили охранника и сбежали, якобы оглушив того лопатой.
— Только вы не переживайте, — заключила она свой долгий и красочный рассказ. — Это далеко было, не в области даже. Фу-х. Вот, рассказала все как на духу и легче стало.
Водитель усмехнулся.
— Хорошая история. Прямо хоть сейчас сериал по ней снимай.
— Я правду всю сказала, — обиделась и покраснела Эйра.
— Разве я сказал, что не верю? — Его брови в зеркале заднего обзора многозначительно приподнялись. — Только если все так, то отчего же вы не обратитесь в милицию? Это ведь логично. Вас похитили, удерживали силой…
— Да, но мы боимся, что нас назад отправят, — неожиданно для себя ответила Юки, — Вдруг они повязаны?
— Угу, — подпела сестричка, — несколько раз в том особняке бесчестия и порока мы видели погонистых людей. Среди них очень много развращенных, знаете ли. И чем больше власти, тем больше разврат.
Водитель вздохнул.
— С этим не могу не согласиться.
Он снял с зеркала заднего обзора четки, зажал их в правой руке и дальше уже ехал с ними, время от времени ловко вращая меж пальцев. Невольно следя за их взмахами, Юки разглядела на тыльной стороне ладони таксиста мутно-синие татуировки, но спросить про них не решилась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Автомобиль, наконец, покинул вокзал и влился в густой поток других машин. Водитель больше не разговаривал, а только клацал своими четками, да время от времени глухо поругивался на других водителей совершающих, по его мнению, сомнительные маневры. Спустя час неторопливой езды и еще более неспешных стояний в пробках они свернули с оживленной дороги в двухполосное ответвление, оттуда в тенистый скверик и там нашли пустую, почти развалившуюся подворотню. Въехав в нее, они очутились в глухом и очень тихом дворе. Здесь не было ни машин, ни людей… На веревках, прямо во дворике сохло белье, у фундамента росла трава, а у одинокого подъезда на лавочке спал жирный белый кот.
— Я подожду вас здесь, — прошептал водитель и заглушил мотор возле старой, такой же как и сам дворик, детской песочницы с грибком-мухомором вместо крыши. — Только недолго.
Сестры вышли и, недоуменно озираясь, поднялись на крыльцо подъезда. Сверили адрес: облупившаяся, местами проржавевшая табличка уверяла, что они на месте. Юки в очередной раз оглядела дворик… Что-то было в этих пятиэтажных домах, заключивших их в узкий колодец, архаичное, вырванное из прошлого, так, если бы они перенеслись из современной Москвы в Москву шестидесятых годов прошлого века. И не только в домах. Белье на веревках, деревянная песочница, старая облезлая лавка с котом… Все это можно было бы встретить в провинциальном, умирающем городе, но здесь, в центре страны, когда соседнюю улицу рассекали новенькие автомобили на магнитной подушке… Вся суета мира осталась за стенами дворика, тут же — чистая, умиротворенная тишина. Юки подумалось вдруг, что эта зона может быть тоже воспоминанием Земли. Ее очередным сном, в который они погрузились. Во всяком случае это все объясняло. Только вот как это свершилось — оставалось тайной.
Кот проснулся, громко муркнул, спрыгнул на землю и пошел к раскрытой, подпертой снизу куском кирпичины, двери. У самого порога он встал и оглянулся на сестер так, будто приглашал войти и снова громко муркнул.
Едва они вошли, как дверь за их спиной тут же захлопнулась. Юки обернулась и почувствовала, что кто-то резко схватил ее за руку — это Эйра, тоже вся вздрогнув, схватилась за сестру.
— Ты видишь его?.. — замирающим голосом спросила Эйра.
— Кого?
— Кота.
Юки всмотрелась в темноту пристальней. Глаза постепенно привыкали и из сумрака проступили силуэты лестницы с крутыми ступенями и прямоугольник двери в первую квартиру. Возле нее белым пятном сидел кот и помахивал пушистым хвостом. Когда сестры подошли ближе, кот лениво приподнялся и засеменил вверх по лестнице.
Поднимаясь вслед за котом, Юки обратила внимание, что окна лестничного пролета были заклеены зеркальной пленкой, оттого внутри и было так мрачно. На третьем этаже у квартиры номер восемь кот остановился, встал на задние лапы и вальяжно почесал когти об обшивку. Закончив разминку, он сел на свой мягкий хвост и в новый раз громко муркнул. Секунд через пять дверь щелкнула и беззвучно отворилась. Осторожно глянув в большую щель, Юки поежилась: внутри было не только темно, но и холодно.
— А можно свет включить? — вдруг неожиданно для самой себя спросила Юки у кота. — А то темно…
Кот ничего не ответил, но свет в прихожей — вполне обычной, московской прихожей, — зажегся тот час же. Котейка сидел в конце квартирного коридора и, дождавшись пока сестры переступили порог, свернул налево. За углом отворились комната, большая и обставленная со стариной. Не было ни дивана, ни стульев, а только шкафы с полками, бюро, комоды и всякая другая мебель, в которой обычно хранят вещи. Разная, но одинаково деревянная и притиснутая друг к другу так плотно, что загораживала даже окно. То там, то тут, то на полке, то на лакированной крышке стояли оплавленные толстые свечи. Штук десять, не больше они были расставлены по всей комнате и светили так ярко, что в их свете рассмотреть комнату не представляло труда. А посмотреть было на что.