обезьянка?
– Ты сам его сварил? – Ошарашенно переступаю с ноги на ногу.
– Вот ещё! – бросает небрежно Ветров и снова подходит ко мне вплотную. Смотрит снисходительно, а я зависаю, разглядывая ямочку на его подбородке. – Делать мне нечего! В холодильнике нашёл!
– Спасибо! – шепчу, понимая, что Сава врёт: проще слона научить кататься на самокате, чем найти в нашем холодильнике бульон. Мама редко готовит сама, а папа предпочитает супы понаваристее. Впрочем, это неважно. Сейчас всё моё внимание сосредоточено на лице парня. Я даже перехватываю одеяло в одну руку, чтобы второй дотянутся до манящей ямочки на его подбородке. Сейчас как никогда, уверена, что к ней я уже прикасалась в прошлом.
– Ага! – бурчит невнятно Ветров и, действуя на опережение, поспешно уходит к себе.
Смотрю ему вслед, продолжая на весу держать руку, и пытаюсь понять, что происходит. Со мной. С Ветровым. С нами. Кусаю губы, но так и не решаюсь пойти следом за Савой, чтобы утолить своё любопытство. Вместо этого, с жадностью выпиваю куриный бульон. Ароматный, вкусный, в меру горячий. Он приятно смягчает горло и успокаивает голодный желудок. А после снова ложусь в кровать и с мыслями о Саве засыпаю.
Мой постельный режим растягивается на пару дней. Бесконечных, скучных, пропитанных запахом лекарств и унылым одиночеством. Лишь изредка ко мне заходит мама. Она приносит еду и лекарства, а перед сном сидит со мной чуть дольше обычного. И пускай говорит всё больше о своём фонде и отцовских делах, я рада, что она рядом. А ещё каждый день после уроков звонит Злата. Подруга скидывает домашку и без умолку трещит о школьных буднях. С упоением ловлю каждое её слово, но стесняюсь спросить о Саве, а Смирнова будто специально совершенно о нём не вспоминает. Впрочем, как и Ветров обо мне…
К вечеру пятницы я готова волком выть от скуки и лезть на стены от одиночества. Под действием лекарств жар спал, а боль в горле стихла. Наверно поэтому, вопреки маминой просьбе – не разносить по дому заразу, я всё же спускаюсь к ужину.
– Марьяна! Дочка!
Первым меня замечает отец. По обыкновению он сидит во главе стола и, не переставая орудовать ножом и вилкой, скользит по мне изучающим взглядом.
– Как себя чувствуешь? Уже лучше?
Уверенно киваю и прошу папу меня не выгонять. Под недовольные причитания матери отец все же позволяет мне присоединиться к ужину, а я тут же спешу занять своё место напротив Савы.
Пока мама приносит недостающие приборы, с пристрастием рассматриваю парня. Тихий, примерный, Ветров лениво ковыряет в тарелке бифштекс и явно витает в облаках. Уверена, он даже не заметил, что за столом стало на одного человека больше. Странный. Взъерошенный. Непонятный. Неужели Сава не чувствует, как я пожираю его глазами? Или притворяется?
– И всё-таки, Нана, ты ещё не до конца окрепла! Могла бы поесть в своей комнате, а не подвергать неоправданному риску близких. – Мама внаглую перетягивает внимание на себя.
– Ирина, оставь её в покое! – Вмешивается отец. – Раз проголодалась и нашла в себе силы спуститься, значит, идёт на поправку. Верно, Марьяна?
– Да, папа. Некогда болеть.
– Оно и верно! Учёбу стоит только запустить, потом не нагонишь. Да и тренировки не ждут, правду говорю?
– Всё так! – Через силу кладу кусочек котлеты в рот. На самом деле, мой аппетит никуда не годится, но выдавать себя не хочу.
– Какой же ты наивный, Игорь! – хихикает мама. – Наша девочка просто влюбилась, вот и торопится встать на ноги поскорее.
И всё же несчастный бифштекс попадает не в то горло. Закашливаюсь, улавливая на губах Ветрова намёк на улыбку. Вот же засранец!
– Ну, влюбиться в сына Алексея Михайловича – не грех. – Потягивает вино из бокала отец. – Да и Антон, я уверен, места себе без нашей девочки не находит. Признавайся, Марьяна, небось парнишка весь телефон оборвал – скучает?
– Ага, – беспечно вру.
Ни к чему родителям знать, что Булатов даже не заметил моего отсутствия в лицее. Зато мою ложь замечает Ветров. Он усмехается своим мыслям и, потирая шею, переводит взгляд на меня. Несколько секунд с наглым прищуром следит, как я притворяюсь, что ем, а потом заявляет:
– Надеюсь, Марьяна, ты не успела заразить Тоху, пока целовалась с ним возле подъезда, а то у нас скоро важный матч.
Вилка из моих рук с грохотом приземляется на тарелку, а щёки начинают гореть куда сильнее, чем от простого жара.
– Нана! – Отец тотчас вспыхивает спичкой. – Возле подъезда? На виду у всех?
– Игорь, ну что ты заводишься на пустом месте. Дело молодое! Ты нас вспомни в её годы, – смеётся мама и даже умудряется взять отца за руку. – Да и разве не ты говорил, что Антону не страшно доверить нашу девочку?
– И всё же! – В тонкую линию сжимает губы глава семейства. – Неудобно будет перед Алексеем Михайловичем, если по вине нашей дочери его сын окажется на больничной койке.
– Это да, – соглашается мама и с укоризной смотрит на меня, а я позабыв про бифштекс на тарелке судорожно соображаю, чем бы ответить Ветрову. Впрочем, Сава, сам того не ведая, подаёт идею.
– Спасибо, всё было очень вкусно! – Парень встаёт из-за стола и собирает за собой посуду. – Я за уроки! А то накопилось…
– Конечно, Сава, иди! – лебезит мама, да только у меня иные планы на парня!
– То, что у тебя накопилось, Ветров, за год не наверстать!
– Проблемы с учёбой, Сава? – настороженно уточняет отец, а парень как вкопанный замирает на месте.
– Никаких!
– Выше крыши!
Произносим с Ветровым одновременно. И снова ловлю на себе его взгляд, напоминающий грозовую тучу, готовую вот-вот разрядиться громом и молнией.
– А как же английский, Сава? – ехидно давлю на больную мозоль. – Надеешься на русский авось? Так в нашем лицее такое не прокатывает!
Довольная своей маленькой местью, расплываюсь в улыбке. Устроившись поудобнее, скрещиваю на груди руки и внимательно слежу за реакцией родителей.
– А что с английским? – интересуется папа. – Не справляешься с программой! Если нужен репетитор, только скажи!
– Английский? – вторит