Но прежде всего надо спрятать их в надежное место. Засунув бумаги обратно в конверт, она встала и повернулась к стенному сейфу. Машинально положила руку на диск с цифрами, тут же подумала: «Глупая, ты же не знаешь кода!», и вдруг от ее легкого прикосновения дверца распахнулась.
А вот это, действительно, непростительная беспечность. Вчера вечером Алекс, наверное, не отдавал себе отчета в своих действиях — или это было сегодня утром? Улыбаясь про себя, она распахнула дверцу, чтобы положить конверт на нижнюю полку.
— Ах вот ты где.
От голоса Алекса, исполненного теплоты и нежности, Лори едва не выскочила из своей кожи. Она торопливо обернулась.
— Ой, Алекс, как ты меня напугал. Я думала, ты уехал на целый день.
Она с облегчением рассмеялась, он приблизился к ней.
— Что ты здесь делаешь, Лори? — Голос его едва уловимо изменился.
— Всюду такая кутерьма. Я принесла завтрак сюда. И смотри, среди фотографий нашла вот этот конверт. Кто угодно мог его взять.
— Мог, — согласился он, но от ледяных интонаций в его голосе она почувствовала легкую тревогу.
— И я решила, что нужно спрятать его.
— А каким образом ты открыла сейф?
— Он был уже открыт. Знаешь, Алекс, — она улыбнулась ему, — я уверена, что именно это произошло, когда…
— А знаешь, что я думаю, Лори? Я думаю, ты вовсе не перекладывала конверт, а доставала его.
— Ох! — Последние лучики счастливого сияния улетучились из ее глаз, и она прижала руку ко рту. Алекс тоже побледнел и сжал губы.
— Алекс, — неуверенно начала она. — Не можешь же ты по-прежнему считать меня воровкой — даже после прошлой ночи. — Голос ее прервался.
— Не могу? — в глазах его сквозил холод, который проникал ей в самое сердце. — Позволь мне высказать собственную версию. Нет, — прервал он ее, когда она снова попыталась продолжить разговор. Он произнес это ровным голосом, но Лори вынуждена была умолкнуть. — Действительно, с моей стороны было глупо сообщать в записке о том, что я собираюсь отсутствовать дома весь день. Это было тебе на пользу, чтобы осуществить свои планы. А перед этим ты узнала, что мы начинаем испытывать новую технологию… И ты решилась. Если ты намеревалась действовать, надо было поторопиться.
— Но зачем? Если на то пошло, — с горечью произнесла Лори, ощущая сердечную боль, — какой в этом был смысл? «Пэджет» теперь принадлежит тебе.
Он скривил тонкие губы.
— Не строй из себя паиньку. Я уже сыт этим по горло, больше ты меня не проведешь.
Он схватил ее за руки, пальцы, совсем недавно доводившие ее до вершины блаженства, теперь давили, как клещи. Лори еле удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли. Лицо Алекса перекосилось от злости, и, словно боясь не совладать с собой, он резко оттолкнул ее от себя так, что она больно ударилась плечом о стену.
— Есть много других фирм по производству стеклянных изделий, помимо «Пэджета», которые бы заплатили за то, чтобы узнать наши секреты. — Он помолчал. — Малдини, например.
— Нет! — Она в ужасе уставилась на него. — Не думаешь же ты…
— Почему бы и нет? Вчера вечером, когда я застал вас с Форситом в страстных объятьях, первая моя реакция все же оказалась правильной. — На этот раз Лори не была уверена, кому было адресовано это презрение, ей или ему самому.
— Ты ошибаешься, Алекс, ошибаешься с самого начала. Я…
— Вы обсудили все детали преступления, да, преступления, — повторил он, когда она поморщилась от чудовищного слова, — кражи формулы. Он бы ее скопировал, а ты могла бы преспокойно вернуть документы на место, и если бы разум мой сегодня не занимали иные проблемы, — он невесело усмехнулся, — и мне не пришлось бы возвратиться за ними обратно домой, все прошло бы гладко. Право, должен поздравить тебя, душа моя. Такой прогресс по сравнению с топорными методами работы четырехлетней давности. Или, возможно, поздравить следует более опытного жулика, мистера Форсита?
— Алекс, я ни на секунду не могу допустить, что в этом замешан Джеймс. Ты оставил их здесь, среди фотографий, иначе и быть не может. Когда я спросила Джеймса, как он попал на прием, он сказал что-то о нужных друзьях на нужных местах.
— Именно так. Кто может быть лучшим другом в таком деле, чем моя собственная жена, и какое нужное место — лучше моей постели?
Кровь бросилась ей в лицо и вновь отхлынула, так что Лори снова стала бледной. Она готова была кинуться ему в ноги, но нужно было как-то оправдываться — кроме как на саму себя положиться ей было не на кого.
— Я сказала ночью, что ты намерен думать обо мне лишь самое худшее — и так оно и есть.
— А что прикажешь мне о тебе думать?
— Ты давно мог бы понять, что я неспособна на такое.
— С какой стати?
— Потому что я люблю тебя и, что бы ты ни говорил, буду продолжать любить тебя.
Мгновение он глядел на обращенное к нему лицо Лори. Но затем почти печально покачал головой.
— Святая моя невинность, довольно. Прошлой ночью я, как дурак, позволил провести себя смазливому личику, красивому платью и, — голос его зазвенел от ярости на себя, — поверить паре-тройке слезинок. Все, хватит.
— Не волнуйся, Алекс, мне больше не понадобятся слезы. Скажи только, зачем мне дурачить тебя?
— Из мести, естественно, милая жертва вендетты. А как же?
— Значит, ты действительно веришь, что я могла так поступить с тобой? — Сердце Лори рвалось на части, на сотни крошечных страдающих кусочков, и она с трудом выдавливала из себя слова.
Он слегка пожал плечами, словно вопрос этот его никак не касался.
— Ты не оставляешь мне альтернативы.
— Но ты должен позволить мне…
— О, бога ради, убирайся из моего дома, пожалуйста.
Она смотрела на него невидящим взором сквозь пелену слез, несмотря на все ее гордые слова, а он добавил:
— И убирайся из моей жизни — навсегда!
12
Схватив конверт, Алекс круто развернулся и вышел из комнаты. Сначала Лори услышала доносившийся из холла голос экономки, Алекс что-то односложно пробурчал в ответ, затем входная дверь с грохотом захлопнулась за ним.
— О, Алекс, — вырвались у нее сдавленные слова, и лицо ее искривилось от физической боли, пронзившей все ее существо. Она направилась было к креслу, но, заслышав шаги снаружи, подошла к окну и стояла, глядя в него. Никто не вошел, но в любом случае нельзя прятаться здесь целый день.
Алекс хочет, чтобы она уехала, не так ли? «Убирайся из моего дома… из моей жизни». Его слова прозвучали словно погребальный звон, он что-то убил в ее душе, и она никогда не оправится от этого. Но тем не менее ей придется притворяться и заставить окружающих поверить, что она все еще жива. «Убирайся из моей жизни…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});