Когда они вышли со двора, Кару выдернула руку из тисков Тен, поморщившись, когда потревожила свои синяки.
— Какого черта? — сказала она. — Я думаю, у меня есть право знать, за что я плачу своей болью.
— Не будь ребенком. У нас у всех есть свои роли.
— О. А твоя тогда какая, нянька что ли? Прости, я имею в виду нянька для изменницы?
Тен с вызовом сверкнула глазами.
— Если Тьяго попросит, то да.
— И ты сделаешь все, о чем он попросит.
Несколько секунд Тен смотрела на Кару, словно та тупая.
— Конечно, — был ее ответ. — И ты тоже. Особенно ты. Во благо нашего народа, в память о том, что мы потеряли, выполняя свой долг.
Ответная реакция Кару была мгновенной, но в этот раз, помимо стыда, она сопровождалась волной гнева. Они никогда не позволят забыть ей то, что она сделала. Она была здесь по собственному желанию, ведь в отличие от них, у нее-то был выбор. У нее была совсем другая жизнь, и прямо сейчас Кару действительно хотела вернуться к ней. Вернуться в Прагу к своим друзьям, искусству, чаю и не беспокоиться ни о чем серьезном, а лишь о бабочках в животе — Papilio stomachus — «Желудочниос бабочкос», с болью вспомнила она. Та жизнь казалась такой странной и мелкой сейчас, казалась чем-то таким, что можно поместить внутрь снежного шара.
Но она не уйдет. Тен права: у нее есть чувство долга. Но она была до смерти напугана тем, какой стала теперь. Она подумала о том, что Бримстоун никогда бы не узнал ее в этом покладистом, стыдливом создании; уж его распоряжениям она точно никогда не следовала столь безропотно.
Когда они поднялись обратно по лестнице в ее комнату, Кару подняла ожерелье, над которым работала раньше, пока Тен нетерпеливо вываливала чехол на стол. Повсюду был слышен грохот медных скоб. Сейчас она была не в состоянии создать новое тело.
О чем ей не позволено знать?
— Хочешь, я тоже вложу свою часть? — спросила Тен. Кару посмотрела на нее. Волчица не очень часто предлагала свою боль, и девушка удивленно сказала:
- Нет. Спасибо.
Лишь когда она услышала свой ответ, она осознала, что ей нужно что-то сделать.
«Что же мне нужно сделать?»
«О».
Она играла с тисками, то поворачивая винт сильнее, то ослабляя его. Она вообще помнит, как это делать? Это было так давно.
«Что мне нужно сделать, чтобы появилась боль?»
«Ничего. Для тебя нет боли. Только удовольствие».
Все еще возясь с тисками, она сказала Тен: «Мне кажется, ты не знаешь сказку про Синюю бороду».
— Синяя борода? — Тен разглядывала волосы Кару. — Это твой родственник?
Кару одарила ее насмешливой улыбкой.
— Ты разве забыла, у меня нет родственников?
— Ни у кого больше нет, — просто ответила Тен, Кару поняла, что это правда. Каждый здесь потерял... все. Они были народом, которому больше нечего терять.
— Ну, — сказала она, спокойно прилаживая тиски к паутине из плоти и мышц, которая связывала ее пальцы и ладонь. Это было нежное место.
— Синяя борода был местным феодалом. Когда он привел в замок молодую жену, отдал ей ключи от всех дверей и сказал, что она может ходить, где хочет, за исключением одной маленькой двери в подвале. Туда она не должна ходить никогда.
Она закрутила винт, и боль начала раскрываться, как цветок.
— И я полагаю, она и стала первым местом, куда та отправилась, — сказала Тен.
— В ту же минуту, как он повернулся спиной.
Тен отвернулась, чтобы дотянуться до чайника. На эти слова Кару она повернулась обратно и выругалась.
Кару видела по ее реакции, что это сработало; она помнила, как Акива умел манипулировать невидимостью. Забавно, боль казалась тогда большим делом. Но не теперь. Она пульсировала в том же темпе, что и биение сердца и ощущалась совершенно естественно.
До Тен никак не доходило, что Кару могла даже не двинуться со своего места. Она подумала, что Кару опять воспользовалась окном, поэтому, когда смогла двигаться, Тен бросилась к нему, а Кару выскользнула в дверь. По иронии судьбы, уже не было засова, который помешал бы ей уйти. Поддерживая гламур, она проскочила вниз по лестнице, потом во двор, чтобы подслушать все, что сможет, пока Тен не кинулась рассказывать об ее исчезновении.
Времени было мало.
Ее собственная тень могла выдать девушку. Чары не скрывали отбрасываемой тени, так что она старалась держаться в тени и не издавать ни звука. Она была в этом уверена. Она ведь даже не касалась земли. Однако она оставалась во дворе несколько минут, достаточных для того, чтобы узнать отвратительный характер «послания», которое повстанцы отправили серафимам и... ответ Императора — великий Боже, темное небо и свет Доминиона, беспощадное проявление мощи, безнадежность, безнадежность. Ответ Императора прервал Тьяго, повернувшись на подушечках волчьих лап, поднимая голову, слегка раздув ноздри, осторожно понюхал воздух.
И посмотрел на нее.
Кару замерла. Она и так уже стояла неподвижно, да и была она в нескольких ярдах, но девушка перестала дышать и смотрела в эти бесцветные глаза с ужасом. Они не могли отыскать ее, но они сузились. Он опять принюхался. Он не мог ее видеть, она знала об этом, и никто из стоящих там, кто проследил за его взглядом, не мог. Все же (дура, дура) они знали, что она рядом так же, как и Тьяго знал об этом.
Они были существами. Они могли учуять ее запах.
36
ЖЕЛАНИЕ УЛЫБАТЬСЯ
У реки Кару сняла тиски, отпустив магию, наблюдая, как ее тело вновь стало видимым. В том месте, где ее руку пережимали тиски, кожа посинела. Образовался синяк. Существует ли на свете что-то более пустяковое, чем синяк?
Догадается ли Тьяго про гламур? Как же это было глупо с ее стороны. Если он заподозрит, что она может вытворять такое, то Волк со своими шпионами никогда глаз с нее не спустит. Не говоря уже о том, что, если он заподозрит, что она может вытворять такое, он захочет узнать, как ей это удается. Он захочет, чтобы все его солдаты узнали, как это делается. А разве Кару не хотела бы того же самого, если это могло им помочь?
Помочь им убить как можно больше ангелов, когда те спят?
Вот чем занимались Тангрис и Башис. Никто толком не знал, как именно им это удавалось; они умели притягивать тени и окружать себя ими, чтобы преследовать врага, став невидимыми. Но один гламур не мог объяснить массовость убийств в абсолютной тишине. Кто может спать так крепко, что не проснется и не издаст ни звука, когда ему будут перерезать горло? Тем не менее, их жертвы спали, в то время как Тени, перерезая глотку за глоткой, убивали их, пока в комнате не остались одни лишь бездыханные тела, за исключением убийц.