Голос Ласта, яростно-монотонный, плавно перетекал в уши Маледикта, и только на одном имени интонация резко шла вверх.
— …Янус играет в карты лучше, чем ты жульничаешь. У меня есть родственные чувства. Считай, что те долги аннулированы. — Не обращая внимания на лихорадочный румянец на лице Критоса, Ласт подал знак своему кучеру подъехать и остановиться за наемным экипажем племянника.
За его спиной Критос замахнулся тростью, намереваясь раскроить светловолосую голову Ласта. Маледикт замер, представляя, что вот-вот лишится возможности отомстить; но Ласт с плавной стремительностью змеи развернулся на месте, трость с треском врезалась в ладонь в перчатке, и он выхватил ее из рук племянника. Потеряв равновесие и силу, Критос скатился по широким ступеням и приземлился на ракушечник с плачевными последствиями для собственной кожи и одежды. Со стоном, пошатываясь, встал.
— Отвези моего племянничка куда-нибудь, чтобы протрезвел, — сказал Ласт, обращаясь к кучеру. Кучер молча покачал головой в знак несогласия; наконец граф бросил ему луну.
Ласт окинул скорчившуюся фигуру Критоса хладнокровным взглядом.
— Как обычно, ты не на то поставил, Критос. Напасть на человека, который способен — и обязательно так и поступит — лишить тебя наследства без дальнейших колебаний? Да к тому же проделать это на глазах у катамита и шпиона Ворнатти. Как скоро разлетится молва о твоих трудностях? И ведь тебе некого винить, кроме себя самого.
Маледикт обозначил легчайший поклон, когда Критос повернул к ним с Джилли разъяренное лицо, и заметил:
— О, и сколь изысканная сплетня! Фамильная верность Дома Ласта. — По спине у Маледикта пробежали мурашки — единственное свидетельство накопившегося гнева. Янус опять ускользнул у него из-под носа. Убить Ласта теперь, когда его могли поймать раньше, чем он доберется до Януса, было… невообразимо. Маледикта словно парализовало — стремление убить и необходимость подождать боролись в нем, заставляя стоять недвижно, в то время как Ласт сделал шаг в его сторону.
— Что за игру вы ведете, юноша? — Ласт смотрел на Маледикта сверху вниз, словно собственный узкий нос прослеживал до самого кончика. Ласт стоял очень близко, и Маледикту пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть в его бледные, ледяные глаза.
— А это игра? Я и не предполагал. Что же до моего поведения, то я поступаю так, как считаю уместным. — Хрипотца в голосе юноши скрыла дрожь, вызванную волнением.
— Не будь вы воспитанник Ворнатти, вы бы скоро выяснили, как мало пользы приносит подобная заносчивость, — заметил Ласт. — Скажите мне, юноша, что вам нужно от моего брата?
Маледикт через силу улыбнулся, превозмогая болезненный крик внутри — крик о том, что Ласт теперь так близок к нему, и так остро черное лезвие, и так быстро можно было бы завершить задуманное. В этот миг по ступеням дворца рассыпались пастельные пятна платьев: самые юные из дебютанток покинули бал в сопровождении дуэний и теперь разыскивали свои кареты. Дамы остановились; одна неуверенно захихикала, почувствовав напряженную атмосферу, заметив нахохлившихся грачей, что расселись по обеим сторонам подъездной аллеи.
— От Ариса мне нужно лишь то, что он мне уже дал, зато от вас я хочу… — начал Маледикт.
— Я ничего не сделал вам, и все же могу поклясться, что вы испытываете ко мне ненависть.
— Возможно, вашей совести есть в чем упрекнуть вас? Вы совершили дурной поступок? Быть может, мне стоило бы вам напомнить? Вы одарили меня тем, ценности чего не знали, а потом отняли, — на одном гневном дыхании проговорил Маледикт. Опрометчиво, спохватился он. Если Ласт поймет, если оторвется мыслями от собственных мелких обид, от замешательства по поводу поддержки Ариса, вдруг он снова ушлет Януса подальше?
Справившись со звенящей яростью в голосе, Маледикт продолжил уже спокойнее:
— Вас ждет карета, ваша светлость, и сегодня вечером мне больше нечего вам сказать.
От ледяного тона, которым был положен конец беседе, щеки графа побелели, а бычья шея побагровела.
Ласт шагнул к Маледикту, словно хотел встряхнуть или задушить его, но опустил руки, услышав испуганный вздох стайки женщин.
— Я добьюсь, чтобы тебя отлучили от двора, — пообещал он, садясь в карету. — Причем предварительно открою всем, что ты такое.
— Что я такое? — прошептал Маледикт, когда за Ластом захлопнулась дверца кареты. — Если бы ты только мог мне сказать.
Ласт подал знак кучеру, и лошади помчали его прочь. Маледикт стоял, дрожа всем телом, пока Джилли не взял его за руку и не отвез домой.
11
Окна особняка Ворнатти на Дав-стрит светились, словно приветливый маяк в ночи, разгоняя серебристый туман, наползавший с моря вглубь острова. Внутри вид прислуги, сервировавшей стол серебром, и кухарки, хлопотавшей над блюдами, создавал ощущение уюта и гостеприимства. Ворнатти ждал гостей к ужину.
Маледикт мерил шагами спальню, раздосадованный тем, что Ворнатти задумал званый вечер как раз тогда, когда он хотел сбежать из города и добраться до Януса в Ластресте. Однако же барон настоял на ужине; более того, он приказал распрячь карету и не выдал юноше ни единой луны. Прежде, подумал Маледикт, подобные препятствия задержали бы его, но не остановили бы. Однако с тех пор он размяк — или просто стал благоразумнее? — и понимал, что нет смысла пускаться пешком в сорокамильное путешествие. Не теперь, когда Янусу так или иначе было суждено явиться на бал равноденствия… Вдобавок поутру Ворнатти может оказаться в более приятном расположении духа.
Впрочем, настроение уже было испорчено, и, завидев карету, подъехавшую слишком рано по местным понятиям, Маледикт захлопнул окно с такой силой, что в нем зазвенели стекла.
С момента его бескровной стычки с Ластом Ани глодала его, шепча и кипя внутри, и уже все тело юноши болело, терзаемое трепещущими крыльями и острыми, как бритва, когтями. Разум Маледикта, словно перья в волне прибоя, вновь и вновь возвращался к одной и той же точке — пропитанным кровью снам. Ладони судорожно и бесцельно стискивали рукоять меча. Ани, не находя покоя, угрожала отказать в Своей защите, отменить сделку из-за его медлительности. «Трус, — насмехалась Ани, направляя свое послание в руку, сжатую» на рукописи: — Ласт должен умереть».
— Я сделаю это, — шептал Маледикт. — Я поклялся. Я в этом поклялся.
За его спиной дверь, оставленная приоткрытой для Джилли, почти бесшумно распахнулась. Маледикт напрягся, распрямил плечи, задернул шторы на затуманенном окне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});