В то лето Литвинов встретился в Лондоне с советским полпредом в Англии Иваном Михайловичем Майским. Когда выпадали свободные от заседаний часы, они гуляли вдвоем по паркам Лондона. Во время одной их таких прогулок Литвинов, редко предававшийся воспоминаниям, рассказал Майскому о первых шагах своей дипломатической деятельности. Майский записал рассказ Литвинова, дал ему затем прочитать эту запись. Литвинов сделал необходимые поправки, один экземпляр записи оставил у себя, другой передал Майскому, и этот документ навсегда остался ярким свидетельством тех дней.
«Итак, я стал полпредом, но у меня ничего не было: ни директив из Москвы, ни денег, ни людей! Излишне говорить, что у меня не было ни опыта, ни подготовки к дипломатической работе. Пришлось начинать буквально с пустого места.
Прежде всего необходимо было установить какой-либо контакт с Москвой. Я воспользовался возвращением в Советскую Россию одного из товарищей по эмиграции для того, чтобы отправить с ним в только что народившийся Народный комиссариат иностранных дел письмо с просьбой об инструкциях и деньгах. С тем же товарищем я послал в НКИД шифр, составленный мной с помощью одного из симпатизировавших нам служащих бывшей царской военно-закупочной миссии в Лондоне. До того шифра у НКИД со мной не было, и все сношения между нами велись клерными телеграммами. Посланный мной шифр в Москве был несколько переделан и в дальнейшем разослан для пользования всем полпредам. Когда, таким образом, была создана возможность шифрованной переписки между мной и НКИД, наши отношения несколько укрепились.
После долгих настояний с моей стороны в марте 1918 года мне наконец было сообщено из Москвы, что НКИД посылает ко мне первого дипломатического курьера. Легко себе представить, с каким нетерпением я ожидал его! С напряженным вниманием я следил за различными этапами его долгого и сложного пути. Ехать приходилось через Финляндию, Швецию и Норвегию, и я сам отправился встречать его на вокзал… Увы! Почта не привезла мне того, что я ожидал, но в одном отношении она разрешила мои трудности: я получил около двухсот тысяч царскими кредитками, которые в то время еще принимались в Лондоне. Теперь я мог по крайней мере приступить к организационному оформлению первого советского полпредства в Лондоне. Я снял для полпредства специальное помещение по адресу Виктория-стрит, 82, – до того полпредство находилось в моей частной квартире, – заказал бланки печати и пригласил на работу нескольких сотрудников. Секретарем полпредства была моя жена, которая вела всю английскую переписку, кроме того, в полпредстве работали еще три-четыре человека из числа товарищей-эмигрантов и бывших служащих царской военно-закупочной миссии.
На дверях полпредства была вывешена табличка с надписью: «Русское народное посольство». Тут же помещалось консульство, которое именовалось «Русское народное консульство». Сам я присвоил себе титул «русский народный посол». Все эти наименования были моего собственного изобретения, ибо, повторяю, никаких указаний из Москвы, в том числе и указаний о моем официальном титуле, я не имел».
В папке Литвинова обнаружен экземпляр визитной карточки с «титулом» и распорядком работы «Русского народного посольства» на Виктория-стрит, 82. Посольство было открыто для посетителей с 11 до 13 и с 16 до 17 часов, а по субботам только в утренние часы.
Прежде чем продолжить рассказ Литвинова, снова мысленно перенесемся в его дом и посмотрим, что там происходило через две недели после назначения. Об этом поведала английская журналистка Марион Райян, опубликовавшая 20 января' 1918 года в газете «Уикли диспетч» статью «Литвиновы у себя дома».
Журналистка писала: «Некоторые люди носят на себе печать величия. Таким человеком является Максим Литвинов, нынешний представитель русского народа в Лондоне.
Два года назад он женился на молодой девушке-англичанке Айви Лоу, многообещающей писательнице-романистке и той именно женщине, с которой мог делиться своими надеждами и мечтами.
Литвиновы жили самой уединенной и спокойной жизнью в крохотном домике в Западном Хемпстэде. Почтальон заходил сюда часто, но визитеров бывало мало, в основном русские. Здесь не звенел телефонный звонок, не пыхтели проезжавшие мимо такси. Их дом был таким же сонным, как и все дома на этой улице.
Но г-н и г-жа Литвиновы были энергичными людьми. В России происходили великие события, и мечты г-на Литвинова были, по-видимому, близки к тому, чтобы осуществиться. Изгнанники снова держали путь домой, но он оставался в Лондоне. Он близко знал Ленина и писал о нем как о человеке талантливом и энергичном.
А затем совершенно неожиданно этот милый, спокойный господин, который похож на английского государственного деятеля и которого считали на Хилфилд-роуд скромным ученым, преданным своей молодой жене и хорошенькому беби, был назначен на пост представителя русского народа, неофициально признанного посла с определенно неофициальным посольством. Большевики остановили на нем свой выбор ввиду его убеждений, из-за долгого его пребывания в Англии и из-за прекрасного знания им языков.
С этого момента жизнь в литвиновской семье совершенно переменилась, и эта перемена сказалась на всей жизни улицы Хилфилд-роуд. Сейчас здесь можно видеть в течение всего дня и такси, и визитеров, и репортеров, и мальчиков-посыльных, а соседи Литвиновых непрерывно находятся в состоянии напряженного ожидания и волнения. Величие бросило свой отсвет также и на них, и если вы позвоните в колокольчик у дверей Литвиновых, но никто не выйдет на ваш звонок, то какой-нибудь дружелюбный сосед сможет сказать вам в точности, когда они вышли из дома и когда, по всей вероятности, вернутся.
Когда я, с трудом бредя по покрытым слякотью улицам сквозь ветер и дождь, стремившиеся выяснить друг У друга, что из них может быть наиболее неприятным, нашла наконец их маленький домик, звонок мой был услышан. Г-жа Литвинова была дома и приняла меня в маленькой комнатке, служащей одновременно и рабочим кабинетом, и гостиной, и столовой, и комнатой для игр годовалого Миши Литвинова.
Госпожа Литвинова – высокая и стройная молодая женщина с подвижными чертами лица, темными глазами и с волосами, подстриженными по моде, которую Челси позаимствовал несколько лет назад у России.
– Нам не хочется, чтобы о нас писали в газетах, – сказала она жалобно. – И я абсолютно не желаю обсуждать с вами политические вопросы или наши планы, вместо этого я напою вас чаем и покажу вам моего сына.
Слово «посольство» наводит на мысль о мраморных лестницах, обширных вестибюлях и гостиных, наполненных ароматом дорогих цветов, – добавила она, становясь на колени перед огнем, чтобы поджарить кусочек хлеба. – Поэтому вам незачем называть наш дом «посольством» – неофициальным или каким-нибудь еще – и незачем вам также говорить обо мне как о неофициальной жене посла, ибо я ни чуточки не похожа на таковую, даже неофициальную. Мой муж – представитель русского народа. Этого вполне достаточно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});