Вами. Поэтому Вам надо возвращаться в Россию и работать.
— В Россию не поеду, — твёрдо заверил его Рутенберг.
Он воспринял предложение Азефа как очевидное намерение передать его в руки охранки и таким образом избавиться от него.
— Как знаете! Ну, будем прощаться.
Азеф потянулся к нему и коснулся щеки своими влажными губами.
Рутенберг не удовлетворился заверениями Азефа передать его требование. Вернувшись из Гейдельберга, он написал письмо в ЦК и заявление для печати, которые были отправлены в Петербург. К этому времени он уже составил и переслал все отчёты руководству партии, открывающие историю его взаимоотношений с Гапоном. Он просил также жену поговорить с кем-нибудь. Ольге Николаевне добиться встречи с членом ЦК удалось с большим трудом. Им опять оказался Азеф. Она видела его впервые и написала мужу, что он произвёл на неё отталкивающее впечатление, и убеждена, что говорила с провокатором. Ответа ЦК на письмо мужа она ждала долго. Получив его и письмо Чернова, сразу переслала ему. Постановление Центрального Комитета Рутенберга разочаровало. ЦК не считал возможным назначение партийного суда и подтверждал прежнюю позицию в отношении ликвидации Гапона: Рутенберг действовал «самостоятельно и независимо от решения ЦК».
Желание поговорить с товарищами по партии и как-то продвинуть вопрос суда привели его на Иматру, живописному финскому посёлку на берегу реки Вуоксы. Отдалённость от Санкт-Петербурга, позволявшая не подвергаться назойливому полицейскому надзору, придавала ему привлекательность, как месту встречи революционеров. Он не знал, что в октябре 1906 года там должен был пройти Совет партии. Формально Рутенберг имел право обратиться к нему и потребовать решения досаждавшего ему вопроса. Чернов, с которым он виделся, о собрании Совета его не предупредил. Рутенберг почувствовал некоторую напряжённость, возникшую между ними.
В тот же день в газете «Партийные Известия» было опубликовано такое заявление:
«Ввиду того, что, в связи со смертью Гапона, некоторые газеты пытались набросить тень на моральную и политическую репутацию члена партии социалистов-революционеров П. Рутенберга, Центральный Комитет П. С.-Р. заявляет, что личная и политическая честность П. Рутенберга стоит вне всяких сомнений».
Он понял, что Чернов опасался осложнений, которые могут возникнуть на Совете, если бы кто-нибудь предложил Рутенбергу воспользоваться его правом. Его непредвиденным появлением на Иматре объяснялась и поспешность этого сообщения в печати.
С тяжёлым чувством бессилия он вернулся в Германию. Он сознавал, что ему не удастся победить в нравственном противостоянии с руководством партии. Моральные проблемы усугублялись большой материальной нуждой. Мысли о самоубийстве стали посещать его всё чаще. Не раз в это время он думал о том, что порой легче умереть, чем жить. Да и угроза ареста за убийство до выяснения обстоятельств дела тоже не миновала и вызывала постоянное напряжение. Но каждый раз его останавливало глубокое убеждение в неправоте ЦК и нежелание дать повод усомниться в виновности Гапона.
Пребывание в Европе без дотации партийных денег заставляло его соглашаться на любую работу. Однажды ему повезло. Друзья известили его, что одна французская ремонтно-строительная компания ищет инженера. Он сразу же послал свои документы, и его пригласили на собеседование. Элегантно одетый господин изучающе смотрел на сидевшего напротив него высокого молодого человека плотного телосложения. Его французский оставлял желать лучшего, да и профессионального опыта ему явно не доставало. Но его диплом с отличием известного в Европе Санкт-Петербургского Технологического института и очевидная харизма убеждали управляющего в том, что его стоит взять на работу.
— Надеюсь, у Вас хорошая еврейская голова, — произнёс он. — Я готов дать Вам шанс.
— Я Вас не подведу, — едва сдерживая радость, ответил Пётр.
— Вам следует незамедлительно переехать в Париж.
— Вернусь в Берлин и сразу же займусь этим вопросом.
— В понедельник жду Вас в компании, — сказал господин, давая понять, что разговор окончен.
Наконец, думал Рутенберг, он может отвлечься работой от мрачных мыслей о казни провокатора и нежелании вождей признать свою ответственность в ней. Упорное нежелание Азефа подтвердить его санкцию на ликвидацию Гапона и двусмысленные действия руководства партии, отвергавшего его требование провести расследование по этому вопросу, вызывали у него незаживающую душевную травму. Опальный революционер Рутенберг решил отойти от активной политической деятельности. Этому способствовало и его положение отступника, нарушителя партийной дисциплины, подменившего самостоятельными действиями точные указания высшего партийного органа. Каждый раз он наталкивался на несогласие опубликовать в зарубежных газетах и журналах его записки, которые откровенно и точно, но нелицеприятно для вождей партии, освещали всю эту историю, ссылаясь на несвоевременность такой публикации. Порой возникала мысль, что члены ЦК, спасая честь мундира, пытались освободиться от этого неприятного положения, и избрали его в качестве искупительной жертвы за свои ошибочные решения.
4
Работа в Париже и ближней провинции отвлекла его от мыслей о несправедливости Центрального Комитета, членов которого всегда считал искренними друзьями и верными товарищами. Она дала ему также возможность неплохо зарабатывать и вырваться из пут жестокой нужды. Он даже сумел переслать жене немного денег через отъезжавшего в Петербург товарища. Возвращение в Россию в атмосфере газетной травли, называвшей его провокатором и агентом Рачковского, было чревато арестом. Да и рабочие, не верящие в предательство их вождя Гапона, могли бы учинить расправу над организатором его убийства. Ему хотелось увидеть жену и детей, и в переданной нарочным записке Ольге Николаевне он просил её недели на две выбраться с ними в Париж. Через некоторое время она собралась к нему в Париж, и он встречал её на вокзале.
— Хорошо, что ты приехала, — сказал он, обнимая жену. — Жаль, что без детей. Я так по ним соскучился.
— Не смогла я их взять с собой. Женечка и Толечка