Читать интересную книгу Убийство с отягчающими - Вячеслав Денисов

Шульгин отвалился от стола и отошел к двери, за которой находились его выдворенные из комнаты подчиненные.

– Странно, – сказал Молибога, поднимаясь с колен и с треском стягивая с рук перчатки. Бросив на советника взгляд, который должен был означать, что болтать в присутствии посторонних, коими для него являлись все, кроме Кряжина, он не намерен, криминалист попросил у него сигарету. Но прежде, чем отойти, он наклонился и что-то показал Кряжину под столом.

– Объясните, генерал, – решив дождаться лучших времен для беседы с многословным Молибогой, заговорил Кряжин. – Как могло случиться, что вы применили оружие на поражение по безоружному? Более того – по безоружному подчиненному. Только не говорите, что следуете новым веяниям своего руководства беспощадно бороться с «оборотнями».

– Вот вы говорите – безоружному подчиненному. – Шульгин прошелся от двери до трупа и кивнул на лежащего Гринева. – А ведь в руке его был пистолет. Это готовы подтвердить все, кто стоял рядом со мной.

– Кто бы сомневался, – ехидно заметил Кряжин. – Тогда вам придется объяснить, где то, чем он был вооружен.

Шульгин покусал губу. Видимо, ответ на этот вопрос он искал с той самой секунды, когда нажал на спуск. Между тем окна были закрыты (версия о том, как Гринев взмахнул рукой, и оружие улетело в форточку, где его подобрали мальчишки и унесли), щелей в полу не было (версия о том, как оружие провалилось в межстенное пространство, а оттуда – в канализацию), и каждый, кто выходил из комнаты, был осмотрен от носков до воротников рубашек (версия о том, как оружие похитили посетители).

– Кстати, мне не дает покоя еще один вопрос. – Кряжин приложил палец к губам и подошел вплотную к генералу. Теперь оба легко могли по запаху определить марку жвачек, которые жевали. – Зачем оперуполномоченному ГУВД Гриневу, едва завидев своего непосредственного начальника, обнажать оружие? Это меня наталкивает на леденящую душу ассоциацию, как если бы я стал рвать из кобуры «макаров», увидев на улице генерального прокурора.

– Если бы ваша совесть была нечиста и вы знали, что генеральный прокурор ищет вас, чтобы представить перед законом за убийство сотрудника ФСБ, вы, я думаю, кобуру бы рвать стали, – глядя в глаза следователю, пояснил Шульгин.

– То есть, – оторвав от губ палец, советник чуть наклонил его в сторону генерала, – вы наверняка знаете, что это Гринев убил сотрудника ФСБ, и наверняка знаете, что Гринев был уверен в том, что вы собираетесь поставить его перед лицом закона?

Шульгин чуть дернул бровью.

– Разумеется, раз он выдернул пистолет. А что касается пистолета, то я проделал, по-видимому, ту же работу по идентификации оружия, что и вы. Это пистолет с дела, которым занимался капитан Гринев.

– Тогда еще один вопрос. Как руководитель следственной бригады я прошу вас сказать мне, когда вы поняли, что совесть Гринева нечиста, если ровно два дня назад вы отправили оперуполномоченного Гринева в отпуск?

Уже давно созрело мнение, что чем выше должность занимает человек, тем серьезнее спрос с него. Однако, научившись изворачиваться перед начальством – а мало кто сомневается, что так поступают все без исключения сотрудники милиции, вопрос лишь в том, что некоторые делают это стыдясь, основная же масса беззастенчиво, – они поднимаются – и нюх их мгновенно притупляется. Работы у низового звена милиционеров всегда много. Материалы старые, на которые не хватает времени в связи с валом поступающих новых, постоянные выезды, писание документов – штат МВД всегда неполон, и работы всегда больше, чем сотрудников, желающих ее выполнить. А спрос за работу от количества вакансий не зависит. В этой связи сыщикам, следователям и инспекторам приходится прибегать к старому как мир способу ухода от ответственности. Составлять протоколы допросов лиц, которых никогда в жизни не видели, и делать осмотры помещений, в которых никогда не бывали. Выводить справки и списывать материал, благо закон предлагает для этого немыслимое количество возможностей.

Потом люди уходят наверх, и тут чувство постоянной собственной опасности начинает притупляться. Руководителей в милиции за низкое качество работы снимают, но происходит это только с теми, кто безмозгл совершенно. Остальные работают, ходят на совещания, пишут бумаги, требуют с подчиненных так же, как требовали недавно с них, и знают при этом, что их обманывают так же, как они недавно обманывали своих начальников. Это основной принцип работы в милиции, где главным является не качество выполняемой работы, а количество раскрытых преступлений, расследованных дел и отработанных материалов по заявлениям граждан.

Эту теорию единства и противоположности существования современной российской милиции можно хаять, обвинять людей, занимающихся ее продвижением в свет, в непатриотичности, преступности и дилетантстве. Однако невозможно доказать, что она не имеет права на жизнь, по той причине, что она верна.

Так вот, поднимаясь по иерархической лестнице МВД, сотрудники отписываются, отписываются и отписываются. Чем выше ступенька, тем больше спрос. Но спрос не по существу, а по форме. Раньше милиционера спрашивали: «Петя, почему до сих пор не раскрыто убийство гражданина Тупоносова?» – и милиционер отвечал: «Мой человек доложил, что подозреваемый Остроносов вчера вечером выехал в Алтайский край. Но я уже сориентировал сотрудников местного уголовного розыска на задержание. Вот написанная мною ориентировка, вот агентурная записка, вот написанная мною справка о времени отправления поезда». После такого ответа вряд ли можно думать о подчиненном как о трутне, хотя в этой ситуации дураку понятно, что все бумаги написаны две минуты назад в кабинете.

А сейчас милиционера спрашивают: «Скажите, Петр Петрович, почему кривая раскрытия заказных убийств в Московской области за этот год у вас на два с половиной процента круче, чем в прошлом?» – и Петр Петрович, который десять лет назад «мел пургу» о справках с вокзала и об Алтайском крае, отвечает: «В связи с войной в Ираке и ростом цен на нефть участились случаи междоусобиц между владельцами заправочных станций. Количество таких убийств – пять процентов, то есть, если бы не война в Персидском заливе, в этом году кривая была бы на два с половиной процента ниже, чем в прошлом».

Отрыв от «земли» притупляет ответственность. И вскоре происходит то, что появляется сразу вслед за этим. Милиция начинает работать в полную силу, когда объявляются «Вихри», «Кольца», «Перехваты» и «Вулканы». Чем же занимается милиция в «межсезонье»? А в периоды, не связанные с выходом на улицу всего личного состава, милиция собирает «агентурные записки», пишет ответы на заявления граждан, пишет протоколы допросов лиц, которых никогда в жизни не видела, и производит заполнение протоколов осмотра помещений, в которые никогда не заходила. Словом, делает все, чтобы вскоре снова зазвучала труба, сыгравшая на объявление «Вихря», «Перехвата» или «Вулкана». Изымаются тысячи единиц огнестрельного оружия, миллионы патронов к нему и находятся сотни угнанных машин, которые найти и изъять раньше не представлялось возможным вследствие того, что нужно вести бумажные дела, участвовать в турнирах по рукопашному бою, волейболу, художественной самодеятельности, строевых смотрах и комплектации «тревожных чемоданчиков». Без последнего нельзя особенно. Вдруг парад или война?

Тот, кто вынужден делать все своими руками и везде успевать, – речь о тех, кто «внизу», – становится изобретательным и в карман за словом не лезет. Отрыв же от «земли» грозит ответственностью лишь за исполнение распоряжения вышестоящего начальства повысить дисциплину в масштабе области.

Но главное – начальство всегда прикроет подчиненного, если тот продемонстрирует, что работать хочет. На любом уровне. А подчиненный всегда прикроет руководителя, зная, что непременно наступит час, когда долг будет возвращен. Главное – не испортить статистику. И ты будешь спасен. Спроси любого милиционера, и он заявит, что все только что сказанное – мерзкая ложь и гнусные инсинуации, годные лишь для материала в суд о защите чести и достоинства. При этом лицо его будет розовато и лоб слегка влажен, потому что, когда будет объявлен процесс, истец не явится ни на одно судебное заседание. Ведь тот, кто изрыгает «ложь» и «инсинуации», наверняка имеет факты и сам знает о сказанном не понаслышке.

А потому, когда следователь Генпрокуратуры внезапно спрашивает генерала милиции, который ни с того ни с сего вдруг опустился на «землю» и заработал на непривычной для него стезе, почему тот отправил подчиненного в отпуск, а через два дня застрелил, сама тема разговора начинает казаться генералу тяжелой и уже непривычной. Войной в Персидском заливе ситуацию не объяснить, а вывернуться и мастерски завести «важняка» в мир иллюзий уже невозможно.