Это сводило с ума. Он не помнил, что делал до того, как очнулся, но его эмоции должны были на чем-то основываться. Он ощущал их реальными. И недоумевал, почему ему так важно поскорее вернуть память. Воспоминания, сопровождаемые такими чувствами, не могут оказаться хорошими.
Может быть, он представлял для нее угрозу, а она не знала этого. Он мог сделать что-то ужасное, и тогда оставалось только порвать все связи с ней для се же блага.
— Трэшер, — сказал он, протягивая ломоть хлеба тощему мальчишке, — я вроде бы слышал, что ты замечательно умеешь находить всякие вещи.
— То правда, — ответил мальчик, который ни секунды не оставался в покое, словно у него было слишком много энергии для такого помещения. — Я отыщу что угодно.
— Даже здесь, в Брюсселе? Они здесь и по-английски не говорят.
— Ну и что. Это ничего не значит. Особенно со всей этой армией здесь.
Джек кивнул, рассеянно жуя мясо и запивая его горьким пивом.
— Ты бы хотел заработать несколько монет? Мальчишка остановился у кровати и наклонился, проверяя что-то под подушкой.
— Еще бы.
Джек удовлетворенно кивнул, стараясь сообразить, какое именно поручение он мог бы дать мальчишке. Это было непросто. Ему были ненавистны слабость, неуверенность и ужасные подозрения, зародившиеся в его мозгу.
— Что это? — спросил Трэшер. — Припрятано здесь?
Он вынул что-то из-под подушки Джека. Джек оглянулся и увидел, что мальчишка держит в руках какую-то серебряную вещь. Фляжку.
— Не имею представления. Положи ее обратно.
Трэшер пожал плечами и повиновался.
— Можешь ли узнать кое-что для меня? — спросил Джек. Мальчишка, протянувший было руку за кусочком ростбифа, обиделся.
— Если бы не мог, не говорил бы.
— Поможешь мне узнать, как я попал в Бельгию?
Мальчик посмотрел на него и нахмурился:
— Может быть.
— И никому не скажешь? — спросил Джек, глядя в умудренные карие глаза. — Я не хочу, чтобы леди Кейт беспокоилась.
Мальчик, казалось, размышлял над предложением Джека.
— Я не буду врать.
Этого Джек не мог требовать от него.
— Я просто не хочу, чтобы пострадали женщины. Может быть, случилось что-то плохое.
Его слова, кажется, возымели действие.
— С этим не поспоришь. Слышал, какие-то парни разыскивают вас, и не для того, чтобы пожать руку.
Джек похолодел.
— Что ты хочешь сказать?
Трэшер пожал костлявыми плечиками.
— Больше не знаю. Вроде ходят слухи, что вы настоящий граф Грейсчерч и что вы сделали что-то нехорошее. Только сами эти типы такие плохие, что я не очень-то поверил.
«Что-то нехорошее». Неужели он сражался на стороне французов? От такой мысли ему сделалось плохо.
— Ты предупредил герцогиню? Эти мужчины наверняка знали, что я здесь.
Трэшер покачал головой:
— Нет. Вы секрет. Пока вы не узнаете, что случилось, они никого не подпустят к вам, чтобы не пошли разговоры.
Джек оторопел. Какой в этом смысл? Почему Ливви не должна подпускать к нему друзей, если кто-нибудь из них здесь поблизости? Чего она боится?
— Ты можешь узнать, кто разыскивает меня, так чтобы самому не попасть в беду?
Мальчишка расхохотался, как если бы Джек сказал что-то невероятно смешное.
— Ваша светлость, я вырос в трущобах. Ничто в этой чертовой Бельгии не сравнится с ними!
— На твоем месте я бы не был так уверен, — сказал Джек, и вдруг ему вспомнилось.
Узкий проулок. Противные, влажные, жирно блестящие булыжники в слабом свете далеких фонарей. Зловонные трущобы и плеск воды в близкой речке. Тревога. Возбуждение.
Нож, рукоятка которого идеально лежит в ладони, холодная в горячих пальцах. Округлый силуэт толстого мужчины. Они стоят друг против друга? Он не мог сказать. Но он видел, как блеснул в слабом свете заносимый нож, и ударил сам.
Он чувствовал все, словно память жила в его руке. Легкость удара, скрежет задетой кости. Он слышал затрудненное дыхание. Бульканье. Он чувствовал тяжесть тела на своих руках.
— Дяденька?
Он вздрогнул. Дотронулся до внезапно разболевшейся головы и понял, что его трясет. Он убил человека.
— Кажется, я убил кого-то.
— Ну уж точно. Вы же были там, под Ватерлоо.
Но то происходило до битвы. К горлу поднялась желчь, пот выступил на лбу. На миг он перестал видеть костлявого мальчишку, которому только что исповедался.
— Не во время сражения. В переулке.
— Неудивительно, — сказал мальчишка, неуверенно хлопнув его по плечу. — У вас стало такое лицо. Но вы не похожи на плохого парня. Не переживайте.
Джек взглянул на благодушное лицо мальчишки и чуть не рассмеялся. Разве не знаменательно, что он признался единственному человеку в этом доме, который способен принять его признание с таким хладнокровием?
— Я не знаю, кто это был, — сказал он, и его голос дрожал так же сильно, как руки. — Не знаю где. Город. Река. — Стараясь вспомнить больше, он испытал новую вспышку боли в голове и стиснул ее руками. — Хочу вспомнить.
— Ну, я надеюсь, вы вспомните, — согласился с ним Трэшер, завладев парочкой грибов и отправляя их в рот. — Чую я, мы скоро уберемся отсюда, а в Лондоне все будет гораздо трудней. Уж очень он большой.
Джек снова едва удержался от смеха. Где Кейт подобрала этого сорванца?
— Вот и хорошо. Если сумеешь узнать, кто меня разыскивает, я отблагодарю тебя.
Трэшер кивнул:
— Кусок пирога.
— Нет, — не согласился Джек, хватая мальчишку за руку, чтобы тот прислушался к его словам. — Не кусок пирога. Поручение опасное. Если бы я мог послать кого-нибудь другого, то, черт побери, так бы и сделал.
Мальчик стал серьезным.
— Я знаю, ваше сиятельство. Но раньше я всегда жил в опасности.
Не в такой опасности, подумал Джек, гадая, откуда он это знает. Совсем не в такой опасности.
Выйдя от Джека, Оливия задержалась, только чтобы взять шляпку, и выскользнула из дома. Ей необходимо было пройтись, побыть одной. Неожиданно парк показался очень привлекательным.
Сначала ее мысли были под стать поспешным шагам — она ни на чем не могла сосредоточиться. Ее тело все еще не отошло от прикосновений Джека.
Вспомнились его удивительные сине-зеленые глаза, его руки, его сильное, натренированное тело. Запах, звуки его смеха в то раннее воскресное утро, когда они лежали, зарывшись в одеяла. Удивление в его глазах, когда он положил руку на ее живот, чтобы почувствовать первые шевеления их дитя.
Его страсть.
Джек разбудил ее чувственность. Он научил ее испытывать наслаждение, которое может дать пылкий и заботливый любовник, и купаться в этом наслаждении. Он был как кремень, воспламеняющий трут. Он был страстным, и щедрым, и изобретательным, он открыл для нее мир разделенного наслаждения. От него она узнала, что самым мощным афродизиаком является доверие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});