краске. Мысли, которые роились у меня в голове, теперь показались такими же запутанными и вязкими.
Мысли, которых ночью и в помине не было.
Я не успел одолеть одну тревогу, как подступала другая – волнение накатывало на меня, как шарики для пинг-понга, сброшенные во вращающуюся коробку. Я подумал о маме, о братьях, о Мэллори, отношения с которой всю мою жизнь были под запретом из-за ее фамилии. Потом подумал о работе – о своей должности, о должности, о которой мечтал, о годах, потраченных на то, чтобы стать лучшим в своем деле.
Подумал о ноутбуке, жестком диске, пароле, который, возможно, не смогу подобрать и узнать, не оставил ли отец какие-нибудь зацепки. Вчера я был слишком на этом зациклен и, возможно, потому принял необдуманное решение.
Мои мысли были направлены совсем не в нужное русло.
Но, пожалуй, сильнее всего меня волновало, что первая моя мысль, когда я проснулся, была не о том, что я все испортил, поддавшись своим желаниям, а о том, что я наконец-то заполучил Мэллори Скутер, о чем всегда мечтал.
Меня волновало, что я по-прежнему ее желал – теперь даже сильнее – а ее нигде не было видно.
В порыве тревоги я вздохнул, пытаясь выровнять дыхание, и огляделся в комнате, словно мог найти тут какой-то ответ. Заглянув за подушку, на которой спала Мэллори, я увидел блокнот рядом с зарядкой для телефона. Он был раскрыт посредине, и на листе было накорябан какой-то текст.
Я протянул руку, положил блокнот на колени и ухмыльнулся, увидев шутливый рисунок рядом с записью.
Мэллори изобразила нас: она взмахнула кистью, разбрызгав по странице краску, летящую в мою сторону. А я стоял, скрестив руки, в одной из которых держал кисть, а другой прикрывал лицо. Мы оба смеялись, а наши лица были неестественно большими и карикатурными.
И мое восхищение Мэллори стало еще больше, потому как любое воспоминание она могла воскресить с помощью карандаша, листа бумаги и своих волшебных рук.
С утра пораньше пришлось отправиться в церковь – ты же помнишь, что я принцесса Стратфорда и все такое :) Угощайся кофе. М.
Я продолжал улыбаться, но внутри что-то екнуло от ее записки. Помимо шутки и подмигивающей рожицы ничто не указывало, что она чувствует, о чем думает после случившегося между нами.
Но мог ли я ее винить, ведь сам ни хрена не понимал, о чем тут думать.
Я снова вздохнул, сползая с кровати, натянул штаны, а потом вырвал листок с рисунком, свернул его квадратом и засунул в карман. Потом надел футболку, пошлепал к горячему кофейнику и вылил оставшийся кофе в кружку, взятую с полки для чистой посуды.
Я осторожно пил горячий напиток, прислонившись к кухонному шкафчику и осматривая беспорядок. Разобраться в своих мыслях так и не удалось, и я решил пока оставить это дело. Ясно одно: мне нужно поговорить с Мэллори, но я не мог говорить с ней сейчас. Так что пока нужно просто успокоиться и не поддаваться панике, убеждающей сию же минуту ворваться в церковь и потребовать ответов перед лицом Господа и всего города.
Мне и правда нужно в церковь – не для того, чтобы учинить Мэллори Скутер допрос с пристрастием, а чтобы порадовать маму. Я и так пропустил первую службу, но вполне мог успеть на вторую, а зная маму, она дождется, чтобы убедиться, что я пришел.
И хотя мне не удалось подавить беспокойство хотя бы на какое-то время, я не мог уйти из этой квартиры, пока в ней царил такой беспорядок.
Я допил кофе, уговорил Дали выйти из-под дивана и гладил его, продумывая план. А потом нашел лучший способ справиться с тревогой.
Я занялся уборкой.
И перед тем как выйти за дверь, тоже оставил записку.
Глава 11. Мэллори
Казалось, это кто-то другой сидит за бранчем вместе с моими родителями в загородном клубе.
Нет, это чужая рука тянется за «мимозой», чужие губы шевелятся, отвечая на вопросы родителей. И чужие ноги в платье с расклешенной юбкой скрещены под столом.
Потому что мысленно я еще лежала в постели с Логаном Беккером.
Я находилась на другом конце города, валялась на простынях под солнечными лучами и прижималась обнаженной грудью к его ребрам. Я обнимала его, он обнимал меня, моя голова лежала у него на груди, и его дыхание касалось моего уха.
Или, возможно, я по уши увязла в воспоминаниях о прошлой ночи. Я до сих пор чувствовала, как Логан ласково поглаживает мою спину, слышала, как он чувственно стонал мое имя посреди ночи, ощущала, как его губы прижимались к моей шее, а руки скользнули мне между ног…
Я прикусила губу, пряча улыбку и румянец, и сделала глоток восхитительного коктейля из шампанского и апельсинового сока.
– Так я правильно тебя поняла? – спросила мама.
Я недоуменно моргнула и промокнула губы салфеткой.
– А?
Она усмехнулась.
– Ты сегодня такая веселая, но, честное слово, мыслями витаешь где-то далеко-далеко, – заметила мама. – Я спросила, начала ли ты уже распаковывать вещи в мастерской, все ли там хорошо?
Перед глазами промелькнули отрывки прошлой ночи: краска и губы, музыка и глаза, вздох и поцелуй, и…
– Да, – ответила я, уже не в силах скрыть улыбку. Я зарделась, водя кончиком пальца по краешку бокала. – Все складывается довольно удачно.
Родители, наверное, решили, что я под кайфом – уж слишком улыбчивой я была сегодня утром в церкви, да и сейчас за бранчем с ними и моим братом Малкольмом. Я ненавидела коротать время с ними (и мы все это знали), но каждое воскресенье мы собирались всей семьей.
Ну, так было, когда я находилась в городе.
Когда я училась в колледже, то мне удавалось избегать стратфордского образа жизни, но теперь я вернулась и должна снова играть по правилам родителей, хотя даже не жила с ними. Ну, формально я жила в доме, который им принадлежит.
Папа гордо улыбнулся, взглянув на меня поверх меню.
– Моя девочка! С нетерпением жду официального открытия. Закатим самую грандиозную вечеринку, которую видывал этот город, – он прочистил горло и снова посмотрел на меню, хотя мы прекрасно понимали, что себе и маме он закажет все как обычно. – Конечно, если все будет в порядке.
Так отец мило сообщал, что все должно быть идеально и прекрасно, если уж он собирается показаться на мероприятии и поддержать мой маленький проект. Боже упаси,