Читать интересную книгу Закон и женщина - Уилки Коллинз

— Раздавил я их? Превратил я их в порошок за дерзкую попытку помешать мне? — пробормотал он. Потом опять вспомнил о Шекспире и Короле Лире. — Гонерилья и Регана! — воскликнул он. — Мои две бесчеловечные дочери, две ведьмы пришли насмехаться надо мной!

— Вовсе нет, — отвечала моя свекровь так спокойно, как будто обращалась к разумному существу. — Я ваш старый друг, миссис Макаллан. А это вторая жена Юстаса Макаллана, приехавшая повидаться с вами.

Лишь только она произнесла: «вторая жена Юстаса Макаллана» — странное существо издало такой пронзительный крик, как будто она прострелила его. Человек без ног выпрыгнул из кресла, мелькнул в воздухе, опустился на пол с легкостью обезьяны и, к довершению безобразной сцены, убежал на руках в длинную комнату, скорчился у камина и, весь дрожа, начал стонать, повторяя множество раз: «О, сжальтесь надо мной, сжальтесь надо мной!»

Таков был человек, к которому я приехала за советом, на помощь которого я так рассчитывала!

Глава XXV

МИЗЕРИУС ДЕКСТЕР. ВТОРОЕ ЗНАКОМСТВО

Полный упадок духа, отвращение и, чтобы сказать всю правду, сильный страх заставили меня признать себя побежденной. Я обратилась к миссис Макаллан и сказала шепотом:

— Вы были правы, я обманулась в своих ожиданиях. Уйдем отсюда.

Слух Мизериуса Декстера был, вероятно, так же чуток, как слух собаки. Он расслышал, что я сказала «уйдем отсюда».

— Нет, — крикнул он. — Приведите сюда вторую жену Юстаса Макаллана! Я обязан извиниться перед ней, я хочу видеть ее.

Он был теперь совсем другим человеком. Он произнес последние слова самым мягким голосом и вздохнул истерическим вздохом, как женщина после долгих слез. Пробудилось ли во мне мужество, или меня подстрекало любопытство, но когда миссис Макаллан сказала мне: «Припадок прошел. Вы остаетесь при своем намерении уйти?» — я ответила: «Нет, я войду к нему».

— Вы уже поверили в него снова? — спросила миссис Макаллан со своей беспощадной насмешливостью.

— Я преодолела мой испуг.

— Мне жаль, что я испугал вас, — сказал мягкий голос у камина. — Некоторые люди говорят, что я бываю иногда не в своем уме. Вы пришли в один из часов моего безумия, если некоторые люди правы. Я сам сознаю, что я ясновидец. Когда мое воображение разыгрывается, я говорю и делаю странные вещи. Если же мне напомнят в такое время об ужасном процессе, я возвращаюсь к прошлому и испытываю невыразимые нервные страдания. Я самый мягкосердечный человек и, как неизбежное следствие этого, самый несчастный человек. Примите мои извинения. Войдите обе и пожалейте меня.

Любой человек в такую минуту, даже ребенок, забыл бы о страхе, вошел бы к нему и пожалел его. В комнате становилось все темнее и темнее. Мы не видели ничего, кроме скорченной фигуры у камина.

— Не прикажете ли осветить комнату? — спросила миссис Макаллан. — И хорошо ли будет, если эта молодая особа увидит вас при свете вне вашего кресла?

Он приложил к губам что-то блестящее, металлическое, и издал ряд резких, дрожащих, птичьих нот. Спустя несколько минут где-то в отдаленной части нижнего этажа раздались точно такие же звуки.

— Ариэль идет, — сказал Декстер. — Успокойтесь, мамаша Макаллан. Ариэль сделает меня приличным для женских глаз.

Он удалился на руках в темный угол комнаты.

— Подождите, — сказала миссис Макаллан. — Вам готовится новый сюрприз. Вы увидите Ариэль.

В соседней круглой комнате послышались тяжелые шаги.

— Ариэль! — позвал Мизериус Декстер в темноте.

— Здесь, — отвечал, к моему невыразимому удивлению, грубый голос родственницы в мужской шляпе.

— Мое кресло, Ариэль.

Особа с этим неподходящим именем откинула ковер, чтобы осветить комнату, и вошла, двигая перед собой кресло. Она нагнулась и подняла Декстера с пола как ребенка. Прежде чем она успела посадить его, он с радостным криком вырвался из ее рук и прыгнул в кресло с легкостью птицы.

— Лампу, — сказал он. — И зеркало. Извините, — обратился он к нам, — что я сижу, повернувшись к вам спиной. Вы не должны видеть меня, пока мои волосы не будут приведены в порядок. Ариэль! Лампу, гребенку и помаду.

Держа в одной руке лампу, в другой зеркало, а в зубах щетку с воткнутой в нее гребенкой, Ариэль, иначе родственница Декстера, предстала передо мной впервые при ясном освещении. Я увидела круглое, мясистое, бессмысленное лицо, бесцветные, мутные глаза, толстый нос и грубый подбородок, полуживое, полуразвитое, неуклюжее создание, одетое в мужской сюртук и в тяжелые мужские сапоги. Только фланелевая юбка и сломанный гребень в жестких светлых волосах были единственными признаками, по которым в ней можно было признать женщину. Такова была негостеприимная особа, принявшая нас в темноте, когда мы вошли в дом.

Странная служанка, собрав туалетные принадлежности, необходимые для приведения в порядок волос ее еще более странного господина, принялась за свое дело.

Она чесала, помадила, приглаживала щеткой, мочила духами длинные, волнистые волосы и шелковистую бороду Мизериуса Декстера и делала это с самой странной смесью тупоумия и ловкости. Дело, сделанное безмолвно, с глупым взглядом, с неуклюжими приемами, было тем не менее сделано как нельзя лучше. Калека в кресле не спускал глаз с зеркала и был слишком заинтересован ходом дела, чтобы обращать внимание на нас. Только когда Ариэль, окончательно отделывая его бороду, стала лицом к нему, он взглянул на нее и обратился к моей свекрови, не поворачивая головы в нашу сторону, чтобы не показаться до окончания своего туалета.

— Мамаша Макаллан, — сказал он, — как зовут вторую жену вашего сына?

— Для чего вам это знать?

— Мне нужно это знать потому, что я не могу называть ее «миссис Макаллан».

— Почему?

— Потому что это имя напоминает мне другую миссис Макаллан, а при воспоминании об ужасных днях в Гленинге я потеряю опять самообладание и начну стонать.

Услышав это, я поспешила вмешаться.

— Меня зовут Валерия.

— Валерия! Римское имя, — заметил Декстер. — Оно мне нравится. Мой ум сформировался в римском духе. Мое телосложение было бы также римским, если бы я родился с ногами. Я буду называть вас миссис Валерия, если только вы не имеете ничего против этого.

Я поспешила успокоить его.

— Вот и прекрасно, — сказал он. — Миссис Валерия, видите вы лицо странного создания, стоящего перед вами?

Он указал зеркалом на свою родственницу так бесцеремонно, как указал бы на собаку. Она обратила так же мало внимания на его неучтивость, как если бы и была собакой. Она все с тем же невозмутимым спокойствием продолжала чесать и помадить его бороду.

— Это лицо идиотки, — продолжал Мизериус Декстер. — Взгляните на нее. В кочне капусты, растущем в саду, столько же жизни и выражения, как в наружности этой девушки в эту минуту. Поверите ли, что в этом полуразвитом создании таятся ум, любовь, гордость, преданность?

Я не решилась ответить на такой вопрос в присутствии девушки, но моя совестливость была, по-видимому, излишней. Непостижимое создание продолжало свое дело, равнодушное ко всему окружающему.

— Мне удалось добраться до ее затаенной любви, гордости, преданности, — продолжал Мизериус Декстер. — Я обладаю ключом к ее дремлющему уму. Великолепная мысль! Глядите на нее, пока я буду говорить с ней. Я назвал ее Ариэлем в одну из моих иронических минут, и она привыкла к этому имени, как собака привыкает к ошейнику. Ариэль!

Бессмысленное лицо девушки начало проясняться. Рука ее, машинально работавшая гребенкой, остановилась.

— Ариэль, ты выучилась чесать мои волосы и мою бороду, не правда ли?

— Да, да, да, — отвечала она с жаром. — И вы говорите, что теперь я делаю это хорошо.

— Да, я говорю это. Но желаешь ли ты, чтобы кто-нибудь другой делал это за тебя?

В глазах ее появилось осмысленное выражение. Ее странный неженский голос смягчился до самых нежных нот.

— Никто, кроме меня, не будет убирать ваши волосы, никто, кроме меня, не дотронется до вас, пока я жива, — произнесла она с нежностью и гордостью.

— Даже эта молодая особа, что стоит там? — спросил Мизериус Декстер, указывая зеркалом через плечо в мою сторону.

Глаза девушки внезапно сверкнули свирепой ревностью. Она погрозила мне гребенкой.

— Пусть попробует! — воскликнула она своим прежним грубым голосом. — Пусть притронется к вам, если посмеет!

Декстер засмеялся при этой детской вспышке.

— Довольно, Ариэль, — сказал он. — Я отпускаю на покой ваш ум. Вернитесь к своему прежнему состоянию и окончите свое дело.

Она пассивно повиновалась. Осмысленное выражение в ее глазах и лице мало-помалу исчезло, она продолжала свою работу с той же безжизненной ловкостью, которая удивила меня вначале. Декстер был вполне доволен этой переменой.