Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда? — хором спросили Ахиллес и Черепаха.
Зевс значительно поднял указательный палец. Пригладив взлохмаченную седую шевелюру, он пошел дальше, уткнувшись в книгу.
Ахиллес кашлянул. Черепаха вздрогнула.
— Скажи, — жалобно спросила она, — а я могу пожить здесь эдак с годик?
Черепаха не носит «Prada»
— Модники, — фыркнула Черепаха.
— Ну что ж делать, если «брендовое» значит «качественное», — рассеянно отозвался Ахиллес. — А там у вас, случайно, не доспехи «Dionis & Pallada»?
— Ага, — отозвался продавец. — У меня в бутике все самое лучшее.
— И копье от «Ares» дайте. И сандалии вон те, «Hermes».
— Тоже мне просвещенная Эллада, родина геометров, — проворчала Черепаха.
— Геометрия очень важна в моде, — сказал продавец.
— Да? А вот эти жуткие шорты?
Продавец косо посмотрел на Черепаху:
— Это мои.
— Ваши?
— Это я придумал.
— Ужас.
— Они совершенны.
— Чем это?
— Разве вы не видите, как они пропорциональны?!
— Вообще-то, — пробормотал Ахиллес, влезая в доспехи, — шорты действительно ужасны.
Продавец надулся. Потом швырнул сандалии на пол.
— К черту все это.
Он вышел из-за стойки и пошел к двери.
— Поищу-ка я себя в другом. М-мода…
Черепаха задумчиво смотрела ему вслед. Когда дверь за продавцом захлопнулась, она сказала:
— Знакомое лицо. Интересно, как его зовут?
— Пифагор, — ответил Ахиллес. — Слушай, а крылышки у сандалий разве еще популярны?
Подвиги и… подвиги
— Я вот чего не понял, — сказал Ахиллес. — Как ты убил Гидру?
— Режешь головы, прижигаешь огнем, — сказал Геракл. — Ну и беготни много.
Черепаха со знающим видом кивнула.
— А Критский Бык?
— Дубиной по голове, — коротко ответил Геракл.
Черепаха сонно кивнула еще раз.
— А как ты укротил Цербера?
— Вот это было сложно. Без всякого оружия, схватил руками за шеи и рванул… В общем, трудно объяснить.
Черепаха зевнула.
— Ага, — сказал Ахиллес. — А как ты завалил Железного Тигрокрыса?
Черепаха вздрогнула и уставилась на Ахиллеса во все глаза.
— Тигрокрыса? — удивленно переспросил Геракл. — Это он на каком уровне появляется?
Одной строкой
«Дорогой Зенон, — написал Ахиллес, — я все еще не догоняю…»
Гала Рубинштейн
«Она любит…»
* * *Она любит:
— перламутровые створки жемчужниц,
— петь
— и бить хвостом по воде, наблюдая, как солнце встает на востоке.
Он боится:
— щекотки,
— собственных снов
— и что в ухо к нему заползет скорпион, притворившись бемолем.
Она долго и безуспешно пытается взять верхнее «до».
Он лихорадочно шарит взглядом по палубе,
находит комочек воска,
разогревает на жаровне,
разминает в руках,
обжигается,
дует на пальцы,
заклеивает уши
и немного успокаивается.
Она рыдает на груди морского царя:
«Папа, я хочу умереть,
у меня совершенно нет голоса, папа!»
Он велит привязать себя к мачте
и устремляет взор к горизонту.
Морской царь думает: «Слава богам,
в этот раз, кажется, обошлось» —
и запирает трезубец в несгораемый грот.
Боги некоторое время выжидают,
потом переглядываются,
пожимают плечами
и возвращаются к своим повседневным делам.
Александра Тайц
ВЫ НАС ВИДЕЛИ?
Хелена и Роза сидят на ковре у Розы в комнате и беседуют. Над ними на стенке висит плакат с Дэниелом Рэдклифом. Роза его любит. Точнее, она любит Гарри, которого играет Дэниел Рэдклиф. «Очень странно, — думает Хелена, — любить Гарри, он ведь ненастоящий». Она косится на плакат неодобрительно, и Роза замечает ее взгляд.
— Кто тебе больше нравится, — спрашивает Роза, — Рон или Гарри?
— Рон, — отвечает Хелена. И добавляет важно: — Он значительно больше похож на описанный автором персонаж.
«Очень странно, — думает Роза, — так говорить про Гаррии Рона, словно они ненастоящие. Персонаж!»
— А ты бы хотела, — спрашивает она вкрадчиво, — с ним познакомиться? С Роном?
«Во дает», — раздраженно думает Хелена. Она дергает плечом и замечает резонно:
— Роза, ты чего? Ему было одиннадцать, когда нам было шесть! О чем с ним говорить?
— А все-таки, — упорствует Роза. — Если бы можно было бы? Познакомилась бы? Или тоже струсила? Как в прошлый вторник на танцах?
— Понятия не имею, — снова дергает плечом Хелена.
— А вот я бы… — мечтательно начинает Роза.
— Он тебя на голову ниже, — Хелена наносит удар ниже пояса, видит Розино лицо и сразу раскаивается. — Да ладно, ну что ты! Ему уже семнадцать! Он наверняка высокий!
* * *Хелена хлопает входной дверью, роняет сумку на пол, на ходу снимает кроссовки, кидает на журнальный столик почту. Дома никого нет. Она делает себе бутерброд и наливает соку. «Сейчас немного посижу и пойду делать уроки, хотя страшно не хочется», — думает Хелена, сидя на диване и разглядывая почту. Счет за электричество. Реклама постельного белья. Реклама туалетной бумаги. Реклама зубного врача. Счет за газ. Четыре письма из кредитных компаний. Листок поиска пропавших детей…
Листок приходит раз в три дня. Это маленькая бумажка с надписью поверху «Вы нас видели?» и парой размытых фотографий. Хелене не хочется жить в мире, где куда-то деваются дети, поэтому она старается его не видеть. Обычно она прячет листок между страницами рекламного буклета и как можно быстрее выкидывает буклет в мусоропровод. Но уроки делать не хочется, а почта кончилась, и Хелена берется разглядывать листок.
На одной из фотографий — мексиканская девочка с челкой. Эстебания Родригес, 5 лет. Пропала в городе Эмеривилль в 2003 году. Фотография обработана в соответствии с возрастом ребенка. Мама с папой сидят и ждут свою Эстебанию и плачут. А ее все нет и нет, и каждый год им по почте приходит фотография. И на каждой фотографии Эстебания чуть старше, их ведь обрабатывают в соответствии с возрастом ребенка.
На второй фотографии — мальчик, взлохмаченный и курносый. Рональд Ховерли, 13 лет. Пропал в городе Пало-Альто в 2004 году. Даже на черно-белом фото видно, что пропавший мальчик — рыжий с зелеными глазами. И с веснушками. «Ого, — думает Хелена, — вот это да!» Мальчик очень, просто ужасно похож на Рона Уиз-ли. То есть на актера Руперта Гринта, поправляет себя Хелена. Фотография, снова читает она мелкий шрифт, обработана в соответствии с возрастом. «Вот это — настоящий Рон, — думает Хелена. — Когда-нибудь он найдется, и мы познакомимся».
* * *Хелена ныряет в постель и смотрит на стенку рядом с подушкой. К стенке пришпилена коллекция брелоков, мамины рисунки, открытки из Киева, Рима и Нью-Йорка. Между ними — фотография Рона, вырезанная из объявления. Мысли в голове текут плавно и сонно: «Может быть, он убежал из дома. Поселился в каких-нибудь развалинах, вон хоть, скажем, у нас в парке. Если спуститься между скал, то там есть пещеры, и можно жить хоть всю жизнь. У него есть домашний енот, а зовут его Анубис. По ночам они с Анубисом жгут костер и пьют чай из жестяных банок…»
* * *Хелена просыпается от звука собственного имени.
— Хелена! — кричит кто-то невидимый за окном. На тротуаре стоит Рон, у его ног — Анубис.
— Не кричи, — шепчет она, — весь дом перебудишь. Сейчас я выйду.
Она одевается и выбегает на улицу. В свете фонарей Рон выглядит очень худым, бледным и каким-то черно-белым, словно на фотографии. Но веселым.
— Привет, — говорит Рон. — Пойдем, я покажу тебе пещеру.
Они спускаются в парк. Пещера спрятана меж двух отвесных скал, с дорожки ее совсем не видно. Попасть в пещеру можно только по воде.
— Обними меня за шею, — шепчет Рон. Он подхватывает Хелену на руки.
«Какой он сильный», — думает Хелена и просыпается от восторга.
* * *Каждую ночь они бродят по ночному парку, а потом пьют чай у костра и смотрят на свет маяка Хелене очень хочется поцеловать Рона, но ей неловко. «Слушай, — говорит она, — как получается, что я всегда просыпаюсь дома?» Рон пожимает плечами. «Я хочу увидеть тебя днем», — говорит Хелена. «Для этого, — серьезно отвечает Рон, — нужна цветная фотография. А у нас только черно-белая». В свете костра волосы у него светятся тусклым золотом.
* * *Из каждой почты Хелена тщательно выбирает листки с фотографиями пропавших детей. Через полгода ей снова попадается фотография Рона. Хелена вешает ее рядом с предыдущей и поражается разнице. Фотография, думает она, обработана в соответствии с возрастом. Надо же, как он вырос за эти полгода!
- Хроники Гонзо - Игорь Буторин - Юмористическая проза
- Секретарь из почтового ящика - Аркадий Аверченко - Юмористическая проза
- Руководство для образцовых влюбленных - Стивен Ликок - Юмористическая проза